Я родился в начале 60-х в самом центре Москвы, в тихих старых переулках Садового кольца. До года местом моих прогулок были парк ЦДСА и окрестности Театра Советской Армии, а местом сна и кормления – огромная дореволюционная коммунальная квартира с кухней размером с волейбольную площадку и темным коридором, по которому можно было кататься на велосипеде, в который выходили двери множества пустующих комнат. Старшие братья очень не любили со мной гулять, местные мальчишки дразнили, да и в футбол я им мешал играть.
В какой-то момент мой отец, преподаватель военной академии, получил квартиру на Речном вокзале, и мы переехали на тогдашнюю окраину Москвы; метро ещё не было, а единственным транспортом был троллейбус, до которого надо было добираться по деревянным мосткам, проложенным по болоту. Это были пятиэтажки, зажатые между двумя рабочими кварталами Девятым и Портом. Странная буферная зона между враждующими группировками, заселённая пёстрой публикой – от офицеров генштаба до художников и сотрудников телевидения, служащих руководящих советских органов, работников военных заводов – вот чем был район моего обитания. В разборках кварталов мы особо участия не принимали, ни к кому не примыкали, и нас особо не трогали, странные мы были.
В моем доме был культ классический музыки. Вивальди, Григ, Чайковский, Римский-Корсаков, их произведения я знал наизусть, пластинки папа слушал часто. За рок музыку, да и за все, что не классика, можно было схлопотать взыскание. Моя первая рок-пластинка, которую я купил на сэкономленные на школьных завтраках деньги, вылетела в окно сразу. Хотя ничего страшного в ней не было, это был совсем немного волосатый польский вокально-инструментальный ансамбль «No To Co» (Но То Цо), но важен был принцип, наверное.
Впервые рок-музыка прорвалась в мою жизнь через моих братьев. Иногда меня привозили на их студенческие тусовки, сажали в комнату подальше и, дабы не мешал, включали магнитофон. А из него вытекала и заползала в мои неокрепшие детские уши совсем странная, но такая волшебная, другая музыка. Это был Битлз. Я сидел на паркетном полу, вплотную к магнитофону, как кролик перед удавом, и впитывал чужеземную культуру. Думаю, что тогда всё и началось. Нет, я ещё не думал об игре на гитаре, меня больше интересовал хоккей, футбол, даже в спортшколы попадал при клубе Динамо, но первые зерна попали в сильно удобренную Вивальди почву.
Следующее моё погружение в рок-музыку случилось благодаря соседям хиппи. Как-то знойным московским летом из открытых окон пятиэтажки вдруг раздался бой часов. Только очень громких часов (аппаратура у ребят была звучащая). Потом часы превратились в музыку, а потом кто-то начал звенеть монетами. Я сидел на лавочке у подъезда и слушал, не отрываясь. На лавочке было не усидеть, и я набрался наглости – позвонил в соседскую дверь.
«Привет, а это что у вас играет?».
«А ты что знаешь?».
«Ну, Битлз знаю».
«А. Так вот. Это Битлз. Новый альбом».
«А можно послушать?».
«Ладно, заходи».
Ламповая радиола, огромные колонки… И пинкфлойдовский «The Dark Side Of The Moon». Шёл 74-й год, я был пятиклассником, я верил старшим, поэтому после долго думал, что это и правда Битлз))).
Шансов стать футболистом Динамо у меня не было, и я начал приставать к брату показать мне аккорды, а к маме – купить гитару. Что и было сделано. Кстати, потом те же соседи подсадили меня на Майлза Дэвиса и King Crimson, но это было сильно позже.
