Ни одна советская группа нам не нравилась, кроме ГТЧ. Был короткий период, когда группа «Арсенал» Козлова нам нравилась, когда те увлеклись нью-вейвом. У Васи Аквариум вызвал всегда аллергическую реакцию, мягко говоря. Что-то отдалённо импонировало в «АукцЫоне», с Гаркушей мы общались в своё время хорошо, было нормально. Ну, иногда, можно было послушать «Звуки Му», понятно почему – потому что это был Брайан Ино. Собственно, мы с ними познакомились и записывались у Липницкого благодаря Троицкому, но даже вне этих контактов мы в целом положительно относились к «Звукам Му». Большая коллекция их записей была тогда у нашего директора Адольфыча, включая только вышедшую английскую пластинку «Звуков». Кумирами они, конечно, нашим не были, но, мы считали, что это одно из немногих более-менее светлых пятен на чёрном трупе советского рока.
Что касается участников «Звуков» – мы со всеми участниками группы общались. Музыкально мне нравился Мамонов Лёша – он хороший гитарист, но мы с ним по-человечески общались всего один вечер, а так всё были наскоками – «здрасьте» и «пока». Тоже самое и Пётр Мамонов. Когда мы заканчивали уже свою запись, они нам устроили небольшой вечер, и мы, наконец, нормально пообщались, а так – они просто приходили-уходили в студию. А вот со звукорежиссёром мы были постоянно в течении двух недель в тесном общении. Были неразрывны – бывало, даже спали вместе, поскольку спали мы иногда прямо в студии. Антон Марчук – отличный парень, хороший звукорежиссёр, воспоминания самые положительные.
Но больше мне лично понравилась группа «Мамонов И Алексей» – мы их выступление наблюдали в Киеве, когда они приезжали – это было продумано и музыкально, и композиционно, и здорово выглядело на сцене – была отличная программа просто. Звуки Му мне нравились меньше, чем этот проект, потому что в Звуках отталкивало две вещи – большое число проходного рока советского, но это, видимо, общая врождённая черта всех советских коллективов, и, чтобы этого не было, надо с этим было целенаправленно бороться. А вторая замусоленная штука – это цистерна цитат из английского рока. Звуки работали по схеме – Мамонов Пётр – как яркое пятно, о остальное было оливье из разных трендов. Но, это, конечно, нормально, но «Мамонов И Алексей» были, на мой взгляд, гораздо круче.
Советский, а потом и русский рок нам не нравился по нескольким причинам. Первая причина – потому что он совершенно безликий. Возьмите любой кусок песни Аквариума, где никто не поёт, и что подумает об этом куске человек, который слышит это в первый раз? Сыграно неплохо, аранжировка даже, вроде, есть, но это неузнаваемо, нет своего почерка – очень безлико, такого музла в мире сколько хочешь – так могут сыграть и в Аризоне, и в Якутске – как определить без голоса Гребенщикова, что это музыка Аквариума? Genesis – возьмите любой кусок, несколько тактов, и сразу понятно, что это Genesis. Или возьмите к этому проигрыши из того же Шевчука и отличите – он это или ещё кто. Для всего русского рока музыка – это картофель фри – одинаковый для всех гарнир для репрезентации текста. Сами по себе группы русского рока, может, и не плохи, но они не музыкальны. Эти группы иногда политические, иногда лирические, иногда гражданские, иногда с претензией на юмор, всё что угодно – только не музыкальные.
Ещё мы дружили и вместе выступали с группой «Фабрика» на самой заре Рок-артели, мы их приглашали. Вот с ними мы часто выступали и с ВВ. «Фабрика» – это из Харькова были ребята. Но они немножко напоминали Кинчева, хотя при этом были лучше него в музыкальном отношении.
В 88м году мы наиболее популярны были в Харькове и Запорожье. У нас была огромная группа фанов, которые приезжали и ездили с нами, ходили в Киеве к нам на репетиции, довольно большой компанией. У нас на репетициях всегда было полно народа, иногда просто негде было сесть. Открытые репетиции у нас были не всегда, конечно, но по большей части. Когда мы отрабатывали программу, мы всегда пускали людей. Своей компанией мы собирались только когда занимались композицией.
