…В мебельной комиссионке были куплены кровать, диван, секретер и пианино, старое, немецкое. Несколько дней отчим сам его настраивал, потом усадил Принцессу, показал три аккорда и преложил спеть. «Да хоть детский стишок – Идет бычок, качается…» Пианино звучало и вибрировало мощью старинного инструмента, голоса не было слышно совсем.
– Громче, громче! Открой голос! – кричала мама. И Принцесса открыла. И голос ударил вместе с мощью ф-но. Взлет, глоток, прыжок, восторг. В семь лет пошла в музыкальную школу, через полгода бросила… В десять начала брать уроки игры у старой преподавательницы, жившей на третьем этаже в их доме. Высокая, сухая старуха восьмидесяти лет с орлиным носом, пучком из мочалки и остатков волос, с огромными руками с узловатыми пальцами, носившая платья из цветных тканей и витиеватые драгоценности с натуральными камнями – Дворянка. У нее было консерваторское образование и безвозвратно ушедшее яркое прошлое. Она очаровала пафосной манерой игры, виртуозностью скачущих по клавиатуре пальцев. Зажгла. Доверила сразу Бетховена, Делиба, «Клен ты мой опавший», Чайковского. Принцесса занималась, осваивала, играла. Дворянка решила добавить сольфеджио – гаммы, трезвучия. И постепенно занятия сошли на нет. Скрупулезностью Принцесса не страдала. По-прежнему практиковала открытый крик, применяя к МАШИНЕ ВРЕМЕНИ, ВОСКРЕСЕНИЮ, Розенбауму и Высоцкому.
В десятом классе Принцессе поручили спеть на вечере песню на французском. Трусливо отказавшись от аккомпаниатора, замучила одноклассников, чтобы показали аккорды, и на вечере играла и пела сама. На дискотеке выяснилось, что у Принцессы появились поклонники – румын и толстый парень. Он танцевал с Принцессой медленный танец и говорил, что голос – настоящий. Учителя и музыкально грамотные ученики остались недовольны куцестью аккомпанимента. В характеристике по окончании школы было написано: «Имеет вокальные данные». Но в комсомол так и не приняли.
Принцесса решила поступать в Гнесинку на эстрадное. Мама нашла преподавательницу по вокалу. Училка была старая, занимала две комнаты на улице Толстого, ходила плавать в бассейн, делала гимнастику, имела два консерваторских образования, бурное прошлое, одиночество и потрясающе чувствовала все, что происходило с голосовым аппаратом. Услышав в исполнении Принцессы МАШИНУ ВРЕМЕНИ, пришла в ужас:
– Ты уродуешь горло! Губишь связки! – и стала учить старым, добрым, академическим способом.
– Голос мы поставим, а с криком соединишь сама…
Через месяц Принцесса пела романсы, арии и «Шербургские зонтики» голосом, вполне успешно обходившим больные от крика связки. Мама была недовольна:
– Ты поешь обычным голосом. Ты плюнула на свою индивидуальность.
– Я учусь. Мне ставят голос.
– Ты обыкновенно пищишь, как все. Мне больно это слышать!
Больно было Принцессе. Запал потушен. В Гнесинку не поступила.
Жизнь била и кидала, знакомила и разводила. В свое время в ней появился Толстый. Круглый человек с бородой, лысиной, длинными волосами и детскими голубыми глазами. Приверженец авангарда, тусовщик, знающий весь московский андерграунд. Водил Принцессу на выставки художников, который устраивались в квартирах, на чтение стихов МУХОМОРОВ, которые проводились в помещении ДЭЗов, знакомил, представлял, сопровождал, держал почтительную дистанцию, называл на «вы», впрочем, «ты» он не говорил никому.
Принцессе стукнуло двадцать лет. На голове красовалась прическа в стиле «нью-вэйв-панк» – торчащие иглами короткие волосы, бритые виски, тонюсенький хвостик у основания черепа и причудливо вьющаяся челка, созданная талантливым иногородним парикмахером, который нехотя лишил Принцессу длинных волос. Носила пальто серо-голубого сукна, купленного в Военторге, фасона «шинель – летучая мышь», украшенное двумя рядами военных пуговиц с серпом и молотом в звезде.
