В один и тот же год с «Индюшатами», где-то в 90м, неожиданно выяснилось, что у Вятского Горкома Комсомола есть проблема: куда потратить те деньги, которые в бюджете прописаны на «культурно-массовые мероприятия». Там были совершенно нормальные ребята, и там была совершенно нормальная местная рок-сцена. Они каким-то образом вышли на меня, и я сказал им: «Мы вашу проблему решим быстро и легко!». Деньги одухотворённо были распилены следующим образом: туда приехала куча инди групп со всего СССР. В ростовском журнале «Ура-Бум! Бум!» было две глобальные статьи на эту тему: Сергея Гурьева и моя. Днём на планёрках мы все типа совещались. Хотя общих тем у редакторов подпольных изданий со всей страны, даже Владивосток и Запорожье, оказалось не очень много. Одним нравится «Аквариум», другим – «Инструкция по выживанию». Ничего общего.
По вечерам приглашённые рок-группы играли концерты: «Комитет Охраны Тепла», питерский «Выход», киевская «Раббота Хо», московские «Зангези» и «Рада и Терновник», вятская «Торба на Круче» и угарная «Минула Юнь» из Ивано-Франковска. Это безумие длилось два-три предновогодних дня, и мне запомнились три вещи. Первое – это был первый выезд, и мы вытаскивали в белый свет двух молодых очкариков, худющих ботанов, их литературные псевдонимы были Боря Усов и Боря Уткин – это были редактора нового восходящего журнала «Шумела мышь» из Москвы (который мы в «Контркультуре» назвали «нашими наследниками»). Это были молодые ребята из будущей группы «Соломенные еноты». «Шумела мышь» – журнал был резкий, жёсткий, такой панковский, литература с привкусом вонючего гаражного рока.
Там по очереди все издания выступали, и я говорил двум Борисам: «Вы идёте туда, чтобы дать говна по максимуму!». И они начали своё выступление так: вышел Боря Усов, скрестил руки, посмотрел сквозь прицел толстых диоптрий и сказал, вместо «Здравствуйте!»: «Я чувствую, что здесь собралось сплошное стадо…». Организаторы в моем лице были счастливы. Потом было какое-никакое «столкновение мнений», пищущие люди встретились и это был мощный просветительский вектор.
Второе: я в самый разгар этой тусы купил первую в своей жизни обалденную картину. Глубокой ночью было «минус 30», и в холодной вятской гостинице художник из города Запорожье, скрывавшийся от закона под псевдонимом Лучезарный, достал коробку среднего размера из-под зефира. Открыл крышку и показал картину в рамочке, описать которую невозможно. Когда я спросил: «Что это такое?», он бодро ответил: «Мне это приснилось». На картине было три цвета: в центре на тёмно-бордовой поверхности нарисован гуашью по толстому дереву равносторонний треугольник, тёмно-бордового цвета, созвучного цвету зефира на котором сидел рыжий дрон (чёртик).
И третье: я повёз в Вятку пятьсот экземпляров «Контркультуры», которые рано утром, в день отправления поезда из Москвы, напечатали в наполовину приватизированной типографии. Рабочие бастовали, не хотели этот мат и антисоветчину запускать в тираж, со словами: «Мы это печатать не будем!».
Нашими друзьями Севой Гродским и Денисом Кирьениным из агентства Public Totem, которым в тот момент было чуть ли не по двадцать лет, забастовщики были резко посланы на хер. Взамен вызваны дополнительные силы подмосковных штрейбрехеров и пахнущих свежей типографской краской пятьсот журналов я увёз в Вятку. В напутствие мне сказали мои однополчане: «Умри, но продай все! Деньги вернёшь под отчёт в день приезда». Ну, весело, правда.
За два часа до окончания Первого Всесоюзного Съезда Рок Самиздата у меня оставалось непроданными то ли пятьдесят, то ли шестьдесят журналов. А это, сука, десять пачек толстого картона. Ко мне подошёл пьяный и грустный главный комсомолец Кировской области и, видя, что я в таком же состоянии, спросил: «Что же ты такой грустный? Ведь всё отлично прошло?». «Я не хочу эти шестьдесят журналов обратно в Москву везти!» – ответил я. Он сказал: «Твой вопрос решается молниеносно!» и ушёл в ту таинственную комнату, где лежали остатки комсомольских взносов. Затем подошёл ко мне и с угрюмым лицом, молча, положил деньги на стол.
