Центробежная сила, возникающая при развороте самолета, трансформируется, если самолет наклонить, как это делают велосипедисты, и сказывается на сидящих внутри людях легким увеличением силы тяжести. Для пассажиров это происходит незаметно, поэтому они невольно шарахаются, случайно бросив взгляд в иллюминатор и обнаружив там стоящую боком землю.
Самолет шел на снижение, и табло «fasten seat belts» горело уже несколько минут. Мы разлили остатки теплой водки по пластмассовым стаканчикам и выпили. Позади остались несколько часов утомительного полета с промежуточной посадкой и несколько тысяч километров пути.
Иркутск. Я вылетал сюда один через сутки после отбытия команды, но с удивлением обнаружил «300» в промежуточном аэропорту: господа музыканты стояли возле барьера и пытались зарегистрировать билеты на мой рейс…
«Наверное, с самолета сняли, – подумалось мне. – Но почему всех сразу, вместе?» – я озадачился и незаметно подошел к ним.
– Оба-на!.. А тут наши! – громко поздоровался я с их спинами. Обернувшись и увидев меня, родной коллектив слегка удивился, хотя все они почти наверняка знали, что я полечу следующим рейсом.
– Кири-и-илыч! – протянул Майк и, улыбнувшись, пожал мне руку.
– Юрьич, – обратился ко мне Илья, – как там Питер – стоит?
– Стоит, стоит, – ответил я, и, наскоро обняв Кулибахтера, стал приглядываться к Шуре, который стоял рядом и как-то странно молчал. – Что это он такой мрачный?
Не дождавшись ответа, я повернулся и спросил:
– Майк, блин, что случилось? Вы же вчера вылетали!
– Вот, ну… Поскольку у нас здесь есть свои люди, то мы не придумали ничего более умного, как взять им и позвонить, – с лукавой усмешкой произнес он. – Нас пригласили в гости, ну а мы всегда с большим удовольствием. Что ж не навестить братков? – задал он риторический вопрос, затем обернулся и скорбно посмотрел на Шуру. – Ну, ты знаешь, как это бывает… Короче говоря, Шура пал жертвой их гостеприимства, как и все мы… В общем-то не специально, так получилось… Собственно, ничего страшного не произошло: мы, притомившись, спали в ряд на диванчике, а Шура с каким-то кренделем начали потихонечку показывать друг другу каратэ, причем, постоянно ходили по нашим ногам, – притворно возмутился Майк. – Ну а поскольку это продолжалось всю ночь, то к утру и Шура притомился…
– Как и все вы, – ядовито вставил я.
– В общем, да, – сказал Майк и значительно ткнул прямым пальцем в стоящий неподалеку Комитет по Встрече (промежуточный вариант). – Но не по нашей вине! – заключил он убедительно.
Вид у всех них был несколько помятый, впрочем, я и сам выглядел не лучше. Я был рад, что мы полетим дальше все вместе; я был рад видеть их, несмотря на то, что буквально накануне они же меня и оштрафовали на целую зарплату от концерта.
Получилось это так. В «Зоопарке» действовала жесткая система штрафов: за ор (повышение голоса на коллегу), за опоздание, за прогул, за лажу, за игру в нетрезвом виде (гм…), за срыв концерта (самый страшный) и за многое другое. «Штрафные» деньги делились на всех, но обычно становились выручкой ближайшего «прогрессивного» магазина, так что проштрафившийся особо не ущемлялся, а иногда и сразу приходил со штрафом в кармане. Также штраф можно было внести заранее и орать сколько угодно и на кого угодно (правда, желающих почему-то не находилось). Система эта была придумана для того, чтобы ограничить вредные привычки некоторых членов коллектива и поддерживать внутреннюю дисциплину.
С моей историей было сложнее – я сознательно пошел на тяжкое нарушение и даже предупредил о нем заранее, за что и был оштрафован на приличную сумму, которую, видимо, и оставил в городе промежуточной посадки мой родной коллектив.
Дело было в том, что моя жена, певица Ольга Домущу («Джонатан Ливингстон»), в ту пору работала с Игорем Корнелюком, и они вместе распевали его песенки по городам и весям огромной страны. Наши гастрольные графики иногда не совпадали: зачастую получалось так, что я прилетал – она уезжала, она приезжала, а я улетал. Мы были молоды, счастливы и проводили вместе все свободное время, но из-за разницы в графиках поездок наши разлуки иногда затягивались на многие недели. Именно так и вышло на этот раз: я должен был улететь в день ее приезда. Мы не виделись около месяца, и отправиться в дорогу, не повидав Ольгу, я попросту не мог, к тому же издевка Судьбы заключалась еще и в том, что ее самолет приземлялся за пару минут до того, как мой йероплан отрывал колеса от земли. Это было слишком уж невесело, и я пошел к товарищу Руководителю с нижайшей просьбой о разрешении вылететь на один день позже.
