Little Rock, наш клуб, поначалу несколько лет был в подвале, потом мы переехали в здание гостиничного ресторана, но дожали городские власти владельца помещения – искали любые причины, чтобы убрать оттуда клуб – нецелевое использование, и, когда Собянин издал известный указ, стали штрафовать. В итоге, при всех оформленных документах и лицензиях, подняли нам аренду в три раза, и попросту выжили – лишили клуб лицензии на алкоголь, а что без алкоголя делать в клубе? «Алкоголики – наш профиль», – говорил один из героев кинофильма «Кавказская пленница». Попросили нас из подвала убраться, потому что в договоре было назначение подвала физкультурно-оздоровительное. В итоге в 2016 году мы закрыли этот клуб.
Сейчас я пробую себя в новых направлениях – занимаюсь мини экофермой в рамках собственного дачного участка. Началось с того, что я уже много лет варю пиво, побочным продуктом которого является зерно. Долго я думал, куда девать зерно и решил под этот комбикорм птичку завести. Куры, утки, гуси – всё это на лето становится моим хозяйством. Куры несутся, бройлеров выращиваем на мясо – красота. Друзья рокеры приезжают на дачу на птичий шашлык с моим пивом – не жизнь, а одно удовольствие. Было два петуха которых дети назвали Супчик и Пловчик, ну и употребили их согласно наименованиям. Всё это происходит там же, где и у моих родителей была дача, на которой я вырос – всё рядом. И дача та связана, в том числе, и с моим рождением.
Родился я в Москве, но, если говорить точнее – само появление моё на свет произошло в подмосковном городе Бронницы. Вся моя семья с Арбата, и мама и папа жили на Арбате в центре, за театром имени Вахтангова, и сестра родилась во втором роддоме New Арбата (бывший Калининский проспект). В день моего рождения мама отдыхала на даче, когда начались схватки, и в итоге довезли её только до Бронниц, где она благополучно мною разрешилась.
Мама работала линотипистом, сейчас такой профессии уже нет. Линотип – это такая печатная машина была, которая печатала гранки, из гранок набирали строчки, страницы – раньше это называлось высокая печать, которая, наверное, сейчас уже не используется. Мама работала в типографии Министерства заготовок СССР, а отчим работал в типографии Госбанка СССР. К музыке они не имели никакого отношения, и на мои увлечения музыкой смотрели скептически. Когда я был ещё в школе и техникуме и слушал музыку, мама всегда говорила:
– Сынок, то, чем ты занимаешься, никогда не станет твоей профессией, ты доложен идти на завод и научиться работать.
Поэтому я нормально пошёл до и после армии на завод, где получил три рабочих специальности. Потом я забил на всё это дело, сказав: – На фиг!, и пришёл в музыкальный центр. Но это было позже.
Моё детство летом проходило на той самой даче, и мои первые музыкальные впечатления были почерпнуты именно там. Круг моих дачных друзей состоял из ребят, которые были старше меня на два – три года, и я в этом кругу был самый младший. Мои друзья как раз находились в том возрасте, когда они стали осознанно слушать записи различных групп и исполнителей, которые тогда распространялись на кассетах. В то время такого изобилия, предоставляемого сегодня интернетом, не было, и мои друзья, как и все в то время, занимались активно переписыванием кассет. Black Sabbath, Nazareth – всё это они переписывали друг у друга, я во всё это тоже вникал. Однажды приехал к нам на дачу один парень и привёз запись легендарной тогда группы Мираж – не путать с попсовым Миражом Литягина и Гулькиной. Сегодня мало кто про эту группу помнит, а тогда она была известной и интересной. Была такая песня у них, её на всех танцах играли – «Тебя зовут солдат удачи, присяге верен до конца, и чтобы стать вдвойне богаче, ты своего убьёшь отца…».
Это была суперпопулярная тогда песня, и её пели и играли в начале 80х и на дискотеках, и у подъездов – везде. И вот тогда человек привёз на дачу к нам запись группы Мираж, и я просто обалдел от неё.