Вернулся я в Москву 30го декабря 1991го. Падал предновогодний снег, я поехал в Крылатское к своему другу, дизайнеру и редактору Волкову с пакетом отмытых денег за «Контркультуру». Сказав ему: «Это ещё не всё!», я достал коробку из-под зефира. Александр из семьи потомственных архитекторов и патологически не умеет хвалить, по крайней мере, меня. А тут он достал из коробки картину и сказал: «Это что, первая картина, которую ты купил? Ты, друг мой, очень бурно начинаешь!». Я запомнил эту фразу. Через несколько лет, когда мы закончили работу над моей первой книгой и энциклопедией рок-самиздата «Золотое подполье», где описывались плоды трудов этого съезда, я, глубоко набрав в лёгкие воздух, подарил эту гениальную картину художника Лучезарного Александру Волкову. Впоследствии я понял, что совершил страшную ошибку и, поняв, делал безуспешные хитрые попытки картину эту отсосать обратно.
Волей случая и в результате переездов с фестиваля на фестиваль у меня собралась большая коллекция подпольной рок-прессы, фанзинов и самиздата. Гурьев с правой стороны, а Волков с Левой, заставили меня написать центральный кирпич третьей «красной «Контркультуры» под названием «Дискретная энциклопедия всесоюзного рок-самиздата», куда вошло большое количество городов и огромное количество изданий. Хотелось всё это как-то образумить, сделать вертикаль и горизонталь. Публикация занимала очень много страниц.
Любопытно, что количество говна, которое на неё было вылито, было пропорционально количеству страниц. Особенно отличились питерские деятели самиздата, которые искренне считали, что существует журнал «Рокси», журнал «Рио» и что-то там ещё в Москве выходит. А тут перед их пьяными зенками оказалась целая империя. Ни хера себе подарочек?! Непорядочек!
Партизанскими методами нам удалось разбросать по стране 10 000 экземпляров третьего типографского номера красной «Контркультуры». Я заставил почту рядом с домом служить нам, – завёл абонентский ящик и туда приходили всякие открыточки с текстом: «Мечтаю получить «Контркультуру». Мы высылали наложенным платежом по указанному адресу. На почте меня все дружно полюбили, я был «сын полка» и меня это устраивало.
Волков с Гурьевым в результате снова обратились ко мне: «Ну, молодец! С «КонтрКультУрой» разобрались. Теперь, давай, чувак, книгу пиши!». Я прямо взмолился: «Вы что, друзья мои дорогие! Я же с роду книг не писал!». «Да ты почитай последнюю страницу журнала, который ты целый год распространял! Мы же там анонсировали выход твоей книги!». Так, в течение пяти лет, создавалось «Золотое Подполье», с 1990 по 1994 год включительно. Это было ужасно нудно, долго и тяжело. Потребовались многие сотни звонков по всей стране, всяким редакторам, фотохудожникам, коллекционерам.
Книга «Золотое подполье» и я как писатель состоялись исключительно благодаря подвигам безымянной ремонтной бригады, которая в пылу строительных работ перерезала телефонный кабель в моём доме на улице Тухачевского. Ко мне в дом пришли блаженство и покой.
Книга делалась в пяти городах. Писалась она в Москве. Из машинописи набивалась в городе Саратове – в революционную компьютерную программу «Лексикон». Из «Лексикона» текст вручную переводился на некий язык, который Саша Волков мог верстать. Корректура была в Оренбурге, на юрфаке местного университета, где учились самые красивые юристки на земле. Печаталась книга в Нижнем Новгороде, где жили и работали мои друзья – группа «Хроноп» и Полковник – в недрах типографии книжного издательства «Деком». Метафизическими инвесторами выступали мои друзья из Праги, которые грамотно промывали мне мозги.
Типографию я нашёл в рамках международной книжной выставки-ярмарки, где демонстрировал свою коллекцию самиздата, которая в 1992 – 1995 годах объездила всю Европу. Однажды, отправляясь на Франкфуртскую международную выставку, я вылетел из военного аэродрома Чкаловского и приземлился на советском военном аэродроме где-то под Берлином. Затем из-за ошибок военной техники оказался вместо Франкфурта на Майне во Франкфурте на Одере. Каков подарочек? И понял я это за восемь часов до открытия выставки…
К осени 1994го книга «Золотое Подполье» была готова для продажи в России и нас пригласила гражданка Соединённых Штатов Америки Наталья Шарымова провести презентацию в самом модном клубе Москвы того времени – в клубе «Пилот». Там была и пресс-конференция, одна из первых, которую я провёл, и, собственно говоря, презентация книги. В качестве разогрева была приглашена группа «Крематорий», которая там никогда ещё не выступала, и нижегородская группа «Хроноп», как издатели.
