(из книги Андрея Макаревича «Всё очень просто»)
…Собственно, до “Машины времени” ансамбль назывался “The Kids”, а до этого он вообще никак не назывался, и всё происходило не сразу… Событие это случилось на праздновании нового, 1969 года. На новогоднем вечере для старшеклассников должна была играть группа “Атланты”! До этого мы ни разу не слышали рок живьём… И вот долгожданный вечер. Зал на третьем этаже. Вопль внизу: “Приехали!” Высокие волосатые люди вносят огромный усилитель ТУ-100, напоминающий деталь с подводной лодки. У него водяное охлаждение, и я бегу показывать, где туалет. Туда тянут кишку. Группа лениво и снисходительно настраивается, и впервые в жизни я слышу звук бас-гитары. Он сметает меня к стене, и я чувствую, как шерсть на загривке встаёт дыбом. Так вот в чём дело! А мы-то, дураки…
“Атланты” одеты в черные битловские костюмы, у них органола “Юность”, гитара “Фрамус” с четырьмя звукоснимателями (лучше, чем у Битлов! – в ужасе думаю я – у тех всего три!). И только барабанщик, певец и руководитель Алик Сикорский одет не по форме – он в драных вельветовых портках и ковбойке. Он шикарно проходит через зал, садится за барабаны, даёт отсчёт, и… Пожалуй, вот этого божественного экстаза, этого животного восторга я уже больше никогда не испытывал. Мы бросились в пляс. Мы выделывали какие-то невероятные па. Волны звука проходили сквозь нас, как электричество, и мы резонировали в ответ. Если бы я тогда был знаком с буддизмом, я бы, наверное, вылетел в астрал.
В антракте мы набрались смелости и попросили “Атлантов” дать нам сыграть пару песенок на их волшебных гитарах. “Атланты” поинтересовались нашим репертуаром. Наивные девушки-певицы, не ожидая подвоха, стали перечислять песни. “Атланты” ухмылялись. Я был готов сгореть со стыда. Внезапно подошёл Сикорский, прекратил издевательства и поинтересовался, кто у нас на чём. Узнав, что у нас нет бас-гитары, он страшно удивился, и сказал: “Без баса, ребята, у вас ничего не выйдет. Ну ладно, повернись ко мне грифом, я подыграю”. Я согнулся под тяжестью “Фрамуса”.
Сам Сикорский подыгрывал мне на бас-гитаре! Мои неверные аккорды у меня за спиной превращались в мощный, бриллиантовый, невообразимый звук, и я чувствовал, как он бьёт меня сзади и, огибая, улетает в зал. Думаю, что мы играли ужасно. Одноклассники смотрели на нас сочувственно. Но жизненный выбор был сделан. Сейчас я часто думаю, насколько наша судьба зависит от каких-то, в общем, мелочей. Алик ведь мог и не дать нам сыграть…
***
Моя музыкальная история началась в 1966 году, когда я стал барабанщиком группы «Крестоносцы». Конечно поющим барабанщиком – ведь западные группы исполняли песни в два и в три голоса, а “Beach Boys” и “The Mamas & The Papas” и на все четыре и даже больше. Опять же “Crosby, Stills, Nash and Young”. А уж два голоса был стандарт. И громадная школа! Ведь те, кто пробовал, знают, как трудно подобрать два хорошо тонирующих голоса. О фальши я даже не говорю. Нот не было и в помине и не будет еще лет тридцать пять. Так что всё делалось на слух, то есть очень долго и основательно приходилось готовиться дома каждому по отдельности, а потом сверять всем вместе. Сразу становилось ясно – кто лучше снимает гармонии, ну а мне лучше удавались тексты (спасибо большое моей мамочке, которая тратила последние копейки на мои занятия английским с настоящим живым австралийцем – пожилым добряком, не говорившим вовсе по-русски. Позже я закончил «английскую» школу).
Как-то на пляже недалеко от дачи я пел под гитару, естественно Битлз. Компания была большая и весёлая. Тогда легко знакомились – народу было много. Тут ко мне подсел громадный волосатый и бородатый добродушный детина, из местных, и глухим голосом спросил, где это я нахватался таких дурацких неправильных гармоний. Его звали Юра Машков, он закончил Институт Связи, был значительно старше меня, но главное – он обладал совершенным слухом. Это особенный дар. Я с годами это осознал. Как и многое другое. Например то, что нельзя «делать» голос, ну, скажем, под Джо Кокера. Он либо есть, либо его нет. Так вот Юра мне показал массу гармоний, что помогло впоследствии барабанщику стать певцом под гитару. Играть по-настоящему на гитаре, впрочем, как и на пианино – а я закончил музыкальную школу по классу фортепиано – я так и не научился: бездарные руки. Но ритм – моя стихия. Поэтому я ритм-гитарист.