Приехав осенью с дачи в Москву, я начал пытаться узнавать что-нибудь об этой группе, но в ту осень мои поиски окончились ничем. Я не мог найти авторов этой песни довольно долго. Лишь спустя пару лет я узнал подробности про эту группу; произошло это совсем случайно и, может быть, в неподходящем для этого месте – в лаборатории поездной манёвровой радиосвязи Рижского вокзала, куда я пришёл к брату. В то время я уже плотно общался с ребятами из группы Динамик, причём, больше не с Володей, а с его братом Сашей Кузьминым. У меня в тот день была с собой свежайшая – двухдневной давности самиздатовская запись Динамика, которую я принёс брату показать. Поставили запись, стали слушать, и я гордо смотрел на знакомых брата, и весь мой вид говорил всем:
– Это же круто! Этого ещё ни у кого нет!
И вот в той лаборатории радиосвязи вместе со всеми совершенно случайно оказался человек, который сказал, что все эти песни знает. Мы с ним разговорились, он всё время повторял рефреном фразу «мы играли». В конце разговора я уже не выдержал и говорю:
– Я, конечно, всё понимаю, но ГДЕ «вы играли»?
На что знаток песен Динамика сказал, что он барабанщик той самой группы Мираж. Я очень обрадовался, сказал, что два года искал записи этой легендарной группы, и рассказал ему о том, что именно песни этой группы подвигли меня глубже интересоваться музыкой и исполнителями. В Мираже принимал участие Олег Нестеров, который впоследствии стал лидером группы Мегаполис. Мираж – это была его самая школьная команда, он там пел.
Играть на инструменте я так и не научился, но пытался. «Загад не бывает богат», как говорится, хотя я в то время уже имел друзей в музыкальном мире, с которыми мы общались. Кончено, я хотел выучить основы игры музыкальном инструменте, и некоторое время брал уроки игры на бас-гитаре. Рядом со мной жил Володя Сёмин – бас-гитарист группы Весёлые Ребята. Володя мне тогда сказал, что для обучения нужно купить себе всё-таки хороший инструмент, а меня тогда было две гитары, одна из которых была Орфей – неплохая гитара, но всё же немного не то. При этом, Володя сказал, что у него всё время гастроли, и ему некогда со мной возиться, и пообещал меня познакомить с человеком, который меня может чему-то научить.
Володя познакомил меня с Аликом Грановским. В то время Алик не был таким известным человеком, но уже был супер-музыкантом. Он тогда играл в группе Альфа, а до того он играл в группе Смещение – легендарной московской группе. Моё обучение по разным причинам не заладилось, и я решил, что ещё один плохой музыкант нашей сцене точно не нужен, а хороших директоров и администраторов у нас не так много. И я решил, что закончу своё обучение музыкой, но при этом останусь с ней и буду заниматься чем-то своим.
Так, мой интерес к музыке подвиг меня на то, чтобы заняться организацией концертов. Было огромное желание что-то сделать со всеми этими музыкальными знакомствами, и я начал заниматься организацией концертов. Тогда не было понятия кого-то куда-то «возить», тогда это называлось договорные концерты, потому что организовать просто концерт было уголовно наказуемое преступление – незаконное предпринимательство – статья, которая из советского уголовного кодекса перекочевала в современный уголовный кодекс с небольшими изменениями.
Концертами я начал заниматься после того, как закончил школу и поступил в техникум – с начала 80х годов. Тогда, занимаясь концертами, мы очень тесно дружили с обществом «Знание»; приглашался лектор из общества «Знание» – под это дело можно было взять билеты в каком-нибудь ДК. Лекторы тогда выступали на очень животрепещущие темы семьи и брака, научных открытий, и под это дело три команды косило совершенно спокойно.