Дальше всё пошло и поехало, на сегодняшний день я считаю самой ценной своей книгой не биографию Сергея Курёхина, не биографию Кормильцева, не прошедшую через неприличное количество допечаток книгу «Хедлайнеры», а основополагающий труд – «100 магнитоальбомов советского рока». Внутренняя цена этого фолианта была довольно дорогая, и вовсе не потому, что я её делал более пяти лет. А потому, что в конце работы моя семья мне сказала, что с таким придурком жить не будет. И мы развелись, а дочка осталась жить с мамой. Потом они уехали жить в Европу, но это другая история. Одновременно, так совпало день в день, произошли два счастливых события: выход книги «100 магнитоальбомов советского рока» и открылся клуб «Китайский Лётчик».
Презентация «100 альбомов» состоялась в самом моднючем тогда заведении «Республика Бифитер» на Никольской улице, где мы потом делали пресс-брифинги Земфиры и групп «Мумий Тролль», «Вопли Видоплясова» и много чего ещё. Там была пресс-конференция с участием Сергея Жарикова, Юрия Цейтлина из «CD land», который нам очень помог. Вся толпа, что там была, впоследствии переметнулась в новый только что открывшийся «Китайский Лётчик», где играла, ангажированная мной для нового клуба группа «Запрещенные барабанщики» со своим первым концертом в Москве и с большим хитом «Убили негра».
Руководствуюсь китайской мудростью Лао Дзы: «Если нет книги, которую ты хочешь прочитать, напиши её сам». Сейчас мной делается девятая моя книга, посвящённая Майку Науменко, которая называется «Майк Науменко. Бегство из Зоопарка».
Лет пять-семь назад я раскачал культурологическую ситуацию с Курёхиным выпуском книги и проведением таких акций, причём раскачал «в одиночку». За полгода до смерти Сергея я встретился с ним в блинной на Пушкинской 10, и я взял у него очень большое интервью для «100 магнитоальбомов советского рока». Мы раньше формально были знакомы, а в феврале 1996 года он только приехал из Америки. Жаловался, что у него был перевес багажа с пластинками би-бопа, он прекрасно выглядел. Потом Капитан умер, и мне очень не хватало книги про него. Ну что? Каких-то пять лет исследований и интервью и в конце 2013 года «Безумная механика русского рока» увидела свет.
«Хедлайнеры» – довольно честная и правдивая книга. С Лёней Бурлаковым мы познакомились в Москве, за ним – с Ильёй Лагутенко, потом с Земфирой, за ней – с Максимом Фадеевым, за ним – с Глюкозой и так далее. Книга в семи главах была написана, и оставалось написать последнюю главу. Я взял месяц отпуска и поехал куда-то в Африку зимой 2007го. У меня было два кандидата, если бы я взял одного из них, это была бы самая смешная глава из всех написанных, настолько смешным был сам герой, и всё что с ним происходило. Другой вариант финальной главы был о подлости – от самого начала и до конца. Короче, я взял с собой две сумки с бумажными архивными документами, чтобы выбрать героем книги одного из кандидатов. Приехав из Москвы, я выключил телефон на два–три дня и отсыпался. А когда проснулся, у меня было несколько десятков sms о том, что «умер Илья Кормильцев».
Уезжал я из Москвы с чистым сердцем, ибо дружбаны из Лондона мне передавали, что издатель «УльтраКультуры» пошёл на улучшение. Когда я узнал о смерти, взял эти две сумки, засунул за диван и за две недели написал совершенно другую главу про Кормильцева, хотя про него у меня совершенно ничего не было по архивам. Глубоко любя касту под названием «мои коллеги журналисты», я понимал, что лет десять-пятнадцать, наверное, ещё никто ничего про Кормильцева не напишет.
Вернулся я в Москву с написанной последней главой от руки. Когда я показал книгу своему другу, умнющему человеку Европы, главному редактору журнала «Афиша» Юрию Сапрыкину, он прочитал и сказал: «Всё хорошо, но это не из этой книги глава!». А я сказал: «Меня это не е..т» и главу о Кормильцеве оставил.
С Ильёй Лагутенко мы регулярно поздравляем друг друга с праздниками, и я понимаю, что если у меня будет сильная идея, то я найду его на любом конце света. Или наоборот. Если будет повод встретиться, уверен, всегда возможен определённого рода ренессанс, как это было через несколько лет после выхода книги «Хедлайнеры». «Тролли» тогда записали отличный двойной альбом «Восьмёрка», и мы по нему работали после паузы в несколько лет.