Почему «Крестоносцы»? Дело в том, что на предварительные репетиции мы собирались дома у Вани Лактионова, лид-гитариста. Мы – это Ваня, Сергей Извольский (бас гитара), Коля Арсентьев (ритм гитара) и я, Александр Сикорский, в просторечье Алик. Я один жил не в центре, а в районе метро «Аэропорт». Остальные обитали вблизи всем известных Патриарших прудов. Ваня жил совсем удобно – прямо в доме, где метро Маяковская. Отец его был знаменитым в то время художником, академиком Лактионовым, автором портрета космонавта Комарова, а также портретов Брежнева и других. В общем, придворный живописец. Ну и жильё соответствующее, да и атмосфера в доме настоящая – богемная. В огромной квартире Лактионовых выросло пятеро детей – это которых лично я видел, из них двое – художники. Внешность и характер старших братьев были удивительно благородны – на ум сразу приходило слово «дворяне». Один из них, Серёжа, стал впоследствии нашим, как тогда называли, менеджером.
Да, так вот, черновые репетиции происходили в комнате у Вани, а на «громкие» репетиции мы собирались в клубе им. Гагарина – в полуподвале дома на Садовом кольце между академией им. Фрунзе, кажется, и Малой Бронной улицей. Там ещё репетировала группа «Русь». Ну вот, мы в шутку и назвались «Крестоносцами». Название, разумеется, абсолютно дурацкое, и долго мы бы с ним не продержались. Однако некоторым оно нравилось. И эти некоторые учились, между прочим, в художественной школе, и наше название позволяло им очень красочно оформлять наши «выступления» (так мы называли тогда свои концерты) в этой самой школе. На двух стареньких чёрно-белых фотографиях кое-что видно.
А вот наши первые билеты на концерт в летнем кафе «Майское». Фотографии «Битлов» сами по себе ценились, да и в словах «билеты» и «Битлы» много общих букв, так что первые билеты были отпечатаны на фотографиях знаменитой четвёрки, да простят они своих незадачливых юных поклонников и последователей. Начинался подпольный концертный «бум». Мы по молодости и не знали, что концерты «подпольные». Ведь нам никто и не говорил, что нельзя играть. В школах наших, само собой, мы озвучивали вечера. И вначале совершенно бесплатно. Но очень быстрое развитие событий и появление определённой популярности изменило ситуацию. Популярности, конечно, внутримосковской и среди продвинутых. Но вместе с колоссальным ростом популярности Битлов и других, главным образом английских групп, рос спрос и на отечественные образцы, и на нас в том числе.
Понадобилась и аппаратура посерьёзней, хотя и первая наша музыкальная экипировка была лучшей в городе. Дело в том, что помимо двух старших братьев, у Вани были ещё три сестры. Из двух старших одна жила в Германии. Нет не в ГДР, а в настоящей, в той самой, которая первой оценила английские группы, и где музыкальной аппаратуры было что грязи и, сами понимаете, весьма качественной. Только теперь я понимаю, каким подарком судьбы была эта замечательная семья Лактионовых, в которой о деньгах не говорили, но было всё необходимое для жизни её детей и их друзей. Так вот аппаратурой ансамбль наш был экипирован немецкой. Например, бас-гитара была фирмы “Hoffner”, лид-гитара “Framus”, правда, вот ритм-гитара была “Musima”.
Упомяну ещё одну вещь. Ваня и Сергей Извольский посещали музыкальную школу Иванова-Крамского, и постановка рук и манера игры у них была классической. Оба обладали незаурядной техникой. Потрясающе исполняли романсы на классической гитаре. Но если для игры на басу этой школы было вполне достаточно, то для лидирующей гитары мало было уметь быстро играть. После появления дисков «Роллингов», после битловского «Сержанта» и т.д. необходимо было владение техникой подтяжки струны. А Ваня ею не владел. Кроме того, один эпизод круто изменил положение вещей.