Всё это было до армии, в которую меня забрали в 1984 году. Концерты мы организовывали только в Москве, ни о каких гастролях речи даже не шло. Клубов тогда не было, и концерты устраивали или в кинотеатрах, но чаще в дворцах культуры полупериферийной локации, где под различными прикрытиями эти концерты и проходили. Лучше всего устраивались концерты на религиозные праздники – Пасху, Рождество, Крещение. На Пасху разрешалось всё, лишь бы молодёжь не шла на крестный ход.
Я не могу сказать, что я много сделал концентров, я просто был в тусовке, в которой, как и везде, тогда работало сарафанное радио: был шнурок домашнего телефона, и новости, которые распространялись по Москве быстрее эпидемии. Группы, с которыми я тогда работал, были Гулливер, Центр, Вежливый Отказ. На знаменитое винтилово концерта группы Браво, которое случилось, если не ошибаюсь, году в 84м, я не пошёл. Я тогда находился рядом, и что-то внутри меня ёкнуло, и я сказал, что мне не в кайф идти на этот концерт. Сам концерт происходил в ДК недалеко от кинотеатра Марс, в тот памятный день ещё Агузарову забрали с фальшивым паспортом. А я был на Бибиревской улице – в нескольких километрах встретились с приятелями и уже собирались идти на тот концерт, но вдруг я ребятам сказал, что не хочу идти, и часть из нас осталась со мной, а часть пошла на концерт. Те, кто на концерт попали, потом говорили, что мы большие молодцы, потому что там такое винтилово было – все ахнули.
Позже подобный случай был, когда мы с приятелями пришли в гости на квартиру к одному известному музыканту, где был чей-то день рождения, выпивка, стол и масса неизвестных людей. Что-то меня тоже во всём это смутило, и я рано довольно засобирался домой, около 11ти вечера. После того, как мы с приятелями ушли, одному из гостей снесло башню на почве алкогольного суперопьянения, и человек стал на балконе изображать летучую мышь, и летел он потом, как говорят, недолго. Вся компания со дня рождения после этого полёта ночь отдыхала в отделении милиции, писала объяснительные. Случались такие штуки со мной не раз, когда внутренний голос уводил меня в сторону от приключений.
В восьмидесятые я никого не продюссировал – тогда и продюссирования как такового не было. Всё было более честно, на энтузиазме, поскольку все же понимали, что это всё – НЕЛЬЗЯ. После армии я познакомился с группой ЭСТ – я тогда жил в Бибирево на Плещеева, а Эсты проживали на улице Корнейчука – совсем рядом. У меня тогда были хорошие магнитофоны, и я им всегда сам приносил их для записи, у них тогда студии не было – была база. Таскали эти магнитофоны, делали записи, и всё это было просто потому, что это клёво.
Эта была молодость и задор, нам было всё интересно, но все тогда прекрасно понимали, что, чтобы рок уничтожить, его надо разрешить. Запретный плод сладок, а эта тема подвергалась гонениям, и поэтому она для всех представляла первоочередной интерес. С другой стороны, тем, кто выходил тогда на сцену, им было что петь, у них было, что сказать публике.
Выход на сцену — это всегда компромисс. Есть музыканты, которые говорят – «я играю для себя», и этот человек врёт изначально, то есть для себя – это всегда личное дело, не подлежащее обнародованию. Когда меня спрашивают, какую музыку ты любишь – я всегда говорю, что то, что я слушаю дома для себя — это моё личное дело, и вас оно не касается.
Группа Машина Времени производила фурор, когда пела «Ты можешь ходить как запущенный в зад», «Марионетки», «Дорога», «Телега», «Гимн Забору» – «…снимите шляпу с головы, перед забором все равны, … он наша слава и позор векам наперекор». Все считали, что это круто, и я до сих пор с удовольствием цитирую многие стихи Макаревича. Сейчас, глядя на всю грязь, которая льётся на Макаревича, только потому, что он в своё время вложился в покупку виноградников на югах, я считаю, что это не музыкальные дела.
