Берт, он же Олег Тарасов, выросший в условиях субтропического климата в городе- курорте Сочи, движитель издательской деятельности лэйбла «Solntze records», всемирный промоутер многих альбомов «Messer Chups» и «Нож для Фрау Мюллер», сподвижник Ника Рок-Н-Ролла в восьмидесятые, человек, придумавший в этом веке имя проекту «Ким и Буран» и проведший их через дым и перезвон бокалов московских клубов, организатор российских туров зарубежных исполнителей «The Pinker Tones» и «Lemon!» в 2006-м году, знаток «местечковой музыки», блатной и изысканной.
Человек, скрутивший свою судьбу морским узлом с извечной культурной оппозицией, сканирующий ежедневно мировой рынок коллекционных редкостей мировой музыкальной психоделики с целью общения, обмена и приобщения «их к нашему, а нас – к их», рассказывает ключевые вещи о себе, о жизни и о му-зы-ке:
– «Помню, когда мне было шесть лет родители купили проигрыватель-радиолу «Контата-203» на длинных тонких ножках, после чего были незамедлительно приобретены пластинки Вертинского c песнями «Чужие города», «Мадам, уже падают листья», «Прощальный ужин» и слушались семьей совершенно безостановочно. Следом пришли Утесов, Окуджава «Синий троллейбус».
Вы слышали как Миша Невский поет «По смоленской дороге»? Так истошно и красочно! Миша Невский и ансамбль «Запретная зона», запись восьмидесятого года. Очень пронзительная песня. Это я растекся от Окуджавы.
Вспомнил, как ехал из Москвы в Сочи, на родину. Была пролита красного шипучего и прямо на обложку сингла Окуджавы, и многие годы эта обложка нагоняла на меня настроение южной дороги. И когда недавно из Бразилии мне прислали пачку пластинок, на которые я поменялся винилом «Егор и Опизденевшие» и Янки Дягилевой, в этой огромной кипе экзотической музыки одна из них была залита красным вином. Сильно напомнила мне ностальгическую тему. Очень хорошая, кстати, эта бразильская пластинка 1962-го года, на создание которой исследователи потратили два года, как на ней написано. Скрип панцерной сетки, охи-вздохи с учащающейся амплитудой – типично бразильская запись.
Диски приходят из Австралии, из Новой Зеландии, из Японии – откуда угодно. Так что мы не только MP3-файлами перекидываемся, мы реально коробки с винилом шлем друг другу. Этому способствовала целая история, у истоков которой мой товарищ, который увлекается именно экзотической, нестандартной психоделической и гаражной музыкой.
Из славянских имен он знал и искал югославскую группу «Игри стеклянны перли» и спрашивал сначала о ней. Я ответил, что их знаю, но группа эта не наша, а могу я предложить нашу русскую психоделику. Бразилец мой оценил, заинтересовался и заказал пластинки, мы поменялись, почта отлично работает. В детстве у меня были, конечно, были пластинки битлов на «мелодиевских» миньонах, но тогда это меня никак не зацепило. Ни они, ни «Роллинг Стоунз», ни «Криденс» меня не тронули, не заставили биться сердце по-другому.
Зато откуда-то стали появляться пластинки на ребрах: «Сын поварихи и лекальщика» – замечательная песня неизвестных авторов. Было на них написано: «Эмигранты». Уже потом я обнаружил, что это реально запись западногерманского ансамбля «Чайка» 74-го года. Я даже знаю, у кого есть такой оригинальный винил. Уроки ди-джейства были замечательные, я выносил радиолу на балкон и ставил как раз свои любимые пластинки, чтоб на весь двор орало».
Вера, соратник и боевая подруга Берта:
– «Я Берта не узнала, когда приехала к нему в Гамбург. Он выставил в окно колонки в такой маленький немецкий дворик, ставил пластинку Пахмутовой и сидел с самого утра и слушал Магомаева «Ты моя мелодия». Увидел меня и говорит: «У меня есть двойник советских гимнов, сейчас мы его поставим, но сначала послушаем Магомаева.