Мы уже переехали на другую «базу», как теперь принято говорить. И какую базу! Я уже упоминал о том, что Серёжа Лактионов был человеком незаурядным, обладающим обаянием и настойчивостью и, как мне теперь ясно, связями. Так вот, мы перебрались аж на Пушкинскую площадь в помещение клуба «Известий». И вошли в состав труппы «Театрального отряда имени Светлова». Чего только не было в Москве, этой театральной Мекке! И слава Богу. Условия у нас были царские. Ведь мы были ещё школьниками 10 класса. Только Коля Арсентьев учился в каком-то рабочем техникуме. Он был старше и скромнее нас. Так вот, когда наступил долгожданный момент, и нас пригласили принять участие в концерте в клубе то ли «Красный пролетарий», то ли «Красный дукат», то ли ещё что-то красное – тогда всё было красное – и пришёл наш черёд играть (а там были и потрясающий Градский со «Скоморохами», и «Наследники», в которых играл на квадратном басу человек по кличке Шкаф), мы вышли на сцену, увидали огромный, как нам тогда показалось, зал, конец которого терялся в тёмной дали, Коля застыл с раскрытым ртом. Его парализовал страх. Когда он пришёл в себя, то смог сказать только: «Я играть не буду». Снял гитару и ушёл…
Оказался не боец. И так бывает. Мне пришлось сказать в зал пару слов, чтобы потянуть время. Между прочим, я упомянул и о том, что нам 16 лет. Зал загудел и заранее нам всё простил… На фото я за барабанами в отцовской рубахе и галстуке.
Серёжа Извольский на басу и тоже в белой рубахе – первый концерт на людях как-никак! Сыграли неплохо… А хотелось играть хорошо! И ещё лучше. К тому моменту музыкальной стороной коллектива уже руководил я. Как-то само собой вышло, что Серёжа Лактионов – администратор группы – предпочитал со мной обсуждать все вопросы, связанные с жизнью ансамбля. Так что он меня выделил, и я старался соответствовать. Да мне и нравилось!
Друзей у меня было много, хотя и говорят, что друзей много не бывает. Это потом, с годами, не бывает много. Жизнь разводит. А в начале жизнь сводит. И помогает. Я уже говорил, что жил, да и сейчас живу, вблизи метро «Аэропорт». В так называемых «писательских» домах. Здесь, впрочем, есть и дома художников, и киношников, и «режиссёрский». В общем, интеллигентский район. Но «писательские» дома есть ещё и в других районах. Писателей ведь было очень много. Не то, что, например, композиторов, у которых один главный дом в самом центре Москвы, в бывшем Брюсовском, потом улице Неждановой, а теперь Брюсовом переулке. Ведь он выходит прямёхонько к Консерватории. В этом доме жил мой старший брат, имеющий некоторое отношение к нашей музыкальной истории (нашей – в смысле истории моих ансамблей) вместе с моими бабушкой и дедушкой, которые точно имеют отношение уже к нашей российской музыкальной истории.
Возвратимся, однако, к писательским домам. Один такой дом находится на проспекте Вернадского за кинотеатром «Прогресс». И там жил мой товарищ Саша Зелинский, к которому мы частенько заезжали и домой, и на дачу. Так вот в квартире ниже этажом жила одна милая девушка, у которой было пианино (которого у Саши не было), а нам вдруг срочно потребовалось сыграть и спеть «Леди Мадонну», новый хит. Ну, мы и переместились к ней. А по дороге Сашка мне и говорит, что, мол, есть тут паренёк один – неплохо на гитарке кладёт. Догадываетесь, к чему дело клонится?
Приходит парень, зовут Костя, или как он сам любит говорить, Константин, «кладёт», как было сказано, на гитаре, а Алик слушает и слышит – и подтяжки и ритм тот самый, что надо. Да и песни, как вскоре выяснилось, нам нравились одни и те же. И не только Битлов и Роллингов, но и Сёчерс, и Мамаз и Папаз и Би Джис и т.д… А главное, голоса тонировали идеально. У Кости был потрясающий мощный фальцет, и он «клал» все верхние голоса, причём сразу! Оказалось, что у него тоже есть старший брат, который играет на «ритме», и они вдвоём тренируются. Короче, для себя я вопрос решил сразу, оставалось решить с ансамблем.
Встал вопрос этический: как быть с Колей? Я сказал, что, когда Коля позвонит, я с ним тогда сам и поговорю. Но Коля не позвонил. Костя согласился и приехал к нам на базу. И понял: это солидно. Ребята же поняли: он то, что надо. Главное, что это понял Серёжа Лактионов. Так возникли «Атланты».
