Dead Can Dance можно смело назвать одним из самых гармонично сложенных и наиболее удачно продуманных мультикультурных музыкальных проектов конца прошлого века. Редко можно встретить современную world музыку, передающую так много визуальных образов и так качественно транспортирующую наследие умерших культур разных континентов в отдельно взятом звуковом фрагменте.
Начать стоит с того, что Dead Can Dance, в том виде, в котором он ассоциируется у знакомых с проектом людей, – это два человека – Brendan Perry и Lisa Gerrard, хотя за стенами студии они никогда не обходились без сессионных музыкантов. Оба – англо-ирландского происхождения, оба перебрались с родины осваивать Австралийский континент. Семья Перри поехала дальше – в Новую Зеландию. Там в 1977 году панкующий Перри начал играть на бас-гитаре и петь в новозеландской группе Scavengers, исполняющей психоделическую музыку в духе Stooges. Как вспоминает он сам, играть на гитаре он начал под влиянием полинезийских музыкантов в католической школе в Ponbsonby, куда Брендан ходил. В 1979 году группа устала от новозеландского культурного «тухляка» и перебралась в австралийский Мельбурн, переименовалась в The Marching Girls и стала экспериментировать с альтернативными ритмами, лупами и более свободными формами. В Австралии Брендан в первую очередь пытается выжить и начинает выступать со своей группой по кабакам, в процессе чего и познакомился с вокалисткой и клавишницей с классическим образованием Lisa Gerrard. Она занималась в Мельбурне практически тем же. При этом оба жили в квартале East Prahran, славящимся национальным разнообразием обитавших в нём людей. Быстро поняв, что и в Австралии с музыкальной точки зрения ловить нечего, музыканты задумывают как можно быстрее перебраться в Англию, и начинают вкалывать в ливанском ресторане, чтобы заработать на переезд. Но не забывали при этом о музыке. В 1981 году уже формируется первый состав Dead Can Dance: Перри, Джеррард, Paul Erikson и Simon Monroe. Обязанности вокалиста лежали целиком на Перри; у него был мягкий спокойный голос с кантри-интонациями. Поначалу Лиза не горела желанием участвовать в постоянном составе, предпочитая иногда подпевать и подыгрывать на китайском инструменте Yang Chin. Perry говорит: «С самого начала основания группы, мы решили избегать минутных тенденций в музыке и обратиться к таким выразительным средствам, с помощью которых мы бы могли усваивать как можно больше различных традиций и использовать их в наших собственных целях. Нас чаще всего практически невозможно классифицировать». Первой совместной песней, где Джеррард исполнила лидирующие партии вокала, стала полуимпровизационная “Frontier”. Не-лирическая, основанная на чистом фонетизме манера исполнения Лизы сразу же стала важным стилистическим элементом музыки Dead Can Dance. Часто остаётся загадкой, на каком же языке она иногда поёт в том или ином номере. Особенно, когда дело коснулось использования в песнях вымерших языков и полного погружения в культуры Междуречья и Европы. Состав молодой группы быстро менялся, но её движущей силой оставался Брендан, который разрабатывал все музыкальные концепции коллектива. А Лиза, наконец, решила рискнуть и попытать счастье, став постоянным участником Dead Can Dance. Единственной, относительно заметной опубликованной в тот период песней группы стал трек “The Fatal Impact” (о расовых проблемах австралийских аборигенов), записанный для кассетного приложения к местному журналу “Fast Forward”. После этого группа свернулась до размеров дуэта и стала паковать чемоданы. Больше никто из их друзей-музыкантов не захотел покидать Австралию.
Первое время в Лондоне дуэт перебивался с хлеба на воду, жил на пособия по безработице и упрямо записывал «демонстрашки» в надежде на вожделенный контракт. В конце концов, благодаря одной из разосланных кассет, Лиза и Брендан познакомились с шефом маленького независимого лейбла 4AD Ivo Watts-Russel. Именно он пригрел у себя на груди группы Bauhaus и Cocteau Twins. Он был впечатлён tribal-треком “Frontier”, однако по причине скудных финансовых ресурсов не мог сразу организовать Dead Can Dance массивную промо-кампанию. Но стоило только начать! В ноябре 1983 года группа записывает одну из легендарных радио-сессий у John Peel на BBC, а уже в марте 84 подоспел и первый полноценный альбом “Dead Can Dance”. В нём легко угадывалось влияние музыки Joy Division и The Cure, и не в последнюю очередь это казалось холодного, отстранённого синтетического звучания. Разумеется, простая восьмиканальная студия не могла удовлетворить всех потребностей музыкантов. «Если брать весь продакшн, то это было разочарованием, – рассказывает Перри. – Хотя песни были хорошими, и музыка мне нравилась. С тех пор периодически возникала мысль о том, что было бы неплохо альбом перезаписать. Но есть дух времени, который уже не вернёшь, и запись будет всё равно звучать по-другому». На чёрно-белой обложке той стартовой пластинки красовалась деревянная маска из Новой Гвинеи. Таким способом Perry хотел объяснить название своего коллектива. Мёртвая вещь (маска), бывшая некогда частью живого (дерева), благодаря рукам того, кто её сделал, обретает свою независимую жизнь. И ничего общего со средневековыми танцами мёртвых это не имеет.