88 или 89й год – мы записывались в Доме учёных, по иронии судьбы эту студию начинало джазовое трио Карповича, где барабанщиком была девушка, Ирина Белугина, позже ставшая моей женой. Студия была платной, но низкого качества. Всё время были проблемы с владельцем студии – он был неплохой музыкант, но очень прямолинейный, ему всё время казалось, что мы играем джаз, и мы были не довольны, как нас записывают.
По-настоящему хорошо работать было в ДЗЗ – Украинском Доме Звукозаписи, но туда попасть было сложно – только через разнарядку. Мы разнарядку получили и записали там несколько вещей. Там же мы писали «Годзадва», но это уже был коммерческий проект, за нас платили спонсоры, и писались мы там неделю, потом сводили. Звукорежиссёром был Андрей Толчанов – мой старый приятель из группы «Андреевский Спуск» – была такая ностальгическая украинская версия «Аквариума». Среди музыкантов моего поколения «Андреевский Спуск» не пользовался большой популярностью, но Андрей был человеком, который очень хорошо понимал, как нужно делать запись, и самое главное – он слушался – ему можно было сказать – вот это надо, и он это делал, а не пускался в дискуссии. Его главной поговоркой была: «лучшее враг хорошего». То есть, если записали, и это было хорошо, но говорят, что надо подправить, он отказывался, ссылаясь на поговорку, проверенную многолетним опытом.
Вася – большой любитель пентатоники, это правда. Я тоже этим сильно заразился и тоже на своих альбомах это использовал. Местами арабская музыка нас тоже вдохновляла. Индийского влияния было минимум по многим причинам. Во-первых, микротональные вещи невозможно сделать на обычных инструментах. Мы привлекали ситар, но, когда он интегрируется, получается ситар всё забивает собой, слишком явный характер у музыки выходит.
Мы живём в постмодерне, и можно сделать одну честную вещь, но, если ты делаешь честную программу, то обязателен взгляд со стороны, а взгляд со стороны предполагает, что делать каждый музыкальный кусок композиции надо начинать с оригинала, с которого этот кусок взят. Следующий шаг – полностью этот кусок развалить, посмотреть на него саркастически или с печалью, но сделать это надо тут же, в рамках одной вещи. Мы это делали у себя искренне, открывая это для себя, но до нас это делал тот же Заппа ещё в 60х. Это не композиционный приём, это общий принцип. Это принципы, которые витают в воздухе. Сейчас это никому не принадлежит, просто кто-то воспользовался этим первым, или более удачно, как Заппа.
Я сейчас слушаю так называемую раннюю музыку – средневековье, ранний ренессанс, романтики немножко, но есть и современная музыка. Последнее время мне интересна первая половина 70х- прогрессив-рок; оказалось, что я очень мало о нём знаю, несмотря на то что с 12ти лет слушал его и собирал. Дело в том, что мы знаем лишь основные вехи – Genesis, Yes – финансово-маркетинговые глыбы. А ведь было огромное количество групп, благодаря lucky situation в музыке тогда, и эти группы выпускались, нормально записывались, в нормальных студиях. Естественно, их никто не покупал, о них забывали после одного-двух дисков, но там играют очень талантливые люди. Успех – это сумма факторов: талант, мощь, но не только это, ещё нужны удачный момент, умелый продюсер, много времени и денег. Именно так вырастают огромное глыбы типа Genesis. Но, помимо этих глыб, была огромная куча маленьких снежинок, у которых не было всех этих факторов, чтобы превратиться в снежный ком. Что интересно, что пионерами в этом процессе были все – потому что все эти группы возникли одновременно, как по мановению.