Первую свою школьную группу я сколотил классе в восьмом. Собиралась она по принципу, по которому собирались все школьные группы того времени. Ты будешь гитаристом, и ты тоже… Так, скинулись на пальцах, кто басист. Не хочешь? А надо. Терпи. Из-за того, что в школе я изучал, причём не сильно стараясь, немецкий язык, а все хиты любимых волосатых исполнителей были на английском, мне пришлось сразу писать свои собственные песни, минуя исполнение каверов и съём с магнитофона великих гитарных соло. Часть собственных шедевров была странным образом похожа на Grand Funk или Nazareth, но разве кто-то обращал на это внимание?
Волосы начали неумолимо отрастать, а клёш становился все шире. Классе в восьмом мы уже играли рок на школьных танцах, учителя и директор школы начали звать меня Алекс (как и все остальные), а ежедневные репетиции в актовом зале школы №167 на Речном стали собирать под открытыми окнами небольшие шумные компании верных поклонников. Был и ещё один плюс происходящего – теперь участники группы могли спокойно появляться и в Квартале, и в Порту, причём без опасения получить серьёзные травмы. Нас знали все. Думаю, как и группу Армена Григоряна, на аппарате которого, оставленного родной школе, мы и играли. Группа Армена ещё не называлась Крематорий, сие случилось чуть позже, а в школе она запомнилась красными джинсами Армена, басом скрипкой и фанатичным исполнением репертуара ВИА Black Sabbath …. Ай эм айрон мэн…. Ну и так далее.
В 80 году наша группа в полном составе перекочевала в ТУ-30, где из шалопаев, типа меня, за один год обещали сделать слесарей-сборщиков и прочих фрезеровщиков. Вот только мы не очень хотели ими становиться. Большинство просто пересиживало год от армии, чтобы потом поступить в институты. Руководителем группы (просто должность) был чудесный старик (как нам казалось тогда), Леонид Лазаревич. Он не влезал в процесс, просто сидел и слушал. Потом он как-то сказал, что наша группа – лучшее воспоминание его старости, и что он нам очень благодарен. А в юности, да и всю жизнь почти, он был бессменным аккомпаниатором Марка Бернеса. Но об этом мы узнали позже.
Тогда в моей группе уже играли Миша Шевцов (позже клавишник группы Константина Никольского, лучший клавишник страны по версии Московского Комсомольца), Дима Варшавский (Черный кофе), который у нас играл на виолончели, и Серёжа Секретарев, позже саксофонист легендарного первого состава Бригады С.
Время менялось. Горячий рок в танцевальных залах начал уступать место дискотекам с магнитофонными ЧингизХанами и БонниЭмами. Наши долгие импровизации и 10-минутные рок-шабаши, которые мы по привычке продолжали называть песнями, стали вызывать скорее недоумение, нежели прежний восторг. Надо было что-то делать.
И мы решили поехать на телевидение. На Ленинградское. В какую-то программу типа «Голоса молодых». Мы записали фонограмму, причём в квартире нашего барабанщика, за один день, через самодельный пульт на магнитофон Маяк. Студия театра на Таганке, о записи на которой договорился Леонид Лазаревич, сгорела ровно за день до записи, а фонограмму от нас ждали на ТВ. Записали, перекрестились и отправили, без какой-то надежды. И вдруг звонок «Здравствуйте, это режиссёр программы с ЛенТВ. Выезжайте». Ну мы и поехали, не зная, где будем жить, что делать и зачем.
Съёмки прошли отлично, техсостав в восторге жал нам руки, говорил, что вчера снимали Аквариум, но мы круче. После съёмок с гитарами на плечах мы гуляли по Ленинграду, пели песни во дворе какого-то института, играли в «рок-звезды на гастролях», удирали от гопников в телогрейках в 100 метрах от Невского… К вечеру, уже перед поездом, разругались из-за какой-то мелочи, и группа перестала существовать.
Осенью того же года половина группы ушла в армию, а после неё восстановить коллектив уже не получилось. Миша и Дима вовсю трудились над первыми песнями Черного кофе (Дима перед одним из юбилейных концертов назвал меня в числе основателей группы, что по большому счету абсолютно не так). Наш барабанщик уехал работать в Китай, а басист с головой ушёл в руководство молодёжного строительства в Сабурово. Я же начал готовиться к поступлению в Гнесинку, потом бросил и подготовку, и музыку. Нужно было работать, поскольку родилась дочь.
