Последние пятнадцать лет хитрые старики навязывали патриотической молодежи моду на раннюю смерть.
Последние пятнадцать лет хитрые старики навязывали патриотической молодежи моду на раннюю смерть. Дескать, как это эффектно – погибнуть в расцвете лет на баррикадах! При этом сами они без адвоката не готовы отправиться ни в морг, ни в «Валгаллу». Даже если их туда посылают хором разочарованные вчерашние юноши, угробившие на стариковские бредни, страшно подумать, в общем-то, лучшие годы жизни.
Правда, эти старики-зазывалы все-таки дожили до частичного возмездия – теперь мы с безжалостным азартом, как когда-то за членами Политбюро, следим, как крепчает их маразм, путается речь, внешний вид – гаже некуда, делается еще противнее.
В качестве примеров для подражания молодым людям были рекомендованы зарубежные и местные артисты – в основном певцы, в основном захлебнувшиеся собственной рвотой. Плодовитый японский писатель, якобы вспоровший себе живот. Если лет через 100 выяснится, что он, самурай этот просто отравился консервами, как Петр Лещенко, претензии предъявлять будет не к кому, все уже будут в “Валгалле”, да в архивах кокетливых “красно-коричневых” газет.
Да, кого только не протаскивали на роль очередного “есенина” для всегда готовых к скорби есенинских вдов обоего пола. Сентиментальные, многословные, иногда даже “матюкливые” вожди только и делали, что звали: «Умри, юнец»!
Удостоверившись, что разоблачение им мало чем угрожает, старики-“шахерезадницы” живут ожиданием, пока подрастает новое поколение гаврошей, хорст весселей и квексов, готовое выслушивать их сказки. Оно обязательно подрастет, судя по слепой жажде размножения, но и “шахерезадницы” не вечны. Пора бы их лишить “родительских прав” и определить в богадельню. Тем более есть прецеденты – Эзра Паунд, генерал Григоренко и др.
«Какой симпатичный имперский маг», – сказала когда-то Татьяна Миткова, показывая еще советскому телезрителю Дэвида Дюка. До гастролей было еще далеко. Еще свежа была память про другого штатника – симпатягу с похожим звучным и четким именем Дин Рид. В какой-то степени Дэвид Дюк – это АнтиДинРид. Приехал, кому-то приглянулся. Дин Рид с просроченными рок’н’роллами гастролировал по БАМу (и где теперь БАМ – в “Wop-bop-a-loo-bop-boo-lap-bam-bum”?), Дюк гуляет по Малороссии, скоро доберется до Бессарабии, где ему выделяет румына-переводчика. И Дин, и Дэвид – оба вполне нормальные ребята, романтики. Но сколько лет уже национал-ханжи пытаются скрестить Дэвида Дюка с Дином Ридом! И почему это те, кому одинаково плевать и на того и на другого должны закрывать глаза на полный провал этих экспериментов?
Тоже тревожная “мода” – на одного забеглого американца, в ответ за океан рвутся “ломать” себе “целку” табуны наших с вами соплеменников. И вы не хуже знаете, кем они оттуда возвращаются – невозможными.
Мода на нелады с законом, на мученичество не нова. Ею увлекались бесившиеся при Брежневе с шашлычного жира дачных пьянок “диссиденты”. Многие, несмотря на научную степень и собственные машины, буквально лезли за решетку. Отказники-проказники. И стиль одежды был сходный – френч, борода, пенсне. Неприятное будущее высыпает сыпью, выскакивает прыщиками. Пошлое прошлое возвращается, словно оголяется лысина.
Кому-то очень хочется возродить моду на бараньи шествия “за нашу и вашу свободу”. Кто-то уже навострил лондонское ухо и ждет, чтобы “вдруг заржали кони, возражая…” не то – против того, что мочатся теплым, не то – против того, что пьют холодное.
Снова в моде бомбисты-террористы. И не только Баадер-Майнкопф, поминая которых Лимонов глотал собственную сперму. В эфире “Эха Москвы” журналистка Геворкян (ей из Парижа виднее) называет “армянским Сахаровым” террориста Степана Затикяна – взрывавшего советских людей в московском метро. Жаль, этот Затикян, как многие революционеры: не оставил после себя песен. Сейчас бы в клубах звучали их ремиксы. Создалась же мода на ничтожнейший “Муслим Гауз” – лишнее доказательство, что “в России можно все”.
Демонстрацию диссидентов – родство пижонства и мученичества одним из первых отметил и высмеял Леонид Гайдай в “Бриллиантовой руке”. Помните? “Брюки превращаются… превращаются брюки…” Лимонов этого гениальному режиссеру вовек не простит.
Ведь демонстрации – это catwalk, подиум патриотической моды. Была бы мода, а модели сами припрутся. “Собирайтесь и брюнеты и блондины…” Поразительное число людей, часто не молодых, до сих пор уверено в неотразимости своей походки, бородки, распахнутого плаща…
Даже когда почтенный писатель-державник щеголяет количеством временных поясов (Империя!) звучит это, как будто речь идет о поясах дамских. Одинаково неприлично для пожилого человека, знающего как обстояли дела и с теми и с другими поясами, и для юнца, которому вообще что-либо знать еще рано.