– В принципе, должен тебе заметить, что это серьезное нарушение, и ты как товарищ Первый должен это понимать, – весомо заметил Майк. – Для начала коллектив захочет штрафа, причем, штрафа значительного, похоже на то.
– Но, Майк…
– Можно много рассказывать о своей большой и хорошей любви, чем нежели взять и поехать с любимым коллективом эх да на гастроли, – перебил меня Майк. – Опять-таки, это твое личное дело – ехать-не ехать. В чем я не до конца уверен, скажем так.
Вот так и получилось, что за единственную ночь с собственной женой мне пришлось выложить кругленькую сумму. Я еще долго потом мрачно шутил по этому поводу и часто ставил себя в пример перед провинившимися, которые посмели оспаривать постановления коллектива и якобы несправедливые штрафные санкции.
Итак, я летел из Питера и сидел в первом салоне (подсевший по ходу полета коллектив расположился во втором, но я отчетливо слышал голоса коллег). Достав из кейса бутылку пепси-колы и не имея открывалки, я стал пытаться отковырять пробку, но кончилось это тем, что пробка с резким хлопком выстрелила в потолок. И тут же прибежала встревоженная стюардесса. Я ее успокоил и стал уговаривать переселить меня во второй салон, поближе к своей компании. Согласилась она лишь после того, как я пообещал собрать автографы со всей команды.
– Кирилыч, а уместно ли мне будет спросить: не много ли ты, брат, пива прихватил? – спросил Майк, увидав меня, волокущего по проходу самолета огромный, характерно позвякивающий баул.
– Это не пиво, это «Полюстрово», – запыхавшись, ответил я.
– Позволю себе несколько усомниться в этом, – не поверил мне Майк, и, откинувшись в кресле, принялся изучать кроссворды.
– Да ладно, завтра увидите, в чем тут дело, – сказал я и добавил – после банкета.
Самолет пошел на посадку. Он долго жужжал двигателями, примериваясь, как бы поудобнее сесть, наконец, коснулся земли и резво побежал по бетону, слегка потряхивая своим длинным телом.
Мы сошли с трапа, слегка пошатываясь от усталости, и тут произошло нечто неожиданное: стоявший неподалеку духовой оркестр громко грянул наше «Буги-вуги». От неожиданности мы замешкались. Но когда из-за толпы встречающих выбежала живая корова и, странно прихрамывая, бросилась прямо к нам – мы оторопели: для измученных (в том числе и долгим перелетом) музыкантов это нападение случилось слишком неожиданно. Мне стало плохо, и я полез под трап.
Техники, суетившиеся около самолета, с изумлением наблюдали за коровой, выписывающей кренделя по летному полю. Лишь когда она приблизилась вплотную, нам стало ясно, что корова бутафорская, а в ней сидят двое встречавших нас парней, причем один из них радостно ухмылялся из-под коровьего брюха.
– Да-а-а, сильная встреча: как-то так, с оркестром, нас еще нигде не встречали, – чуть удивленно заметил Майк и пошел здороваться с Комитетом по Встрече.
Но встреча эта опять оказалась промежуточной, так как наш путь лежал дальше – в город N, расположенный невдалеке от Байкала. Туда мы и отправились на стареньком автобусе, по дороге почтив своим присутствием один из иркутских молодежных театров.
***
– Кирилыч, по-моему, ты сбрендил: привез «Полюстрово» на Байкал! – констатировал Майк, с изумлением рассматривая двадцать бутылок минеральной воды, извлеченных из моего баула и любовно расставленных на столе в номере гостиницы.
Вообще, я давно заметил: что бы вы ни делали, каким бы сумасбродством ни занимались, делать это нужно с абсолютной уверенностью в своей правоте; тогда люди, окружающие вас, автоматически проникнутся очевидной необходимостью ваших поступков. Майк часто говаривал: «Улыбка на сто тысяч долларов – и вперед!». Я был способным учеником.
– Нет, мне как-то непонятно: ну зачем, ну на финна тебе столько воды? – не унимался Майк. – Было бы пиво, было бы понятно – но «Полюстрово»!..