Зима. Толстый вез Принцессу в Строгино на домашний концерт школьного Учителя музыки, который сам делал музыкальные инструменты из подручного материала и концертировал у себя на квартире. «Там будет Смирнова», – сообщил Толстый.
В комнате выключили свет, на улице стемнело и не видно стало ни зги. Должен был оставаться только звук. В темноте Учитель извлекал звуки из пластмассовых зеленых трубок, которые частенько встречались возле помоек, брал аккорды на пианино, стучал по деревяшкам, опять трубки, невнятный вокализ. Он был самодостаточен в самовыражении и бездарности. Принцессе было скучно и досадно. И тут:
– А вот и Смирнова!
– Привет! Я опоздала. Что, уже все? О! Толстый, пошли покурим! А это кто?
– Знакомьтесь, это – Принцесса. Она певица. Вот привез, думал, сгодится Учителю, но ей не понравилось.
– Ты панк? Да? Только какой-то уж больно чистенький и ухоженный. Хорошенькая какая! Хочешь петь в панк-группе? Знаешь, я собираю женскую панк-группу.
– Хочу, конечно!
Смирнова была почти одного роста с Принцессой – такая же маленькая. Миленькая, плотная, в бордовой шерстяной кофте на пуговицах, с длинными, темными, жидкими, сальными волосами, смеющимся ртом и бьющей энергией.
Из подъезда вышли втроем и медленно направились к автобусной остановке. Недавно отстроенный район Строгино в темноте походил на островки огней, затерянных в белом пространстве. По узкой тропинке, по гребню холма шли гуськом, то и дело оборачиваясь друг на друга, а внизу белела покрытая льдом и снегом Москва-река. Поднимали головы, выдыхали парок и смотрели на звезды, мерцавшие в ночном небе. Наконец-то. Нашлось. Произошло. Родилось. Как странно.
– Я уже текст придумала. Лежала вчера, не могла уснуть, и вдруг – пришлось записать. Слушай, лежу, значит, в темноте, а в голове:
Если ведьму ты не любишь,
Намотай себе на ус
Милый мальчик, бойся буден
Я в четверг к тебе явлюсь.
Обращусь я серой мышкой
А когда ты ляжешь спать,
Заберусь под одеяло
И давай тебя ласкать.
Ты во сне увидишь деву
В металлических шипах
Я все ближе, ближе к телу
И за пальчик тебя – цап!
Слушала и не могла удержать в голове ни строчки, все казалось нереальным, воздушным. Ускользающим.
– Ну что, Принцесса-панкерша?! Сегодня репетиция у Э.С.Т.. Мы у них на базе и под их крылом. Готова?
– Увидим. В микрофон ни разу еще не пела.
– Я в тебя верю. Через час – метро «Медведково».
Потом ехали на автобусе.
– Они репетируют в Доме культуры. Сначала попробуешь спеть их песню. «Перестройка» называется.
Полупустая большая комната в ДК. Стулья сдвинуты, барабаны у противоположной стены. Три парня, путающихся в длинных волосах: майки, джинсы, старые кроссовки – ЭЛЕКТРО-СУДОРОЖНАЯ ТЕРАПИЯ. Темноволосые и длинноволосые, они играли быстрое, металльно-жесткое и зажигательное. Принцессе дали бумажку с текстом.
– Так, проверим нашу вокалистку. Петь-то умеешь?
– Посмотрим.
– Так, четыре такта и ты вступаешь. Поняла?
Дали микрофон. Тяжеленький, металлический, серый, размером с плакатный маркер. Принцесса вышла на середину. Одновременные, размеренные удары барабанов и баса, фузовый металлически-жужжащий скрежет гитары, они собрали, затянули – и понеслось:
Выйди на улицу и подыши!
Больше не пахнет помойкой!
