Расшифровка текста интервью рабочего материала к передаче “Мастера оперной сцены”. Сын певца Ф.И.Шаляпина – Ф.Ф.Шаляпин делится воспоминаниями об отце (съемки в Риме в доме Ф.Ф.Шаляпина), 1983 год.
Корреспондент:
Этот портрет великого русского певца в роли Дон Кихота хранится в Риме, в квартире сына Фёдора Ивановича Шаляпина, Фёдора Фёдоровича. Фёдор Фёдорович, вы мне рассказывали, что уехали из Москвы к отцу в 1923 году, через год после его отъезда за границу. Как затем сложилась ваша судьба и почему, в конце концов, вы обосновались в Риме?
Федор Шаляпин:
Знаете, всё как-то случайно происходит, потому что никаких планировок не было. Когда я уехал из Москвы, безумно скучал, знаете, до нервозного состояния, потому что отец просил меня остаться с ним.
Ну, недолго я с ним был, потом я поехал в Италию, потом в Германию, и старался организовать свою собственную жизнь. Понимаете, я никогда не следовал за отцом, как многие это делают. Сначала я попал в Америку, работал в фильме, потому что тогда фильм был немой, и я не предполагал, что могу играть на иностранных языках.
Ну, а потом выяснилось, что можно даже на китайском языке играть, если у вас есть время выучить роль. Ну, и уехал я из Америки после того, как пришла телевизия. А Холливуд, так сказать, американская индустрия фильмовая, стала воевать с телевизией вместо того, чтобы соединиться и работать вместе.
Ну и, так сказать, Холливуд обанкротился. И все ждали, ждали, и потом стали бежать из Холливуда в те страны, где ещё можно работать. И я приехал в Италию. Я не думал, что я здесь буду постоянно жить, потому что я привык бродить по миру.
Но, как видите, я остался здесь.
Корреспондент:
Но несмотря на то, что у вас была, как вы говорите, самостоятельная жизнь, своя работа, с отцом вы поддерживали постоянные контакты?
Федор Шаляпин:
О, конечно, да, и переписывался, и потом мы встречались, потому что он тоже приезжал в Америку, он тоже работал в Америке, так что когда его гастроли были в Лос-Анджелесе, мы встречались, когда он из Японии приехал, мы встречались. Ну вот, потом я в Европу ездил, тоже встречался с ним, так сказать, контакт всегда был, конечно.
Корреспондент:
Но вернёмся к портрету Фёдора Ивановича. Как относился ваш отец к роли Дон Кихота?
Федор Шаляпин:
Он очень её любил, очень. Ведь это тоже произошло в его жизни случайно. Массне его видел на сцене и вдохновился им как артистом, и, очевидно, у него была уже идея написать музыку для такой замечательной вещи, как Дон Кихот, и встретился очевидно он с очень талантливым поэтом, который прекрасный написал для Либретто диалог. Ну и тут, значит, появился отец, и вот получилась хорошая комбинация артистов, понимаете, и было решено создать эту оперу для сезона в Монте-Карло. К сожалению, Массне немножко торопился, потому что было мало времени, и нельзя похвастаться оркестровкой этой оперы, но, тем не менее, намечено было хорошо.
Корреспондент:
Потом Фёдор Иванович участвовал даже ведь в съёмках кинофильма.
Федор Шаляпин:
Да, но это совсем другое дело было. Был такой режиссёр Пабст, странный человек. Он явился на съёмку без сценария. Так что вы понимаете, в каком положении были актёры. Пришлось писать сцены перед камерой, как бы сказать. И все должны были подучивать роль на месте, что было отцу очень трудно, и я удивлялся, как он с каким терпением он всё это делал.
Ну, и разница большая была во всём. Те возможности, которые имеет сцена, это одно, а фильм другой. Фильм видит больше, чем зритель из зала в опере, понимаете, и от этого пострадал и грим, и образ самого Дон Кихота. Ну и, так сказать, получилось то, что получилось. Не знаю, как вам, понравился фильм или не понравился.
Корреспондент:
Но отношение самого Фёдора Ивановича не только к фильму, а вообще к образу самого Дон Кихота.
Федор Шаляпин:
Он к нему, так сказать, свято относился. Очень любил, и вот, например, я его спросил один раз, я говорю, почему ты не кланяешься в опере, когда ты выезжаешь на коне, когда тебя аплодируют, он говорит, это не мне аплодируют, а образу Дон Кихота, поэтому я не кланяюсь.
Корреспондент:
Доводилось ли вам быть свидетелем того, как Фёдор Иванович создавал образы своих оперных героев?
Федор Шаляпин:
Ну, конечно, нет, потому что все его образы были сделаны до меня. Но случилось так, что он делал Кончака в Париже, и вот тут я видел, как он создаёт эту роль, ну и как работает актёр над ролью.