Почему Атланты? Потому, что рост у троих стоящих на сцене был примерно одинаковый вокруг 190 см. А я со своими 176-ю сидел за барабанами. Зато у меня были длинные волосы. Это отдельная история.
Носить длинные волосы было нельзя. В школе разговор короткий. Даже в 20-й спец, в которой учился я (тоже, кстати, в районе Патриарших – поэтому мы там все и сошлись). Для того чтобы сохранить длину волос, я обзавёлся бумагой с Мосфильма, в которой утверждалось, что волосы мне нужны для съёмок в фильме. На эту мысль меня навела Наташа Белохвостикова, моя соседка по школьной парте (в те, впрочем, редкие моменты, когда она появлялась в школе, а не изображала мать Ленина со спины на съёмках и не посещала первые два курса во ВГИКе). Кино, говорила она, это всё. Только кино! Как раз в то время одна добрая знакомая моего отца, по профессии режиссёр, приступила к съёмкам фильма «Юность Карла Маркса». Там нужны были молодые люди с длинными волосами, которые должны были изображать беспутных дворянских отпрысков, противников правильных умных студентов. У меня были густые длинные пшеничные волосы – то, что надо, тем более, бабка моя по отцовской линии наполовину немка.
Итак, я получил охранную грамоту на волосы. Так что когда я ехал на эскалаторе метро, весь противоположный эскалатор глазел на меня. Дополнительная закалка характера – ведь слышать приходилось разное, а уж желающих позубоскалить всегда полно. Я хорошо понимаю смело одетых девушек.
Длинные волосы были причиной многих курьёзов. Другие города России не были столь продвинуты, как Москва, поэтому во Львове, например, где мы были на гастролях с театральным отрядом, на улицах меня называли Олегом Поповым (я всегда носил кепки), а в ресторан, куда нас водили питаться, отказались впустить как женщину в брюках. Пришлось сказать швейцару, типа: «пойдём в туалет, я тебе документ покажу». Надо признать, что женщинам в брюках тогда приходилось ещё тяжелее, чем волосатым мужчинам. Года три спустя, когда у меня в ансамбле («Счастливое семейство») появилась певица, один раз пришлось даже отменить концерт и вернуть деньги, так как администрация категорически отказалась разрешить «женщине в штанах» выйти на сцену. И это в Москве! А уже в 74-ом, в Крыму, на приморской тан цплощадке, мою жену и приятеля забрали в милицию просто за виртуозное исполнение рок-н-ролла! Да что вспоминать – артисты знают тучу историй смешных и не очень. Мой друг Макс Капитановский написал даже целую книжку «Всё очень не просто». Советую прочесть.
Необходимо сказать, что школы и институты были основными потребителями нашего искусства. Институты во время учебного года, а школы – в конце. Выпускной вечер! Сколько поэзии и романтики. Уже взрослые, но ещё всё можно! Тёплый весенне-летний дурман в воздухе и в голове. Ласковые и на всё готовые родители. И хочется оторваться и раствориться в танце. Но ведь это Москва. Огромный аквариум, в котором есть всё. И есть, разумеется, то, что так любят именно дети: музыка Битлз и других в живом исполнении модных команд.
И начиналась охота. А мы выбирали. Хотелось, конечно, в центре. Вот фотография, сделанная на выпускном вечере в 711 школе – на Кутузовском. Тогда, после очередной школьной реформы, выпускали сразу 10-е и 11-е классы. Актовый зал, разумеется, помещался на последнем этаже. Я помню, нас просили не играть быстрых произведений. И мы минут тридцать мурыжили всех «белыми» танцами. Как вы понимаете, долго такое продолжаться не могло, и даже представители родительского комитета, наконец сказали: Давайте! И мы дали! Был такой ансамбль “Pretty things”. Очень сильная музыка! Вот его-то мы и дали… Когда рухнул кабинет химии, мы ещё играли первую «быструю». И сразу начали вторую, но тут на сцену вылез директор и потребовал тишины: «Вечер закончен, – прокричал он, – я прошу всех разойтись. И соблюдать порядок. Всего вам доброго!»
Для Специального радио
Май 2007
АТЛАНТЫ – ЭТО ДВУХМЕТРОВЫЕ «КРЕСТОНОСЦЫ», ЧАСТЬ 2: ДАВИТЬ НАЧАЛИ С НАЧАЛА 70-Х