В винном отделе теперь ни души!
Вот это, сынок, перестройка!
-Вот это да!
– Лидер, тебя придется уволить: она поет лучше! – веселилась тусовка парней и девчонок на стульях. Принцесса вписалась точно и красиво. Микрофон не дал комплексовать голосу, отделяя его от скованной сущности. Голос – низкий, сильный, почти мальчишеский. Такого не ожидал никто. Ее голос не имел пола: просто ГОЛОС. Смирнова радовалась и не скрывала восторга:
– Здорово! Я не ошиблась!
Потом Смирнова села за барабаны, бас взяла Школьница – сестра Лидера – гитарист остался прежний, и мы гоняли «Перестройку» раз и еще раз. Принцесса была счастлива. Принцесса была на своем месте.
– Ищите гитаристку, – прощаясь, сказал Лидер, – а так все нормально.
Координаты Анюты дал учитель из Строгино. Еврейка с пепельно-серыми кудряшками, голубыми глазами, крошечная, полноватая, с большой грудью. Она играла на гитаре, на пианино и саксофоне, то есть на всем, к чему прикасалась. Разговаривала она нежным детским голоском, одевалась в брюки и шерстяные свитера коричневых тонов, обожала «Битлов» и «Би Джиз».
База переехала на пару кварталов дальше, в только что построенный, но еще незаселенный дом. Вход, противоположный подъезду, отдельное крыльцо, помещение, предназначенное для конторы, – коридор, туалет, комната в белом кафеле и с раковиной и закуток со стеллажами.
Зима, автобус, дорога к базе. Принцесса и Смирнова стоят замерзшие в середине транспортного средства, держась за верхнюю перекладину:
– Надо придумать название. УВЧ, парень из тусовки, предложил назвать группу «Сиськи»! Ха-ха-ха!
– Не надо «Сиськи». У меня их нет, – сказала Принцесса.
– Тогда – «Розовые пумпоны»!
– Нет, лучше – «Женская Болезнь»!
Принцесса сама себе удивилась , выдав необычный перл, но словосочетание энергетически совпало и с «Ведьмой», и с последующими песнями. Стиль! По-женски, но жестко и агрессивно. Принцесса уже въехала, она царила. Название было принято по приезду на базу. Лидеру понравилось. Принцесса настояла. Смирнова была «за». Школьница проглотила. Анюта наверняка видела название другим, но аура действительно создающейся группы подкупала и радовала.
Старый Арбат. Улица Танеева. Пятый этаж – последний. Коммуналка в сто пятьдесят метров. До революции квартира принадлежала любовнице отца Саввы Морозова. Комната. Здесь живет Принцесса. Широкое «итальянское» окно – ночь. Шторы с рыбками, секретер, сервант, раскладное кресло, диван, шкаф, между двумя дверцами – большое зеркало. В зеркале – двое: одна – стоя, с рыжим «дикобразом» на голове. Другая – на стуле: дурашливая, в трикотажном розово-голубом платье в обтяжку с немытыми хипповскими патлами.
– Я помню, как он меня стриг. Главное, потом их поставить
– Стриги!
Стрижет Принцесса, «ножницами закройщика» кромсает почем зря мягкие, темные, жидкие волосы.
– Та-ак, а вот челку придется драть.
– Дери!
Смирнова в странной оцепенелой эйфории. Ее волосы не хотели стоять – ложились и сонно висли неровными прядями. Но Принцесса добилась эффекта «дикобраза»: начес и лак «прелесть» фиксировали как клей. На спине изящно устроилась главная фенька – хвостик.
– Класс! А мне утром на работу в Курчатник.
Утром Смирновой уже не было.
В Курчатнике ее прозвали «Сумасшедшая Бабетта».
Принцесса уже начала разбирать сквозь грохот инструментала слова песен Э.С.Т. и поражалась смелости, простоте и неординарности текстов.
– Так, если хотите быть группой, то не пить, не трахаться. Курить можно, но пьянство и секс – нет. Только на таких условиях мы работаем вместе, и я для вас сочиняю музыку и трачу свое время. Или трахаемся – или работаем, – объявил Лидер.