Что касается Земфиры, последнее время она – очень закрытый человек. Была одна очень красивая история, когда в «Эрмитаже» летом выступали очередные модные брит-роковые группы что-то вроде «Klaxons», я стою на солнце, слушаю брит-рок, и сзади кто-то закрывает глаза руками. Я поворачиваюсь, смотрю – стоит Земфира, такая же любительница английской музыки, и всё – как будто у нас не было паузы в общении. С Бурлаковым продолжаем работать практически каждый год по новому проекту.
Что объединяло всех героев «Хедлайнеров» после того, как книга вышла? Они все дружно утверждали, что её не читали. Максим Фадеев как-то не выдержал, позвонил ночью и долго со мной разговаривал. Ругался, что всё было не так, и что я всё придумал. Кто бы сомневался? Начал он разговор со слов: «Кушнир, я давно тебе хотел сказать, что книги пишут только те, кто ничего не достиг в жизни». Он долго говорил, я иногда лениво вставлял: «Да…Нет… Нет», в общем-то это был монолог. Я повторно влюбился в Фадеева, когда он через час с лишним сказал: «Ну, ладно! (пауза…) Вот я сейчас сажусь книгу писать, и я вам всем покажу». Я вспомнил начало разговора и только улыбнулся в ответ.
Пару лет назад мы встретились с ним в вип-зоне на какой-то премии в Олимпийском, где выступали его очередные питомцы. Я вступил с ним в разговор, как с героем книги «Хедлайнеры». Он как-то очень странно и скованно отвечал на вопросы, а потом в конце спросил: «Ну что, всё записал на диктофон?». Мне было нечего ответить на столь серьёзное обвинение, мой словарный запас и терпение иссякли. Я был крайне разочарован такой подозрительностью, абсолютно беспочвенной. Даже подумал: «Какие же люди тебя сейчас окружают, если ты стал таким колючим? Фабрика звёзд? Голос? Ну-ну…»
Один из героев книги – Гребенщиков безупречно себя вёл всегда. И тогда, и сейчас, когда мне надо прийти на подмогу, срочно сделать глобальное интервью, решить текущие вопросы, связанные с историей «Аквариума», дать многочасовое интервью по Курёхину. Несмотря на вечный цейтнот и перебои со здоровьем, Борис Борисович всегда идёт на встречу. Буквально на днях мы встретились перед концертом в «Вегасе», и он дал большое пронзительное интервью по Майку для моей новой книги, оставив телевизионщиков «на потом». В конце беседы, там, где можно позволить лёгкую полемику, он сказал: «Сашка! Ну как же ты такие простые вещи не понимаешь!» – отвечая на сложный вопрос об отношениях, и его глаза горели молодостью.
С Кормильцевым мы познакомились лет за пятнадцать до его смерти: в девять вечера он позвонил мне по телефону, а в девять утра позвонил в дверь. Тогда только вышел альбом «Крылья» НАУ. Мы дружили и все подробности – в книге. К сентябрю 2009го года в честь пятидесятилетия друзья попросили помочь медийно, и мы общими усилиями собрали деньги на памятник Илье. У Ильи на могиле, на Троекуровском кладбище, стоит памятник очень хороший и красивый в отличие от Курёхина.
Дочь Ильи от брака с Олесей придумала идею памятника и силами «Кушнир Продакшн» удалось подогнать достаточное количество телекамер на открытие памятника на Троекуровском кладбище. Автор – Саша Коротич, продюсер – Костя Преображенский. Часть денег на памятник дал вокалист «Наутилуса» Слава Бутусов. В тот же день происходила акция в честь пятидесятилетия Кормильцева в клубе «Б2». Я лично пригласил двадцать групп из первого эшелона участников «Нашествия» и в лёгкую получил двадцать отказов. Назывались любые причины: гастроли, мы пишем альбом, «мы бесплатно не играем» … Тот вечер удался, вопреки всему. Приехали несколько уральских групп, приехал брат Ильи, Женя Кормильцев, и всё это вёл Олег Сакмаров вместе с нашей восходящей звёздочкой Таней Зыкиной. Согласились и выступили поэты Родионов и Емелин, «Выход» и «Лемондэйз» из Питера, нестеровский «Мегаполис» с премьерой новой программы «Супертанго».