До большого успеха оставалось чуть-чуть. В конце 1984 года Dead Can Dance сочиняют пару композиций для первого альбома своих коллег по лейблу – для группы This Mortal Coil “It’ll End In Tears”, и мастерят свой новый релиз, 12 дюймовый виниловый EP “Garden of The Arcane Delights”. И только вслед за этим последовал диск “Spleen and Ideal”, занявший официально второе место в независимом хит-параде Британии. А неофициально, музыка Dead Can Dance в кругах уточнённых ценителей независимой и экспериментальной музыки стала хорошим тоном, образцом свободного, но не анархического обращения со звуковой материей. “Spleen and Ideal”(85) продюсировал John Rivers; коллектив отказался от прямого применения гитар, вместо этого предпочтение отдали живым виолончелям, тромбонам и литаврам. В контексте названия альбома, значения слов “spleen” и “ideal” были почерпнуты из идей символистов 19 века. «Наши песни – о правде и иллюзии, сдержанности и свободе, сомнении и вере; и за всеми этими спариваниями идёт поиск совершенства. Достижение идеала». И сама музыка – протяжная, с космически-религиозным и иногда погребальным оттенком, коннектила слушателя, в первую очередь, с каким-то европейскими готическими образами и придворной музыкой, увлекала его в красивые, абстрактные, доселе непознанные world-music дали. Darkwave обрёл в лице Dead Can Dance новых родителей; вокальные и инструментальные треки “De Profundis”, “Ascension”, “Mesmerism” просто завораживали. Несколько треков были сделаны в ключе дебютного альбома – “Advent”, “Avatar”, но возможности более профессиональной студии помогли музыкантам значительно усилить эффективность своей музыки. Короче говоря, такая высокая оценка альбома “Spleen And Ideal” в мире независимой музыки была оправдана.
Лёгкий флирт со средневековой европейской музыкой вылился в ещё более открытый и красочный барокко-альбом “Within the Realm of a Dying Sun”(87). Произошло это уже после того, как группа практически весь 86 год провела в турне и успела предоставить два трека (перезаписанный “Frontier” и “The Protagonist”) для сборника 4AD и видео-компиляции “Lonely is an Eyesore”. На новой пластинке Perry тоже захотелось покрутить ручки. Вместе с прежним звукоинженером Rivers они придали новому релизу Dead Can Dance более тёплый и оттенок и ощущение органики. Альбом сам по себе был для группы сплошным новшеством. «Мы поняли, что лимитируем своё музыкальное видение тем, что фиксируемся на современных инструментах: гитаре, бас-гитаре и барабанах. Они были неадекватны для выражения многих вещей, которые мы бы хотели услышать, – говорит Perry. – Так что мы занялись изучением классической теории, особенно основанной на контрапункте музыки барокко. И мы решили дальше работать в рамках классической идиомы, с классическими инструментами, семплерами, компьютерами и парой книг, как это всё собрать вместе. Как сыграть то, что мы хотим услышать». Торжественность и читающаяся между нот древность с вплетениями мульти-октавных плачуще-стенающего голоса Gerrard и электронных сэмплов, разбавлялась английским языком и читабельным голосом Perry, не доводя общее звучание до монотонности. Божественные треки “Xavier”, “Summoning of the Muse” и “Persephone” чувствительного слушателя просто вгоняли в оцепенение своей мощью и эмоциональной глубиной.