Лидер написал музыку для «Ведьмы»: простые панковые ходы, но тут они звучали лучше, чем в его собственных песнях. Потом Смирнова принесла новый текст – «Мужеские женщины», – и он получился очень удачной песней. Лидер недоумевал, почему для ЖЕНСКОЙ БОЛЕЗНИ получается лучше, ведь сочинять приходилось просто, без наворотов, так как играть-то толком никто не умел. Смирновой барабаны давались тяжело, заниматься времени не было, и она постоянно сбивалась.
– Ищите барабанщицу!
Анюта села за установку и отыграла все четко и без ошибок.
– Молодец! Только бей посильней!
Смирнова сникла, но из процесса не вышла. Стали искать гитаристку.
– Сегодня приедет гитаристка. ЧЕРНЫЙ ОБЕЛИСК рекомендовал. Крутая!
Приехали две. Рекомендованная гитаристка отказалась, сказав, что слишком просто и тупо, а ее подруга Амазонка осталась. Итак, состав сложился: Принцесса – вокал, Анюта – барабаны, Школьница – бас, Амазонка – гитара и Смирнова – всюду обломанная, но не покинувшая. Честолюбие и собственные цели виделись невооруженным глазом.
Амазонка скривила лицо, услышав, что играет в группе ЖЕНСКАЯ БОЛЕЗНЬ. Попросила сменить название, но отклика не нашла. Попыталась разбавить минимализм панка витиеватостью металльной техники – зарубили на корню. Выпендриться не удалось, но она все проглотила и исправно ходила на репетиции.
Одно время репетиции стали начинаться много позже, около восьми вечера. Принцесса жила на Арбате, Смирнова – в Текстильщиках, Анюта – на Полежаевской, Амазонка – на ВДНХ и только Школьница была местной и имела провожатых в лице брата и парней из Э.С.Т.. Сначала репетировали Э.С.Т., потом ЖЕНСКАЯ БОЛЕЗНЬ, затем Э.С.Т., и опять ЖЕНСКАЯ БОЛЕЗНЬ. В двенадцать ночи выходили с базы. Галопом на автобус. Метро, последний поезд.
В час ночи Принцесса шла от Кропоткинской по пустынному Сивцеву-Вражку. Торчали в стороны золотистые иглы волос, голубой балахон-шинель сверкал военными пуговицами. Огромный красный шарф, лежавший на плечах, дразнил как плащ тореадора. И никого. Позади – шаги. Напряжение. Оно нарастало. «Надо обернуться и проверить, кто там, за спиной!» – неизвестность невыносима.
– Простите, у вас закурить не найдется?
Высокая, сутулая, мрачная фигура в кепке. Дебильно-угрюмое выражение лица. Качнул головой из стороны в сторону и прошел вперед. Свернул в подъезд дома с колоннами и смотрел сквозь стекло двери. «Как только я пройду, он кинется за мной!» Это было ясно. Паника! В переулке показалась машина. Принцесса выбежала на дорогу.
– Стойте!
Машина затормозила.
– Простите, меня преследует какой-то мужчина, мне страшно, осталось пройти до угла.
– Я бы подвез вас, но надо разворачиваться, а здесь одностороннее… – мямлил водитель.
Принцесса взглянула на дверь подъезда, за его стеклами никого не было.
– Спасибо, он, кажется, ушел. Я сама.
Очень быстрым шагом в родной подъезд. Лифт не вызывала, понеслась через ступеньки. Третий («даже если зашел, то уже не догонит!»), четвертый, пятый – влетела в квартиру и захлопнула дверь.
Для Специального радио
Июнь 2005
Записал Владимир Марочкин
“ЖЕНСКАЯ БОЛЕЗНЬ” КОНЦА 80-Х ПРОШЛОГО ВЕКА.ЧАСТЬ 2: НЕОБТЕСАННЫЙ МАГНИТ