Иногда мы собирались со школьными друзьями, был даже состав под названием «Иван Будда», мы записали магнитоальбом, этакий акустический рок с очень жёсткими текстами, 80-е диктовали свои правила, играли концерты в парках и на пляжах. А потом всё закончилось.
До тех пор, пока в моём доме не появился ситар. Именно с его появлением связано моё первое возвращение в музыку. Мне позвонил Миша Шевцов: «Слушай, ты искал ситар. Тут парень продаёт свой. Из группы Евразия». Я чудом нашёл деньги и поехал в Люберцы. Первая половина 90-х. Два длинноволосых парня идут по густой люберецкой застройке (кто помнит – поймёт).
«Я местный, потому не волнуйся. Но один сюда лучше не рискуй».
Ситар был чудесен. Играть я не умел. Но через месяц, когда начало получаться что-то членораздельное, решил «пора вылезать из дома». Была зима. Я поехал на фестиваль в каком-то ДК. Ситар в огромном кейсе пытался не примёрзнуть к куртке. В ДК отопление не работало. В зале люди в куртках и шапках, на сцене ребята из Звуков Му и других команд, джем в полном разгаре. Я сижу, рядом кейс с ситаром, оба мёрзнем. Вдруг подходит человек:
«Это у тебя ситар?».
«Ну да».
«Поиграть с нами хочешь? Пошли на сцену».
Так я и вернулся. Став штатным ситаристом и гитаристом сначала проекта Михаила Соколова «Экология звука», а потом и группы «До свидания, мотоцикл».
Это было интересное время, порой неожиданное. Но в 98 году, уже работая в магазине Пурпурный легион, я решил, что готов опять к авторской музыке. Модность, а также 40 тысяч дисков с потенциальными сэмплами ежедневно под рукой, сделало выбор очевидным. Trip Hop шагал по планете, Massive Attack завораживал мозг и уши, надо было делать свой, но на родном языке. Мы с моим напарником по легиону решили записать своё, наше. Назвались «Melancholic TM», нашли вокалистку, подписали контракт с фирмой Космос Продакшн, получили оплаченную студию и врубились в работу. Записали со звукорежиссёром Яном Миренским несколько треков и … Случился кризис. Космос закрылся, запись закончилась. Позже эти треки выходили на сборниках российского трип-хопа, но сама группа перестала существовать. Сейчас, много лет спустя, поклонники трип-хопа находят эти треки, удивляются, что такое было, берут интервью, но тогда нам журналисты и хозяева лэйблов твердили в один голос «это здесь никому не нужно».
Там же, в Пурпурном легионе, я познакомился с Игорем Шапошниковым (Гоша Рыжий). В результате чего стал участником группы Братья по разуму. Это было интересно, каждый концерт становился для меня сюрпризом. Выходя на сцену, я никогда не знал, что меня ожидает, в отличие от остальных участников происходящего.
Ещё через пару лет была придумана группа «Orange Mama». Опыт Меланхолик, плюс увлечение джазом, плюс ситар создали некий компот из эйсид джаза, хип хопа и фолка. Иногда нас смело называли «московским Dee-Phazz», в группе играли шикарные музыканты, были битком забитые залы, были провальные фесты, был большой перерыв, когда сразу два лейбла – Экзотика и Бориса Назарова, захотели издать альбом ОМ, и оба после тягучего динамо, отказались. Был интерес со стороны английской Pork Records. Было много разного. Но к 2012 году, отпраздновав своё 10-летие, команда была распущена. Интерес к ней растворился.