Макаревич перестал быть андеграундом гораздо раньше виноградников, когда вышел фильм «Душа», и у «Машины» началась куча гастролей, они стали «чесать» по дворцам спорта, и, самое главное, – они их собирали. Как музыканты, участники Машины Времени не стали ни лучше, ни хуже – они приспособились к тому, что есть. Раньше, когда они выходили – было нельзя, но они прошли свой путь. Можно над этим шутить, что угодно говорить, но всё равно это определённый путь развития. Можно как угодно обсуждать Антонова, Градского, того же Макаревича, но, ребята, давайте только с приставкой «мэтр».
Из тех, кто тогда занимался организацией концертов, я пересекался с такой девушкой Наташей Комаровой по прозвищу Комета, которая делала фестиваль СЫРОК в 88 году. Мы били лично знакомы, неплохо общались. Она делала легендарный фестиваль в Черноголовке в 87 году. Потом она повторила этот фестиваль десять лет спустя году в 97-м, и я туда возил группу Небесная Дверь из Р-клуба. Все эти люди очень своеобразные и много сделали для развития музыки в стране. Но у всех разные взгляды.
Когда-то, в 92м году, меня пригласили в жюри фестиваля Северные монстры в Воркуту. Люди, которые этот фестиваль начали делать, они молодцы – собрали 16 команд со всей Коми АССР. Когда мы улетали из Москвы на этот воркутинский фестиваль, а это был конец декабря, у нас стояла нормальная московская зима, типа ноль-плюс-минус-два на градуснике, и мне повезло, что я пуховик с собой прихватил поверх косухи. Прилетели мы в итоге в Воркуту, а там минус 35.
Высадили нас из самолёта в снежную пустыню – ни аэропорта, ничего нет – белая бесконечность и горизонт, а посереди этого бесконечного белого стоим мы и самолёт. Смотрим – недалеко сугроб, а это оказался аэропорт Воркуты. То был одноэтажный ангарчик, которого под снегом просто не видно. Заходим в этот сугроб, там нас радостно встречают организаторы фестиваля со словами, что мы им потепление привезли – вчера было минус 47, а сейчас – благодать, всего каких-то минус 35. У нас и так от мороза глаза на выкате, а тут они про минус 47 рассказывают, у нас глаза ещё больше округлились.
Гостями этого фестиваля был Чёрный Обелиск, который поехал туда на поезде, а назад мы всей толпой на самолёте летели. Я Обелискам сказал, что на поезде в Воркуту не поеду, чтобы двое суток спиртоваться в поезде – это не моё, нафиг.
Участникам жюри устроители фестиваля сказали, чтобы мы судили по чесноку, но победить должна вот эта группа, потому что они дали аппарат на этот фестиваль. То есть, всегда в этих делах присутствует в каждом случае своё «НО». Да, в общем-то, тогда особо никто и не спорил – группа-то хорошая, но вот критерий оценки у всех различный. С одной стороны, одна группа дала аппарат, другая группа являлась представителем определённых местных кругов, которые очень много сделали для того, чтобы этот фестиваль вообще состоялся, и им надо тоже отдать должное за это, а с другой стороны история этого фестиваля очень показательна. 92й год – мы приезжаем послушать что-то новое, это всегда интересно. Но, пятнадцать из шестнадцати команд, которые вышли на фестивальную сцену, играют Арию образца 85 года под копирку, только со своим текстом.
