Это было в выходные, ближайшие к 8 марта 88 года. В пятницу вечером мы “забились” на вокзале у Головы. На стрелку пришли:
Сашка Смит (кадр сделан в Таллине на пол-года позже описываемых событий), Володька Еремеев (это он в Сучилинском ДО-МАЖОРЕ играет той же зимой), Шура Серьга, Саша Сенько. И ещё они привели с собой Тётю Хаю, а у Тёти Хаи была трава.
Денег я с собой взял – ну, если получал 130, а билеты стоили 7.50 – рублей 25, наверное. Короче, полтинник на шестерых у нас наскрёбся.
Билетов купили аж четыре штуки, и первый час морочили голову проводнице, а потом мы с Серьгой залегли на третьи полки (я был со смены и хотел спать). Внизу шёл тусняк. Наконец, проводнице это надоело, и она пообещала в Бологом нас выгнать. Пришлось сунуть ей трояк, чтоб отстала, а Смит, зараза пьяная, ещё полночи орал на весь вагон: “Лёв! Бологое! Щас тя ссодят…” Тётя Хая хихикала.
Познакомились мы с ней недавно, она была «олдовая гирла» – то ли принудчица, то ли отсидчица. Я как-то спросил её: «Оль, ты в 80м уже тусовалась?» – «Нет, – усмехнулась она. – В 80м всё уже тусовалось вокруг меня». Выглядела – старше моей мамы. Я до этого с наркоманами почти не сталкивался – не очень распространено было, даже в «системе» (в нашем поколении, по крайней мере). Всё, что она подносила трясущимися руками ко рту – еду, питьё, курево – поглощалось с жадностью, взахлёб, взасос, стуча остатками зубов, крошки сыпятся… Но очень весёлая. Я на неё ночью сверху глянул – лицо разгладилось, красивая молодая девка, тридцатник отсилы. А потом она проснулась и на глазах за секунды постарела вдвое. Царевна-лягушка…
В Питер я ехал впервые, и из местных близко не знал никого. План был простой: отснять обе ПОП-МЕХАНИКИ, побывать на могиле Башлачёва, переночевать и в понедельник к восьми утра оказаться у себя на ВЦ.
Остальные же всё время хотели курить траву и стебались над моей «целеустремлённостью». Вот эти хаотичные поиски безопасных подворотен и вообще полная бессмысленность всех действий меня дико раздражали. Дома я относился к этому спокойнее, да и вели они себя там не столь беспредельно (а каждый по отдельности вообще был абсолютно вменяемым человеком), а здесь… Да я просто город, в конце концов, посмотреть хочу, а мне приходится то ли пионервожатого играть, то ли погонщика.
Мы уже с полчаса брели по улицам, погода мерзейшая, наконец, после долгих сомнений и переругиваний, нашли надёжный закуток… Пыхнули, выходим оттуда и за углом упираемся в дверь Сайгона. “Молодцы! – говорю, – Что ж не дотерпели-то? За столиком и забивать удобней!» Ольга бросила на меня быстрый взгляд.
Обычная кофейня оказалась, ничего особенного. У нас тогда пытались сделать похожую – Турист. Мы в неё пару раз заходили, но… Во-первых, неудобно расположена – на Кировской, во-вторых – чё там делать? В результате все опять перемещались на Гоголя. В Москве, кстати, всю дорогу под открытым небом тусовались, молодёжные кафе 60-х были, по-сути, концертными площадками, а так – Бродвей, Психодром, Пушка, Гоголя… Может, в климате дело.
Потом решили посмотреть на Гаркушу. Незадолго до этого мы видели фильм (то ли «Взломщик», то ли «Рок»), где показывалось, как он работает механиком в кинотеатре. Кинотеатр этот оказался прямо напротив Сайгона, мы вошли, спросили Гаркушу, и вахтёр, не дослушав, ткнул пальцем куда-то вверх. Наверху мы постучались в кинобудку, Олег вышел, встретил нас приветливо, ответил, что не знает, как вписаться на ПОП-МЕХ и глянул как-то так… Очень многие неформалы страны тогда посмотрели этот фильм и почти все они ездили в Питер… Интересно, как он сам его крутил из своей будки – что-то оккультное в этом есть.
Ещё мы в Гастрите поели макарон. Постепенно броуновское движение привело нас таки на Финляндский вокзал, и мы поехали на кладбище.
Башлачёва мы видели единственный раз полтора месяца назад в ДК МЭИ и воспринимали его совсем не мифологично, он ещё не успел «обрасти». По сути, он был просто первой жертвой, мы пока мало сталкивались со смертью. (А в ближайший Новый год у Смита погибнет жена Юлька, а через несколько лет – вторая, а в 2000м он сам прыгнет с балкона. А где теперь Тётя Хая?..)