Конечно, это, знаете, не то, что сидит и что-то зубрит и учит за столом. Весь процесс происходит в уме, и важно иметь кого-то, с кем можно говорить. И вот мы ходили по Парижу с ним вместе, и он мне рассказывал, как должен получиться Кончак в этой опере, и стал мне рассказывать.
Ну, и потом уже перед спектаклем, я видел, как он гримируется, как он ножницами резал брови, примерял, поправлял, создал без всяких, так сказать, предварительных репетиций, в смысле грима, понимаете. Ну и получился вот его Кончак, такой, знаете, как Аттила, как он говорил, он как степной орёл, понимаете.
Ну, и потом костюм был очень простой, что он как будто приезжает с соколиной охоты, ну, и я ему сказал, отец, ты бедно одет как-то, тем более, когда девочки приходят, все танцуют, они все разряжены, а ты такой какой-то бедненький. Ну, и нашли мы выход из этого. Он на выставке в Советском павильоне купил бухарский халат, замечательной красоты, но он был старенький уже, знаете, рвался.
Ну, и я сказал отцу, ничего, мы его поправим. И позвали, портняжку театральную, и она его подкрепила. И, когда выходили эти девицы танцевать, половецкие танцы, то он надевал этот халат и, так сказать, преображался в богатого хана, понимаете?
Корреспондент:
Фёдор Фёдорович, я помню, вы мне показывали фотографию даже Фёдора Фёдоровича в этой роли. Да. Может быть, мы покажем её телезрителям? Да.
Федор Шаляпин:
Где она. Да вот она, да. Вот. Вот она, эта фотография. Вот. Это вот и было. Ну вот, видите, какой дикий человек. Да.
Корреспондент:
Глаза такие.
Федор Шаляпин:
Ну да.
Корреспондент:
Но, как известно, помимо этой партии и партии Кончака, Фёдор Иванович не пополнил за рубежом свой оперный репертуар новыми ролями. Почему это произошло?
Федор Шаляпин:
Да, милый, потому что условия не те, что были в России, когда всё было к его услугам. Он пел, скажем, Бориса Годунова больше всего, потому что эта опера была во всех репертуарах театров мировых, а других ролей не было.
Во-первых, он Демона не мог петь, где же там он его будет петь, когда даже эту оперу не знают, ну и условия были совершенно неподходящие, как это было в Москве, скажем, когда он работал в Большом театре, ну и он пел просто старый репертуар, то, что было.
Корреспондент:
Но это сказывалось как-нибудь на его творческом духе?
Федор Шаляпин:
Да, он хотел Алеко петь, и даже с Рахманиновым был разговор, чтобы написать первый акт, когда Алеко богатый, и вот ему приходит идея уйти от всего этого богатства. Но Рахманинов как-то вообще он эту оперу не любил и не хотел это делать.
Ну и мог бы ещё петь какие-нибудь новые оперы, для него новые, но условия неподходящие были.
Корреспондент:
Ну, а как относился ваш отец в последние годы жизни, особенно к родине?
Федор Шаляпин:
В последние годы всегда относился с любовью. Он родину очень любил и страдал за неё, тем более в сталинский период, когда мы чувствовали, что там происходит.
Ну и всё, что русское ему было мило, и всегда вспоминали, говорили о родине, о его жизни в разных провинциальных городах, когда он был молодой, он мне много рассказывал очень интересного, ну и эта тема всегда оставалась, так сказать, в его жизни, он всегда вспоминал и говорил, что самая лучшая публика для него была, конечно, русская.
Корреспондент:
Ну и быт, конечно, оставался русским всегда.
Федор Шаляпин:
Быт? В каком смысле? В повседневной жизни, дома, укладах. Ну да, был русский повар у него, русская еда, и да, он жил в Париже, как в Москве, так же.
Корреспондент:
Сейчас в доме, где жил Фёдор Иванович в Москве, будет открыт музей. Расскажите о вашем участии в создании этого музея.
Федор Шаляпин:
Ценность создания этого музея заключается в том, что это не есть инициатива семьи, а инициатива, так сказать, Министерства культуры. В этом-то вся и ценность этого, потому что я, так сказать, не один из тех, которые, знаете, восхваляют папу и маму, понимаете.
Ну и моё участие в том, что я говорю архитектору, где что было, и уже повёз, и повезу ещё те предметы, которые висели на стенах, как картины, рисунки, всех художников. Ну и моё участие будет, так сказать, скорее тогда, когда закончена будет реставрация дома самого.
Ну вот, и они хотят сделать этот музей. Как же я не могу не участвовать, я с радостью.