Параллельно с этим я иногда играл ситар с разными интересными людьми. Среди них наиболее занятны Рада и Терновник и Браво. С первыми я отыграл несколько концертов в разное время. Особенно интересен был концерт в ЦДХ, где мне пришлось играть дуэтом с Сергеем Летовым.
Моё общение с группой Браво тоже оказалось неоднократным, но более весёлым. Началось оно с неожиданного телефонного звонка:
«Привет, это Евгений Хавтан. Мне твой телефон дал Миша Шевцов. Нам нужно записать ситар в одну из песен. Что-то в стиле Джорджа Харрисона. Можно?».
При мне имя Джорджа называть – нарываться на безоговорочное согласие. Запрещённый приём.
«Можно, конечно. Когда где?».
«Я приеду».
Женя приехал ко мне домой, поиграл песню, мы поиграли вместе, потом я поехал на базу «Браво», поиграл с группой, а дальше меня вызвали на студию в Центре Стаса Намина. Браво – очень позитивные ребята. С ними легко. В общем, зажим во мне отвалился быстро, смотря на то, что я впервые писал ситар на большой студии, там более с людьми класса А в отечественной музыке. Записали всё быстро, особенно мне понравилась беготня с микрофонами, инструмент-то непривычный. В общем, попрощались, и я забыл об этом. К слову, ситар в альбом не попал. По словам Хавтана, ситарный трек потеряли при переносе записи с SNC на Мосфильм, где альбом переписывали и пересводили. Не страшно, с лэп-стил гитарой песня стала даже больше похожей на Харрисона.
Вторая встреча началась опять с неожиданного звонка. Я уже и забыл о той записи. И тут:
«Привет, это Хавтан. Слушай, у нас тут юбилейный концерт в Б1. Мы решили сыграть песню, которую ты писал. С ситаром. Приглашаем тебя. Будешь? Помнишь, что играть?»
«Не помню. Это ж когда было».
«Приезжай на базу, вспомнишь».
Я взял ситар в руки. Пальцы сами всё вспомнили. А базе для репы мне было отведено 10 минут. А дальше – Б1. Огромная сцена, шикарный звук, галдящий многотысячный зал, который при первых звуках ситарного алапа погрузился в полную тишину… Это была магия ситара.
Третий раз мы встретились ещё через несколько лет, когда я уже работал в гитарном магазине Муздеталь. Евгений приехал выбрать гитару своему другу, Анжею Захарищеву фон Брауш из группы «Оберманекен».
«Как хорошо, что я тебя встретил. Мне ситарист срочо нужен. У тебя ситар остался?».
Ситар я к тому времени уже продал, инструмент должен звучать, а востребованность меня с ситаром была нулевой.
«Нет, нету».
«Срочно покупай, тебе месяц на всё».
Я нашёл ситар, купил, начал заниматься. Но Хавтан пропал. Видимо, необходимость пропала))).
Зато я на несколько лет стал штатным гитаристом группы Оберманекен в версии Анжея. Это не было работой, скорее развлечением. За концерты не платили, зато я отвязывался по полной, стараясь ни разу не повторяться, каждый концерт я играл иначе, с разным звуком и настроением. То это был David Gilmour, то David Sylvian, то Cocteau Twins. Заодно я испытывал звучание разных комплектов педалей и гитар в концертных условиях.
Дело в том, что к тому времени я уже лет двадцать я плотно изучал гитарный звук высшей пробы. Началось это, когда в середине нулевых был открыт первый в стране оффлайн бутик элитного гитарного звука, а я был его руководителем. Мы стали дилерами педалей Robert Keeley, Xotic, Fulltone, Voodoo Lab, гитар и усилителей Carvin, звукоснимателей Lindy Fralin. Тысячи бутиковых педалей, сотни усилителей и гитар высшего класса прошли через мои руки с тех пор. Думаю, я стал одним из лучших специалистов в этой области, активно консультировал гитаристов разного уровня известности, но при этом сам почти перестал играть. Поэтому игра с Оберманекен стала и некой отдушиной, и полигоном для испытаний. Ну а мания величия Анджея, а также его поклонницы, которые подходили и говорили: «Вы такой космический, словно с другой планеты, можно Вас потрогать», были весёлым бонусом к процессу.