И зачем столько флагов? И что это за небритая рожа? Не то – в распухшей ярмолке, не то – в сомбреро, обрезанном до размеров фески? И почему его так много?
-Не притворяетесь, что не знаете! Это же Че!
-Че? Тогда понятно, и зачем нам этот хрущевский нахлебник? Хрущев дарил “иван денисовичам” квартиры в Москве, дармоеды из третьего мира питались в Кремле, а дети рядовых тружеников пухли с голоду. Революцию делать? А вы готовы попасть в лапы к этим насквозь фальшивым “барбудос”? Впрочем, стремление попасть в лапы “барбудос” указывает на вполне определенные наклонности.
Один такой неказистый “саквояжник” возглавляет экстремистскую организацию – не в джунглях, заметьте, под носом у Кремля. Об этом фильм Алены Полуниной “Чепалыга – маркиза ангелов”. Премия гарантирована. Дудинский надавит – и дадут.
Ей богу, снимаемый с пьедестала Дзержинский и летящий вниз пятнистым лбом Фидель вызывают диаметрально противоположные чувства у тех, кто разбирается.
Истинный дендизм не нуждается в спецэффектах. Не требует эректоров и скрытых в подошве башмака элеваторов. Поэтому в красноречивом немногословии такого красавца есть нечто монументальное, из мира памятников. Но нам надо успеть высказаться…
В эпоху дефицита нижеописанное явление было нормой городской повседневности. Вдруг в дамскую парикмахерскую или в туалет влетает полячка с кошелкой: “Налетай, народ! Кому трусики “неделька”, а кому и вибратор!” Бабы ковыряются, торгуются, берут.
Примерно так же, как польские “туристки” с сумками барахла, появился в Москве “саквояжник”, и не один. Причем и художественное и нравственное содержание его продукции в точности совпадает с ассортиментом польской кошелки: подштанники и вибраторы. А дефицит вроде бы остался где-то там во временах, когда в Бони Эм подтанцовывал еще совсем другой негр. Чего-чего, а трусов и вибраторов в “другой России” хватает. Зато налицо дефицит другого рода – дефицит брезгливости, презрения к “вечному скитальцу”, к отстающему от моды агасферу – саквояжнику. “Налетай! Дневник неудачника! Сам приходи – и овцу приводи.” Ведут, приводят. Овцы нынче подкованные. “Кретин, а с ним кретинка – одеты как картинка”.
Неожиданно воскресла забытая профессия – “пересказчик фильмов”. В каждом советском дворе было такое трепло и, естественно, ему казалось, что он в центре внимания, изображая мушкетера, ковбоя или эсэсовца, пересказывая то, что все уже давно и не раз видели.
Поверьте мне, эти жутковатые строчки написал человек не даром носивший погоны офицера разведки (впрочем, надевал он их редко), не озлобленный отщепенец или провокатор-нацмен. Была, была промозглая порнографичность (словно к натуральным облакам примешались клубы дыма из заводских труб) в мероприятиях, когда “норки стоят, а кролики идут” (анекдот имеет в виду мех, из которого пошиты шапки). И будь проклят тот, кто цепляется за эту моду.
Пятнадцать лет из стариковских чресел регулярно выскакивала кукушка, чтобы прокуковать: «Да, смерть»! При этом почему-то ни один “знайка” не отметил, что слова эти произносит Иван Ильич Головин в “Смерти Иван Ильича”.
И вот целое поколение, прихорашиваясь для эффектной гибели, увлеклось, забыло повзрослеть и не заметило, когда появилась вывеска “Танцы, кому за 30″…
Тоже знакомая картина. Начало 70-х, суббота, звезды. Толпа на танцплощадке и вокруг нее. Пальцы на шершавом цементе ограды. Непонятно для чего собрались, но и не расходятся. Невзрачный очкарик уныло тянет “Child in time” и никак не может раздухариться – разораться. Топчутся на сцене, топчутся внизу. И не разойдутся, пока каждый не получит то, за чем пришел. Пока не воздастся им за явное усердие и покорность согласно их тайным вожделениям. Кто-то даст по морде, кто-то получит, кто-то подхватит заразу, кто-то потеряет невинность, кто-то попадет в колонию, кто-то примет твердое решение организовать такой же ансамблик, кто-то поймет, что многие неприличные вещи у мужчин получаются лучше, несмотря на партбилет.
Да, танцплощадка и бетонная ограда, и пациенты доктора Моро. Вместо марихуаны – горлышко в глотку, вместо кокаина – средство “Одорекс”, а вместо кальяна – пожалуйста, туалет. Там тоже булькает. Туда! Туда! Как пишут в старых романах – если ты споришь со своей совестью и влеком миражом. Постой над писсуаром. Помечтай: вот хорошо бы зашел сейчас сюда Дин Рид в сомбреро, или Че Гевара в берете. Я им скажу: “Рот фронт!” или “Салют!” и они поймут меня. Поймут!