Когда я первый раз увидела Берта, он вообще не любил Лещенко, Магомаева, а обожал «Гражданскую оборону», приходил и постоянно ее ставил и добивал окружающих своим отношением к классике и Чайковскому – так и рвал и метал. В куртке у него был карман, и в нем постоянно лежала селедка ни во что не завернутая. Он ее вынимал и говорил: «Ну, я приехал на чай!». Приносил с собой Лаэртского «Доители изнуренных жаб», «Гражданскую оборону», с которой нам многое в жизни поломал.
Очень любил кататься в поездах и когда заходил в поезд, ему проводник говорил: «Давайте сейчас за белье рассчитываться», а Берт отвечал: «Ну, давайте, только нам белье одно на двоих потому что мы сейчас трахаться будем!», отчего все люди сливались из купе и мы ехали такие самодостаточные, абсолютно непотрахавшись, но уже одни. Такой бендюжник».
Берт:
– «В шестом классе у меня появился монофонический катушечный магнитофон «Нота-301» и быстренько появились записи, где на ракордах было написано: «Эмигранты», «Одесситы» и кто-то как-то смутно что-то сказал про Северного. Это очень сильно отличалось от всей официальной культуры, но несло на себе некий душок очень такой местечково мещанско-еврейский, и это воспринималось весьма негативно, потому что такую музыку очень часто слушали неприятные нам люди.
Одно из впечатлений было: стоят такие бандито в цепях, в белых маечках и на капоте только что вышедшей модели ВАЗ-2106, тюнингованной по моде 76-го года, стоит двухкассетный «Шарп» и оттуда играет Северный, а они очень показушно и неприятно делают свои терки. Потом вдруг в 96-м я попал в Сочи и на колхозном рынке увидел стенд с самописными кассетами, продавала их замечательная женщина лет пятидесяти и у нее все зубы были золотые. Вся музыка моего детства там обнаружилась и, среди прочего, попались записи, которые уже сейчас мы несколько лет пытаемся идентифицировать. Был ли это Бальбер, был ли Беренсон – мы не можем определить, ни Хортица (Гарик Осипов), ни Боря Симонов».
Вера:
– «Берта я знаю с 88-го года и мое мнение, что это в нем засело, оно никуда не девалось, жило в подсознании. Он пытался забить все это панк-роком, но в итоге победил-то не панк-рок, а вот это, душевное.
Ой-ля-ля! Берт ни разу не был в Одессе! Я в год нашей встречи сказала: «Поехали в Одессу, я хочу посмотреть на этот город». И он не поехал, дал только свою кепку и сказал: «Погоняй ее по улице Дерибасовской». Я вышла с вокзала в этой бейсболке и сначала увидела улицу Пушкинскую, потом Малую Арнаутскую, Большую Арнаутскую и, наконец, я увидела Дерибасовскую – была просто в шоке от впечатлений. Просто сняла эту бейсболку и стала гнать ее по улице, пыталась закинуть ее на вывеску «Дерибасовская»… Бейсболку привезла Берту обратно, но он ее где-то потом просифонил».
Берт:
– «Из Сочи, закончив школу, я поехал в Москву в 82-м году. Моя сестра, которая поступила в МГУ на китайский язык обладала кассетным магнитофоном, на котором допиской к концерту Высоцкого были полторы песни группы «Аквариум», это были «Железнодорожная вода» и «Иванов на остановке», и их свежесть меня сильно зацепила. Я эти полторы песни переписал себе и, поступив в институт, поехал домой в Сочи на месячишко и с удовольствием их слушал, рассказывая друзьям, что есть такая группа. А они переспрашивали: «Как, как? Акварели?».