Но перерыв закончился. И появилась очередная идея – создать лучшую рок-группу страны. Ну или одну из лучших. Которая будет играть тот рок, который здесь, по сути, никогда и не играли. Тот самый, из начала 70-х, с долгими импровизациями, психоделикой, при этом с эталонным звуком на записи и на концертах. И хорошими русскими текстами.
Так появился МиМ. (С названием потом случился казус. Оказалось, что МиМ – это сокращение от Маша и Медведи. Но Маша сильно не обиделась, и мы договорились). Я написал музыку для первого альбома «Том Первый». Мы решили, что будем записывать только на ленту, на лучших студиях, чтобы звук на альбоме был на уровне лучших мировых образцов. Мы начали с записи ситара… И случился ковид. Студии закрылись, музыканты сели по домам. Мне пришлось наступить на горло принципам и начать записывать альбом на домашних студиях музыкантов, благо времени у всех стало много.
Я рассылал треки музыкантам, они записывали свои партии и присылали мне, а я отсылал результаты нашему продюсеру Евгению Кобылянскому. Барабаны записывал Владимир Роздин, по ночам тайком пробиравшийся в свою студию, бас записал Дмитрий Рыбалов, гитары писал я и Владимир «Корней» Корниенко, саксофон Тимур Некрасов, лэп стил Володя «Bluesjammer» Сорокин, ситар записали Сергей Корниенко и я. На последнем этапе добавилась гитара Юрия Новгородского.
А вот клавишника, у которого на студии стоял бы настоящий деревянный орган Хаммонд, и был готов записаться в МиМ, в России я найти не мог. Наши объявили МиМ бойкот. В результате я от безысходности написал всем моим любимым клавишникам по всему миру. И приял позу ждуна без надежды. Просидел ровно 12 часов. И получил сразу три согласия. Я был в шоке. Я не хотел выбирать одного. Потому на альбоме появились сразу Adam Holzman (Steven Wilson, Miles Davis, etc), Lachy Doley (Joe Bonamassa, Glenn Hughes), Arlan Shierbaum (Joe Bonamassa, Rival Sons, Richie Kotzen). Все остальные клавиши записал Евгений Кобылянский. Он же свёл и сделал мастеринг альбома. И у нас все получилось. Альбом перенёс два тиража на виниле и тираж CD. О звуке все, кто его слышал, говорят только в лучших словах.
В начале 2025 года вышел второй альбом группы МиМ «Дыхание». Он был задуман, как концерт на одной из лучших студий Москвы, без репетиций, договорённостей, как полная импровизация на заданную тему. В записи приняли участие практически все, кто записывал и первый альбом МиМ:
Михаил Соколов – барабаны
Дмитрий Рыбалов – бас
Евгений Кобылянский – клавишные, сведение, мастеринг
Владимир Корниенко – гитара
Юрий Новгородский – гитара
Тимур Некрасов – флейта, саксофоны
Ярослава Павлова – вокал
Сергей Александров – гитара, вокал
Первый лимитированный тираж на виниле за неделю практически распродан. Готовится тираж на CD. И главное – МиМ начинает играть концерты. Кроме этого, я неожиданно стал главой издательства Драгоценность, которое занимается выпуском на виниле отечественных исполнителей в стиле фолк, неофолк, неоджаз, психоделик рок, эмбиент. Среди тех, кто уже выпущен на виниле, Yat-Kha, VOLGA, ЗОР, Сахарный человек, Экология звука, Рада и Терновник, Инна Пиварс и Гистрионы…
для SpecialRadio.ru
материал подготовил Игорь Шапошников
2025 г.
Ссылки по теме:
Страница Сергея Александрова в ВК
Добавить комментарий