Единство и противоположность синтетического и натурального звучания, использования современных технологий и архаичных источников звука ещё больше нашло своё отражение на новом лонгплее Dead Can Dance “Serpent’s Egg”(88). Музыканты продолжали экспериментировать со смешением культур и сыпали из рукава восхитительные эпические полотна, как “The Host of Seraphim”, или такие григорианские монодии, как “Orbis De Ignis”, или тягучие, медленно развивающиеся и захватывающие всё пространство композиции в духе “In the Kingdom of the Blind the One-Eyed are Kings”. Одну из песен этого альбома – “Severance” – группа Bauhaus почла за честь спустя несколько лет исполнять во время своего reunion-турне. В тот же период проект нашёл время отправиться в Испанию, чтобы приступить к работе над звуковую дорожкой к фильму Augustin Villarongas “El Nino de lLA Luna”, в котором Lisa Gerrard ещё и дебютировала в качестве актрисы. Возможно, близкое знакомство с южно-европейской культурой повлияло на то, что на следующем диске DCD “Aion”(90) композиции дуэта стали тяготеть к литургической духовной музыке, Григорианским хорам, адаптациям средневековой музыки и раннего Ренессанса (“The End of Words”, “The Arrival and the Reunion”). В треке “Fortune Presents Gifts Not According to the Book” Перри использовал стихи испанского поэта. Танцевальный инструментал “Saltarello” возник из итальянского народного танца 14 века, а композиция “Song of Sibyl” восходит к музыке Каталонии 16 века. Слово “Aion” в философии Платона представляет великодушную, благожелательную энергию, существующую в пределах вечности…
С помощью диска “Aion” Dead Can Dance достигли серьёзной популярности в американском андерграунде. Коммерческий интерес по другую сторону Атлантики к столь неординарному музыкальному явлению был только вопросом времени. Турне в поддержку альбома “Aion” впервые в истории Dead Can Dance захватило Северную Америку, что вызвало там бурю позитивных эмоций и похвальных рецензий в прессе. В следующем году наряду с фестивальными выступлениями, к творческим инновациям группы добавилось озвучивание театральных постановок. Те, кто знаком с «живыми» выступлениями коллектива, наверняка понимают, насколько интересное это зрелище. Ведь перформансы DCD с обилием гостевых перкуссионистов и других музыкантов и так выглядят как театрализованные представления. И вот, первый альбом на американском рынке! Диск “Passage in Time”(91), выпущенный конторой Rykodisc, представлял собой компиляцию из ранее выпущенных в Европе пластинок DCD с добавлением двух новых треков. “Bird” с комбинацией вокализов Лизы, там-тамов и эмбиентных звуков из джунглей, и гитарный трек “Spirit” с крепкой басовой линией и призраками из прошлого. «Мы выбрали песни, чтобы показать путешествие, фрагменты которого сблокированы. Это что-то эволюционное, проходящее, оппозиция времени, которое фиксировано и линейно. Извлечённое из чего-то, и куда-то движущееся. Музыка до сих пор сияет, хотя события, её окружающие уже неясны».
В сентябре 1993 года мульти-этническая парочка выдала новый альбом “Into the Labyrinth”. Музыканты уже давно жили на разных континентах: Брендан – на границе Ирландии и Северной Ирландии, а Лиза – в горах Snow River в Австралии. Поэтому, новые песни альбома сочинялись по отдельности, и доводились до ума в течение трёх месяцев в ирландской студии Quivwy Church. Перри рассказывает: «Это результат годового сочинительства, больше всего сосредоточенный на проживании в глубинке с сельскими жителями. Все народные корни здесь сливаются воедино: любовь к природе, примитивная музыка, любовь к естественно звучащим вещам. Пению птиц, дереву…». Как и на прошлых альбомах, на “Into the Labyrinth” далеко не всегда необходим вокал, хватает движущей силы инструментовки. Музыканты не стали стесняться активного использования электроники и сэмплов и создали по-своему хитовый альбом, который одновременно стал популярным в Америке и Европе. На альтернативных радиостанциях закрутилась песня “The Ubiquitous Mr.Lovegrove”; трек, по признанию Брендана Перри, рассказывает о нём самом. Другие треки, включая детские воспоминания Перри в “The Carnival Is Over”, нежные распевы Лизы в “Ariadna”, спиритический номер “Yulunga” и, наконец, адаптация Бертольда Брехта “How Fortunate the Man with None” позднее стали классикой коллектива. В одном из своих интервью, музыканты заявили: «Мы записываемся, потому что в нас до сих пор хватает демонов, которых нужно изгнать. Мы наслаждаемся терапевтической природой создания музыки и через это удовольствие хотим передать радость людям. Это наш величайший источник душевной терапии и величайший способ самовыражения». Dead Can Dance продолжили работу над театральными и фестивальными проектами в Ирландии (“Sophocles Oedipus Rex”, “Cavan Lakes”, “Vales Festival”). 1993 год был так же отмечен появлением американского фильма “Baraka”, саундтрек которого содержал новый и уже изданный материал Dead Can Dance. Отдельно, два трека Лиза и Брендан сочинили для альбома Hector Zazou “Sahara Blue”. Всё шло своим чередом.
Ян Федяев
Сайт: www.dcdwithin.com