Я только усмехнулся. «Зоопарк» тогда еще только начинал ездить в дальние гастроли, и музыканты пока еще не были знакомы с некоторыми тонкостями адаптации к чужой местности, а ведь из-за разницы в составе воды у многих могли бы возникнуть проблемы с желудком. А рок-н-ролл со сведенным животом не сильно поиграешь…
И я оказался прав: на следующее утро в дверь моей комнаты раздался стук:
– Ну, где там твое «Полюстрово», что-то питерской водички захотелось, – примерно такую фразу произносили братки, заходя ко мне один за другим в течение дня.
Концерты в том городе оказались незабываемыми – настолько темпераментной была местная публика; я бы даже сказал излишне горячая. Новенький, только что после ремонта зал, разнесли вдребезги. Пригласивший нас местный комитет ВЛКСМ был в ужасе от содеянного фанами и отказывался выплачивать нам всю заранее оговоренную сумму гонорара. Но мы лично отправились в гости к комсомольцам и вытрясли из них все наши деньги, буквально опустошив их партийную кассу (а кое-кто из наших, увлекшись, даже выгреб из нее последние пятидесятикопеечные монеты – полтинники).
Обратно в Иркутск мы отправились на такси, на нескольких машинах. Господа «собственно артисты» и директор гордо восседали в первом автомобиле.
– Отец, где бы здесь пивка испить? – спросил водителя Сева Грач.
– Дак есть тут одно место, дык ведь у вас пакетов нету, – ответил тот.
– Каких таких пакетов? – насторожились мы в предчувствии урока познания жизни.
– Дык обыкновенных, политиленовых.
– А зачем?
– Пиво наливать! Зачем, зачем. Затем! – возмутился водила нашему непониманию совершенно очевидной для него истины.
Не до конца поверив в возможность наливания нескольких литров жидкости в обыкновенный полиэтиленовый пакет, мы все же купили их несколько штук и подъехали к обыкновенному с виду пивному ларьку.
– Вот вам ваше пиво! – буркнул водила, и мы увидели несколько странную для питерского любителя пива картину.
Пивной ларек – как у нас, очередь – как у нас, но вот пьющие пиво люди несколько отличаются. Покупатели – суровые мужики с синеватым оттенком эпидермиса – протягивали в оконце деньги и свернутый пакет; там пакет принимали, подключали к крану, наполняли и возвращали страждущему огромный желтый пузырь с бултыхающейся сверху белой пеной. Молчаливые владетели мешков с пивом отходили в сторонку, по пути крепким узлом завязывая верхнюю часть пакета, потом разбредались своими тропами. Особо нетерпеливые, едва завязав пакет, тут же откусывали у пузыря нижний угол и алчно приникали ртами к его блестящему желтому телу.
Майк, обернувшись к нам с переднего сиденья, заявил с оттенком неуверенного удивления:
– Это очень специальный способ употребления пива – ничего более смешного я в жизни не видел.
– Именно таким я и представлял себе мочевой пузырь, – сказал я.
– Алкоголика, – подхватил Илюха.
– Сева, вперед! – скомандовал Майк Грачу.
– Ну что, надо брать, закряхтел Сева, вылезая из машины и направляясь к концу очереди.
– Смотри, пиво не пролей! – Крикнул ему вдогонку Майк.
– И не сдохни, как собака! – громко продолжил Майковское предупреждение Кулибахтер, наблюдая за Севиным неуверенным продвижением к ларьку.
Через несколько минут каждый из нас стал счастливым обладателем волшебного пивного мешочка, но вот пить из него в идущем на приличной скорости автомобиле было смерть как неудобно. А уж держать в руках мокрый, постоянно норовящий выскользнуть холодный пузырь – это вообще из области алкогольного экстрима, но следует отметить, что к великой радости таксиста все четверо пассажиров, которые дружно посасывали постепенно сдувающиеся шары, были весьма аккуратны: никто не пролил ни капли.
Надо сказать, что «Зоопарк» был готов потреблять пиво любого качества, в любых количествах, в любое время суток и в любом состоянии.
«Пиво бывает только двух сортов: хорошее и очень хорошее» – таким образом определил наше отношение к древнему напитку Паркетыч. Правда, это касалось исключительно пивного качества, а что вот касается способов упаковки напитка, то теперь эмпирическим путем нами было выяснено и установлено, что пиво бывает не только бочковым, баночным или бутылочным, но даже и мешочным.
Для Specialradio
Январь 2009
ИЗ ИСТОРИИ ГРУППЫ ЗООПАРК. ЧАСТЬ 1. САМОЛЕТЫ ИГРУШЕЧНЫЕ И НАСТОЯЩИЕ
ИЗ ИСТОРИИ ГРУППЫ ЗООПАРК. ЧАСТЬ 3. ЕВРЕЙСКИЙ НАРОДНЫЙ КОЛЛЕКТИВ