Ехать до Поста Ковалёва оказалось порядком. Кладбище выглядело непривычно – огромное поле без оград и деревьев, «бугорки безымянных могил». Как искать? Пошли в контору, и сторож, к удивлению, вспомнил – «А, поэт?» и даже проводил, хотя идти было неблизко.
Вот так это выглядело. Единственный, кстати, уличный кадр за всё путешествие. По глупости я вообще очень мало снимал вне сцены. На обратном пути приделали ещё один. Пока приделывали, пропустили все электрички и попали в перерыв. Стало совсем холодно.
И вот, стоя на той платформе, я научился, наконец, делать две с половиной – от безысходности просто. Но мне всё равно не понравилось – пустое состояние, не удовлетворённое.
В электричке нас попытались оштрафовать, но, увидав московские паспорта, махнули рукой – как выяснилось, штрафы между областями «не ходят». Тётя Хая, кстати, при виде людей в форме задёргалась. Когда те скрылись, она призналась, что травы у неё с собой – стакан! Резко захотелось пересесть.
«Октябрьский» располагался недалеко от Московского вокзала. Времени оставалось ещё вагон, но пролезать как-то было уже пора. Пожилая вахтёрша на служебном входе спросила: «Ребят, вы к кому?»
На плече у меня висел кофр, по дну которого перекатывались 3 плёнки, а на шее – раздолбанный Зенит, подаренный отцом на свадьбу. «Мы, – говорю, – съёмочная группа из Москвы, приехали снимать фильм про вашего Курёхина». Потом, подумав, смягчил – «Ну, не сегодня прям. Потом. А сегодня – так, примерка… У нас и договорённость есть!»
Вахтёрша колебалась. С одной стороны, за годы перестройки она уже многих насмотрелась, с другой… И тут съёмочная группа решила дунуть прямо в предбаннике. Чаша весов стала склоняться не в нашу пользу.
Короче, как-то мы всё-таки вошли (скорей всего, Летов провёл).
Оба концерта были построены вокруг натурального конкурса красоты, они целиком отсняты на видео и хорошо известны. В прошлом году по ТВ показывали докфильм с пространными отрывками оттуда – очень трогательно. Поэтому приведу лишь обрывочные впечатления (что вспомню):
Событие общегородского масштаба – все улицы оклеены афишами, все об этом говорят, Курёхин – национальный герой. Зал – серьёзный, партийный, что-то среднее между нашими КДСом и «Россией». Публика совсем не тусовочная, а бомонд – разодетый, взрослый и богатый. В Москве такое было невозможно, разве «Рок-панорама» какая-нибудь в Лужниках для подростков.
Я сразу просёк, что отснять Курёхина вблизи на такой большой сцене будет сложновато (тем более без вспышки) и посоветовался с Летовым, как бы залучить «звезду» на пару минут для более портретной съёмки. «Да вряд ли. Ему не до этого – фирмачей полно понаехало». Мне удалось-таки сделать пяток кадров почти вплотную, причём, когда он пел, но именно они куда-то пропали ещё в те годы, контролька только малюсенькая осталась на память.
Ещё деталь. У меня заело плёнку. За сценой в углу сунул руки куда-то в кулису, стою вправляю, вид довольно нелепый и подозрительный. Подходит гэбэшник – «Что у вас там?» – «Да плёнка!» – «А! Плёнка!..» – и исчез. Ситуация нынче немыслимая – у меня не то что аккредитации – билета-то входного не было! (И, кстати, получается, что «съёмочная группа» не имела даже фоторукава! «Молодая солидная фирма возьмёт в аренду дырокол…»)
В конкурсе красоты принимал участие загримированный Африка-Бугаев. Среди девиц он значился как Ирэна Белая (где-то у меня даже программка сохранилась). Приза не получил.
Лёня Лейкин (тогда ещё «Лицедейский», вроде) изображал отмороженного чиновника. Ходил по сцене в военной форме и в самый неподходящий момент совал людям под нос папку с ручкой – распишитесь! (факиров со змеями только побаивался).
И вот капитан на полном форсаже дирижирует всей этой байдой и вдруг в ужасе замечает перед собой Лейкина с папкой – ОТ ВИНТА!!! Пикирующий бомбардировщик…
Ещё были кришнаиты, пионеры, Кола Бельды, Стингрей, Гаркуша, Вишня, Гаккель, лучницы…
Для Специального радио
Сентябрь 2007