Карнавальный костюм уместно надевать (с помощью старших) на новогоднюю елку, на утренник солидарности (дружба народов заканчивается в первом классе, второклассник-“интернационалист” в наше время уже пособник оккупантов) и получить за него приз – допустим, куклу, с которой взрослый человек уже не знает, что делать.
Горько повторяться, но все-таки хорошо сказал Джакомо Леопарди: Мода – сестра смерти. От нее зависит фасон парашюта, делающего затяжным наш прыжок из одного места в другое.
Жизнь моде не родня. И нас это должно радовать.
Ну а кого же считает за денди автор этой статьи? Довольно многих. В зависимости от того, где и как они нашли возможность дать проявиться своему дендизму.
Денди бывают – безмолвные, немногословные и голосистые (к числу последних принадлежат, для примера, Хампердинк и Магомаев).
Возьмем картину “Убрать Картера”. Майкл Кейн хорош. И драматург Озборн хорош в роли прохвоста. Оба говорят немного, зато каждое слово вот такой гвоздь в фанерный гроб с тиражами наших доморощенных трепачей. И все-таки главный денди в этой (теперь уже, хвала святым, общедоступной, чтобы упрекать меня в щеголянии непонятными вещами) уголовной драме, за весь фильм не произносит практически ни слова. Киллер, который в конце картины продырявит лоб сентиментальному гангстеру, так не похожему на Шукшина. Это – Джон Хендри. Крепкий, взрослый, неспортивный. У него даже имени в титрах нет, только буква “S” на перстне с печаткой.
Если бы такой человек был дедом Прохора Громова, он бы не оставил против себя улик в виде списка “мною убиенные”.
Не менее краток и убедителен великий советский актер Игорь Горбачев в “оттепельной” мелодраме “Все остается людям”: “Сволочь”.
“Сволочь”… Одним единственным словом он дает портрет своей жены, замешанной в заговор врачей-убийц, и мы сразу понимаем, каким людям все остается.
Кстати, пересматривая “Угрюм-реку”, впервые в жизни уговорил посмотреть этот шедевр одного, скажем так, богемного догматика. Так и сказал: “Сядь и смотри”, добавив пару слов. И вот он – типичный объедала и опивала с колоссальным стажем, завсегдатай ярмарок тщеславия впервые в жизни сквозь зубы сказал мне «спасибо» сразу после первой серии, а три последующие вечера провел у телеэкрана в “домашнем режиме”.
Даже он – Жаба, осознал и понял, что это – последний шанс оценить и увидеть, что может человек, на это способен талантливый человек в великой державе, а еще сильнее посмотрев вокруг, отметить чего никак не может современная бездарность, на что она – сама себя награждающая, не годна. Ибо “Угрюм-река” это точка отсчета обратной эволюции, в результате которой происходит обратное превращение не в безобидных первобытных обезьян, но в назойливых недоделанных уродцев – гнусную пародию на героев и создателей “Угрюм-реки”. То есть всех тех, кого пощадил лихой топор естественного отбора, кого выхаживают в лечебных ванночках-спа, отваживают при помощи молитв и заклинаний от сосочек, рожков и куриных титек. Словом, повезло всем тем, кто вместо списка “мною убиенных” угодил в шортлист.
Если в древности гвоздем карьеры всякого чудотворца было воскрешение им мертвых, то сейчас главная задача – омоложение тех, кто при смерти. Внешний вид тех, кому уже пора, но они почему-то тянут резину и гласные звуки, становясь отцами в возрасте, когда отцов уже хоронят.
Итак, воспитание воли к жизни, готовности к дальнейшей жизни, а не к бесполезной тоске по молодости… Не хвалите оригиналы, избавляйтесь от копий. Осознайте вред от кумиров видимых и невидимых. Вредность героев и атлетов – самовлюбленные, избалованные хамы и эгоисты на шее нации. Нам не нужны чужие рекорды.
Дендизм как идеология победителей – никаких самопожертвований и никаких жертвоприношений. А курортную инфекцию экстремизма пусть каждый залечивает по месту жительства. Они там, как говорит дядя Ерошка “травы знают”.
Кто таков денди – тот, кто снова пройдет не как модель-потаскушка, но как “хозяин необъятной Родины своей”, хрустя костями и кассетами. И его “брод” (в отличии от “Бродвея” хилых стиляг) его маршрут проляжет “с южных гор до северных морей”, недаром Виктор Шкловский подчеркивал “Арктика не зады, а фасад России”.
Коляска с молодящимся “гаврошем” пусть катится по потемкинской лестнице до окончательного омоложения. Чтобы там, как у Гете, внутри “мертвый младенец лежал” – в курточке-косушке, и в очечках. Назовем его “Долежалик”. А еще лучше, чтобы в коляске было пусто. А то начнется такое – они уже детей не щадят! Кромешники! Опричники! Почему бы и нет? Какая разница, как будет зваться тот, кто избавит вас от иллюзий и научит хорошему вкусу?