Ну, конечно, не прямо Арию они играют, а Iron Maiden, но у нас это всё прошло уже пять лет назад, уже все это забыли, а приехали в Воркуту – и, как на машине времени, попали на пять лет назад – пятнадцать команд из шестнадцати играют Арию, а одна – Напалм Дед. Я сказал, что мне вот эта команда понравилась, которые Напалм играли, что они вам дали то, чего у вас ещё нет. Эти ребята были грандкорщиками, и я потом их вывез в Москву, они у меня играли на фестивале газеты «Зараза». Название группы было Sanctum Reignum или сокращённо – “S.R.”, что в переводе означает «Святое царство Сатаны» – это единственная в мире церковь, где поклоняются Сатане. Эта группа первый раз предстала перед публикой как раз на этом воркутинском фестивале “North Monster’s”, проходившем в ноябре 1992 года, где была отмечена призом зрительских симпатий. Сразу же после фестиваля, “S.R.” дала ряд концертов в Воркуте и округе. Как мы потом написали о них в газете “Зараза”: “Плотный натиск барабанов и бас-гитары, окутанные чёткой пальцовкой гитаристов, несут в себе заряд лептоновой энергии, которая была продемонстрирована на фестивале, устроенном и организованном газетой “Zarraza” в 1993 г.”. Мне недавно прислали видео с того фестиваля и моё интервью – очень приятно было всё это вспомнить.
С Динамиком до армии я часто общался, был на всех их концертах. Карнавал, в составе которого были Барыкин и Кузьмин – это был один из лучших составов Карнавала. Потом, когда Кузьмин ушёл, они сделали группу Динамик в составе которого играл Кузьмин, а он мультиинструменталист, за клавишами играл его брат Саша, и с ними была двоечка из Весёлых Ребят – Евгений Казанцев и Владимир Болдырев – ритм-секция. В то время не было разделения на тяжёлый и не тяжёлый рок, и сейчас, оценивая то, что делал Динамик, можно уверенно сказать, что это был добротный поп-рок.
В тот период групп было не так много групп, но все эти группы были качественные. После того, как сделали московскую Рок-лабораторию, стало больше информации по андеграундным командам. До этого все основные команды были известны, и их было не много – того же Кима Брейтбурга можно вспомнить, группа Диалог. Динамик тогда был всё-таки официальной командой, а не андеграундом – он выступал от Ташкентского цирка. Уделом всех команд тогда было – зарегистрироваться где-то на периферии, а работали они в Москве. Я не знаю финансовой составляющей этого процесса, но корочки их лежали там. Здесь, в Москве, пробиться было невозможно ни под каким предлогом – ни спереди, ни сзади, ни с боку – никак.
Потом сделали московскую Рок-лабораторию, и было очень много споров по этому вопросу. Комсомол хотел взять движение в свои руки и приобщиться к нему. Комсомол к тому времени уже сильно сдал свои позиции, и всем на него было «с большой колокольни». Но у них были в руках возможности управления и возможности всё это пробить, то есть сделать официально, и они сделали фестиваль в 86м году в ДК МИИТ, первый фестиваль московской Рок-лаборатории, три отделения, часть команд была приглашена из Питера, и это уже было всё официально, никакой подпольщины. Многие команды литовали тексты, им тоже всё это подглаживали, навязывали.
Группа Мастер – это команда уже другого времени, это больше конец 80х, и, если брать сегодняшний день, то из групп, которые играют тяжёлый металл, самой старой является группа Легион, несмотря на все «НО» и смену составов. Смена составов – это неизбежность, тот же Мастер, если взять, от оригинального состава там из музыкантов только Алик сегодня и остался. В группе Легион сегодня двое участников из первого состава.
Самый известный фестиваль, который мы проводили, был фестиваль газеты «Зараза» – я издавал газету с таким названием про хеви-метал. Я был не один, я был главным редактором и инициатором всего и вся, у меня работали несколько человек, которые вместе со мной её делали. Печатали мы эту газету в разных местах, в том числе у друзей семьи в издательстве Гудок, Красная Звезда и других. Люди в своё время там печатали Искру, а мы печатали там «Заразу». Это был конец 80х. Офсетная печать – она многокрасочная, а в то время не было машин, которые печатают в четыре цвета, поэтому мы разбили – двухцветную часть издания печатали в Гудке, а обложку, которая была четырёхцветная, печатали в типографии Красная Звезда. Самый большой тираж одного номера за всё время выпуска газеты был 20 тысяч экземпляров.