Гвоздём программы был в драбадан пьяный Глеб Самойлов, который проходя мимо клуба «Б2» с какой-то поэтической вечеринки, устроил лучший в моей жизни рок-концерт. Он разбивал аппаратуру, прочитал последнее стихотворение Кормильцева и одно своё стихотворение. Читал всё в бреду, истерике, на голых эмоциях. Рядом со мной стояли знакомые журналисты из «БиБиСи», они просто плакали. Сохранилась видеозапись, смотреть её реально страшно.
Последние десять лет я делаю много разных акций по Кормильцеву – лекции с просветительскими историями, конференции, панели, интервью. Показываю многочисленной публике книгу с невинным названием «Клубная культура» (возглавляемое Кормильцевым издательство «Ультракультура»), тираж которой был порезан Госнаркоконтролем и вторую уничтоженную ими книгу «Культура времён Апокалипсиса». Приехали в центр Екатеринбурга в здание издательства «Уральский рабочий», положили всех сотрудников на пол и вывезли тираж за город, где он был успешно уничтожен. Мне эта история чем-то напомнила первый день продажи моей биографии Кормильцева, когда на концерте так называемого «Наутилуса» в Крокус Сити Слава Бутусов запретил продавать эту книгу в фойе. И я его прекрасно понимаю – там слишком много вещей, о которых говорить долгое время было не принято.
Год назад мои книжные собратья предложили сделать мероприятие памяти Ильи в рамках выставки «Красная Площадь». Я решил сделать это концептуально в виде музыкально-литературного вечера под названием «Прогулки на воде», где выступят, с одной стороны друзья Кормильцева. С другой стороны, Олеся Маньковская, вдова поэта, в Лондоне, в стареньком компьютере, который где-то на чердаке лежал, нашла файл с тридцатью неопубликованными стихотворениями. Она прислала этот файл мне, я раздал молодым артистам, и они на эти стихи, которые никто не видел, написали свои песни. Среди этих песен выделяется группа «Shoo» с песней «Прямо по курсу». Есть песня на стихотворение под названием «Ноль», которую поют сразу несколько артистов: Энди Дарлинг, Саша Фрид, группа Another One.
На сцене, под названием «Амфитеатр», установленной прямо по центру Красной Площади, удалось воссоздать связь времён и сложить эпохи в едином порыве. Вход свободный, толпа, уходящая за горизонт, большие экраны, которыми можно пользоваться в художественных целях, как группы считают важным, отличный звук, прекрасные техбригады, всё сделано с душой. В этом году это называлось «Диалоги с Ильёй». Илье бы исполнилось в 19м шестьдесят лет. На экранах сцены проецировалось огромное фото Ильи в разбитых очках на презентации группы «Сплин» авторства Юрия Верещагина.
На «Красной Площади» все артисты очень хотели выступить. Если в прошлом году паузы саунд-чеков своей дурацкой рэп-болтовнёй закрывали Кушнир с Сакмаровым, в этом году договорились с барабанщиками, чтобы они не снимали железо. Таким образом, у меня выступило двенадцать артистов за два часа пятнадцать минут. Все бегали и говорили: «Как ты нарушаешь законы математики: двенадцать умножить на пятнадцать получается сто восемьдесят – три часа, а у тебя всего два часа было – с 21го до 23х!». «Минуточку, вы ещё забыли двух поэтов – Всеволода Емелина из «Ультракультуры» и Андрея Родионова.
Группа «Бостонское чаепитие» должна была выступать последней, я им просто обещал. А тут идёт такая шеренга в форме, начинает выдавливать людей с площади. Я спрашиваю организаторов: «Скажите, с кем там можно поговорить, я попробую убедить!». «А у них нет главного» – был ответ. «Тогда поступаем следующим образом: вы все уходите со сцены, чтобы они не понимали с кем разговаривать». Но они не лыком шиты, ко мне подошёл некто в форме и сказал: «Парень, сейчас ты идёшь и объявляешь, что «концерт окончен, расходимся по домам». Я говорю: «Всё понятно, всё сделаем!».
Вышел в 23:00, вот-вот на сцене начнут вырубать свет, а у меня группа рядом стоит и ждёт своего выступления. И я на голубом глазу говорю: «А сейчас последний участник нашей мультимедийной акции – группа «Бостонское чаепитие»!». И они успевают сыграть две композиции. Полковник сквозь зубы сказал: «Уходи отсюда поскорее!». Думаю, если бы Илья Валерьевич мог видеть, как на Красной Площади в двенадцатом часу ночи «под вой сирен и лай собак» рок-группа поёт его песни, и сотни зрителей теснит цепь оцепления, думаю, ему бы это очень понравилось.
ДЛЯ SPECIALRADIO.RU
Интервью подготовил Игорь Шапошников
середина 2019