Посему, мы вынуждены, пользуясь инерцией мышления, говорить, что, вот де, мол, Бах создал темперированный клавир! Да вот нет же! Темпераций было миллион, был миллион разных инструментов, разной степени популярности, просто Бах вырос в такую глыбу из всей литературы про него, что за ним не видно всех остальных. Это не умаляет баховой гениальности, конечно, но Бах, по сути – это собирательный образ целого направления, а не личность, в данном случае. Такие, например, как Леопольд Вайс, часто более тонкие специалисты в области контрапункта, чем Бах, они «выплыли» относительно недавно. Было огромное количество людей, которые с Бахом даже соревновались в неформальной обстановке. Но веяния времени сильнее всех выразил он, то же самое и в 1970е было. То же самое в 90е, и сейчас. Сейчас вообще странное время – одна эклектика. Я не из числа скорбящих по тому, что сейчас музыки нет, но её действительно нет. Точнее, она, вроде как, есть, но – вся старая. Моё маниакальное, на протяжении многих лет, желание услышать что-то новое, недавно успокоилось за отсутствием этого самого нового; я сновал тут и там в горячих поисках, думал, что я плохо ищу, но нет – кругом снега безмолвные.
Самое интересное, что в плане профессионализма и музыкантских качеств – сейчас продвинутых людей гораздо больше, чем было ранее. Сейчас дети 11-летние играют лучше, чем Jimmy Page, и это не метафора, это факт. То есть, не в этом только, конечно, дело, что уровень исполнительского мастерства вырос, а в том, что нет новых идей. Думаю, что не стоит в этом винить конкретных людей, просто сейчас такой период времён, и надо дождаться, когда он закончится. Конец 19 века – это тоже были – вторая, третья волна романтизма, когда, буквально, какие-то мизерные крохи добавлялись к тому, что сделали Бетховен, Шопен и Шуберт. Был длительный период, пока не образовалась более свободная четвёртая волна – Чайковский и так далее, а в начале 20 века ВДРУГ появилась совершенно другая музыка – и додекафония появилась, и авангард, и атональная музыка, то есть то, о чём никто раньше и подумать не мог. А сейчас у нас с начала 90х годов – затишье, хотя я не отказываюсь от мысли, что сейчас есть великие новые, но мне они пока не попадаются. Много чего хорошего попадается, но не более.
Евгению Головину очень нравилось, что его играют как рок и что его слушают, что его текст попал в эту атмосферу – вот это очень ему нравилось. Но, как таковые сами вещи, если поставить ему их на магнитофоне – ему не нравились. Потому, что он был очень традиционный в плане музыки – воспитан на балладах 60х годов. Есть проблема – когда люди пишут хорошо абстрактные тексты, они, как правило, в музыкальном отношении находятся очень далеко от того, чем бы это могло быть. Вася – это тот редкий случай, когда у человека есть поэтическое чутьё, и при этом он музыкант. То есть, у Васи рождается всегда всё одновременно: он начинает что-то мычать, через десять минут получаются какие-то слова, и вот это вот и есть текст – он рождается вместе с музыкой. Нет такого, что Вася придумал текст на бумажке, а мы потом сидим и пишем на текст музыку. «Асессор» – это непесенные композиции. Выглядят как песни, но песнями не являются. Они суть музыкальная композиция, в которой есть текст.
Группа «Не Ждали» мне нравились, а Вася к ним холодно относился. Они сами были довольно закрытые ребята, и у них было джазовое образование и несколько отличный от нас уклон в музыке в плане направления, а не в плане стилистики. Мы с ним мало пересеклась, но иногда общались. Они очень хорошо выступили в Англии, когда они там были, публике очень понравилось.
Ещё мне нравилась группа «Восточный Синдром». Это, пожалуй, единственная группа которая мне целиком нравилась. Всегда, когда мы вместе играли, я шёл в зал и сидел их слушал. Тексты у них отличные и очень точно ложатся на то, что они играют.
На Западе уровень исполнительского мастерства – это данность, его даже никто не обсуждает. Это то, что не могли долго понять многие наши советские группы. «Инди» группы – это не от хорошей жизни: как правило они просто не вписываются в профессиональные критерии, а не от того, что они не хотят быть истеблишментом. Продюсеры всегда боятся выпускать что-то непрофессиональное, даже если оно интересное. Это медаль о двух сторонах. С одной стороны, отсутствие профессионализма, как было в совке – это ужасно, другое дело – когда всё отсеивать, оставшееся получается одинаково неинтересным. Потому что люди с хорошей школой, они стараются сильно не выбиваться – это такая мировоззренческая грань.
ДЛЯ SPECIALRADIO.RU
Материал подготовил Евгений Зарубицкий
Россия-Канада, осень 2018