Какое-то время в редакции «Заразы» работал Толя Крупнов – там он был редактором и писал статьи для номеров. Познакомились мы с ним в Биз Энтерпрайз – я тогда делал всем афиши и всех знал. В «Заразу» я взял его потому, что мой редактор Сидоров бухал. Мы газету «Зараза» вначале делали втроём – Сидоров, Грешичко и я. Я делал всю работу по выпуску формированию размещению в типографии, Алексей Сидоров писал тексты, Грешичко рисовал. Сидоров бухал, и уже лет десять как он умер от цирроза печени. Он также был автором книги «Настольная книга металлиста-алкоголика». Во времена «Заразы» он тоже бухал, но как журналист он был офигительно талантлив – просто бог, мог всю газету с нуля написать за три дня. У него рок-энциклопедия в голове была.
Меня всегда интересовали сроки, а ему на это было глубоко плевать, его больше интересовал всегда свой запой. Он был художником, и ему все мои переживания о сроках выпуска были не близки. Дело в том, что в те времена типография – это было не то, что сейчас. Сегодня типографии за тобой с караваем бегают – только напечатайся у них. Нет – тогда, чтобы попасть в типографию – надо было договариваться заранее, и если ты в установленные «окна» не попадал, то ты пролетал, тем более, что наши тиражи-то для них по сравнению с другими были совсем ни о чём. У меня были завязки, поэтому я всё это и обеспечивал. В результате мы разругались, и я стал делать газету с другими людьми, а Сидоров стал делать журнал «Рок-Сити», это ещё первые его выпуски, потом, после Сидорова его уже другие люди стали делать.
Так что Толя Крупнов был у меня в «Заразе» одно время прописан. Хороший был человек, просто нельзя алкоголь с наркотой совмещать, а так всё в порядке. Ну, он тоже творческий человек был, и редакционными делами за него занималось Алина – вторая его жена.
С «Заразой» мы сильно попали под первый кризис 91 года, когда нам денег, вырученных с одного номера, не хватало на издание второго –настолько быстро росли цены. Распространялось это всё, в том числе, и по почте – мы отсылали в другие города от ста экземпляров. У нас была девочка специальная, которая называлась начальник отдела почты, она ходила на почту и отправляла заказные письма с нашими газетами. Выписывали «Заразу» даже в колониях, откуда нам регулярно приходили письма. Человек из далёкого Кызыла упрашивал нас отсылать ему не 100, а хотя бы по 10 экземпляров – прислал нам письмо, в котором говорил, что у них в древнее всего 2 металлиста – он и Вася с другого конца деревни, и что они готовы покупать 10 экземпляров нашей газеты, но сто им никак не потянуть.
Эта газета была непериодической печатью, вышло всего 10 номеров с разными промежутками между номерами, последний из которых вышел в 92 году. Фестиваль газеты «Зараза» проходил в ДК Горбунова, четыре концерта – по два в день, в субботу и воскресенье, и в этом фестивале приняли тогда участие все значимые группы на тот период: ЭСТ, Чёрный обелиск, Мастер, Легион, Тяжёлый день, Крюгер, Тризна, КПП, Лидер, Валькирия, Новый Завет, Ария, Торнадо. Я просто пошёл к директору ДК Горбунова, этому известному Юрию Никонорычу Шведову и договорился с ним о проведении фестиваля. И провели.
Тяжеляком я стал заниматься, когда перешёл работать в Биз Энтерпрайз в 89 году, а до этого этот тяжеляк можно было назвать русским роком. Когда я служил в армии с 84 по 86 год, я служил на монгольско-китайской границе в пустыне Гоби. Единственное, от чего я там страдал, это от нехватки музыки. Здесь, в Москве, в 84-86 годах всё это вертелось, а там был глушняк полный. Но я тогда активно переписывался с басистом свердловской группы Трек (не путать с московской группой Трек) Игорем Скрипкарём. Трек – это основатели свердловской школы рок-музыки, их две группы такого уровня – это Трек и Урфин Джус. Трек всего три альбома записали, и вот они и Урфин Джус – начало всей свердловской школы – первое поколение.
Потом у них была студия Сонанс, где они все тусовались, и на студии Сонанс они выпустили одну единственную запись, проект под названием Шагреневая Кожа. Мы думали, что это группа такая – Шагреневая Кожа, оказалось, что нет такой группы – запись есть, а группы нет, эта запись была сделана музыкантами этих групп студии Сонанс. Позже вторая плеяда команд, которая родилась – это Чайф, Наутилус Помпилиус, Апрельский Марш, Настя Полева (она, кстати, тоже принимала участие в записях группы Трек), они все между собой перекликались, все играли у всех. В то время мы Свердловск ставили если не на первое место по рок-музыке, то точно на второе. Были Москва-Питер на первом месте и на втором Свердловск.
У московских и питерских групп был очень разный менталитет, и они сильно отличались. Московские группы были совершенно другого толка и плана, и дело тут не в саунде, а в культуре. Они были не хуже и не лучше – они были разные. Камнями никто друг в друга не кидался, никакой неприязни не было, наоборот, была всеобщая дружба среди музыкантов, все ездили друг у другу в гости, и все были едины, как пел Кинчев – «Мы вместе», имелось в виду, что да, мы все вместе, мы все делаем одно дело. И мы ездили в Питер с удовольствием, и здесь питерцев встречали как родных.
На фестивале Монстры рока СССР мы встречались с Майком, вместе бухали. Мы с ним заочно были знакомы и до этого, потом в Москве встречались на концертах. Майк был шикарнейшим человеком, очень умным, приятным в общении, много знал, настоящий рок-н-рольщик, у него склад характера был такой очень чёткий, настоящий рок-н-ролл.
Когда я уходил в армию в 84м всё было в глухом подполье, а когда я пришёл, уже была создана московская Рок-лаборатория, уже всё было распределено более-менее. Когда я пришёл из армии, был такой музыкальный центр Химки, там был Олег Привин, и этот центр занимался всем Питером – всеми их гастролями. Тогда я ездил и с Аквариумом на гастроли, как отдел рекламы. Я занимался рекламой, сам ещё ничего не организовывал, был ещё на другой ступени. После этого я работал в Кунцевском отделе культуры, там уже были попытки делать рекламу самостоятельно, а в 89м году перешел на работу в Биз Энтерпрайз, куда меня пригласили работать директором по рекламе.
В то время, кроме Зосимова, в СССР подобными вещами занимались Стас Намин, Айзеншпис, Лисовский и ещё несколько человек. Мы в то время были молодыми энтузиастами и были за любой кипиш. Зосимов – сам был из бывших комсомольцев, которые уже тогда были прошаренные, и понимали, что надо сделать, чтобы всё это организовать себе на пользу, имея в активе определённые ходы и своё умение. Зосимов был очень прагматичным человеком, он нам говорил:
– Ребята, а в Москве есть десять тысяч металлистов?
Мы говорим:
– Есть гораздо больше.
Он спрашивает:
– Мы можем с каждого из них заработать 10 долларов?
То есть, он нормальный бизнесмен, занимался такими вопросами. Плюс у него были шикарные связи. Мы были энтузиастами, были, в основном, за идею. Если Зосимов после Тушинского поля заработал свой первый миллион долларов, как он нам тогда сказал, и это был бесплатный фестиваль Монстры рока, то мы об этом и не помышляли.
Меня до сих пор все спрашивают – как так можно было на бесплатном фестивале вот так заработать? – а вот так, можно и нужно, наверное. Это мы за идею готовы были рубашку рвать, а люди просчитывали и делали состояния. Зато мы всегда всё делали в свой кайф и всегда занимались тем, что нам нравится. И это наше хотение в конце концов вылилось в дело.
ДЛЯ SPECIALRADIO.RU
Москва, январь 2019