Я хотел стать инженером-дизайнером автомобилей, поэтому поступил в автомеханический институт и активно взялся за учебу, «но мне, не пьющему тогда еще, попались пьющие товарищи, на вечеринках в их компании пропала молодость моя». Я проучился полтора года, потом меня забрали в армию, сначала в учебку в город Буй костромской области, потом в Мирный кировской области на склад авиационных бомб химических, бактериологических, и там все время что-то протекало, проистекали какие-то аномальные процессы в этой точке мира.
Я уже тогда был очень хитрый и таки-поевреил там нормально: устроил себе работу писаря в роте охраны и очень там забурел. Вел себя достаточно расслабленно, собрал с личного состава по три рубля, и был приобретен катушечный магнитофон, который стоял в ящике моего письменного стола. Также был кинут всем боевой клич, чтобы заказывали музыку, и личный состав получил из дому достаточно много катушек с самыми разными записями, и я как мог ими распоряжался. В личное время, когда можно было эту музыку слушать, мы устраивали прослушивание.
Однажды я поступил в наряд дежурным и мне дали двух молодых. Один из новобранцев подошел ко мне: «Разрешите обратиться! Будет ли у меня свободное время, могу ли я поиграть на гитаре?» Я заинтересовался и спросил: что он собирается играть. Он ответил типо – да вы не знаете: песни из группы «Зоопарк», «Кино» Для 84-го года это было достаточно сильно, этот паренек с гитарой знал ленинградский Рок-клуб, и все эти песни я услышал в армии, в живом акустическом исполнении.
После службы мы встречались на гражданке несколько раз и вдруг неожиданно, в 95-м году я его опознал в одном из музыкантов выступающей в Гамбурге, в университетском кампусе российской этно-группы. С тех пор у меня единственная наколка на руке – «А», символика «Аквариума». Все же нормальные пацаны кололи себе взлетающий самолет «МИГ-17» с номером года дембеля, это были ВВС, хотя самолетов мы там и не видели.
Дембельнувшись, я приехал в Москву, услышал все, что за последнее время вышло и, восстановившись в институте, продолжал интересоваться музыкой гораздо более серьезно. Познакомившись с активным ядром московского рок-андеграунда, я стал вместо учебы гораздо больше времени уделять альтернативе и мы начали ездить по всей стране – стало возможно устраивать концерты на фоне серой советской официозной действительности. Цены были смешные, и бывало, оказавшись во Владивостоке можно было встретить друзей и знакомых из Ленинграда, которые просто придумывали себе командировку, чтобы слетать на фестиваль во Владик».
Вера:
– «Я, как ответственный человек, в то время не пьющая, могу кое-что добавить. Им дал деньги на поездку директор группы «Коба». Им – это Берту и главарю приглашенной группы Коле. С замечательной этой группой Коля познакомился еще раньше, во Владивостоке. Соответственно, эти деньги были тут же пропиты, буквально за сутки. Остались средства, чтобы доехать до Нижнего Новгорода на автобусе. Так началось триумфальное шествие Берта по советской стране. Коля Рок-Н-Ролл периодически давал где-то концерты, и так зарабатывались деньги. В Иркутске они столько заработали, что оттуда долетели до Хабаровска на самолете. Из Хабаровска до Иркутска они ехали два месяца!»
Берт:
– «В девяностом году я снимал у друзей в огромной полуразрушенной квартире на Старом Арбате комнату и узнал, что в Череповце в январе будет фестиваль «Акустика». И поскольку очень много музыкантов ехало в Череповец через Москву, то место встречи изменить было нельзя. Входили они с огромными авоськами, забитыми мутно-розовым вермутом ко мне через окно, поскольку квартира была на первом этаже. После эпопеи с этим фестивалем мои хозяева, сославшись на грудного ребенка, попросили меня-таки съехать. После чего и появилось предложение отвезти Колю во Владивосток.
Мама родила его в Оренбурге, потом он жил в Симферополе, где его прекрасно сдавали в психушку, а потом его мама свинтила в хабаровский край, от Хабаровска три дня лесом. Мы поехали на восток через Ленинград, и с нами поехал только что поставивший ирокез Игорь Бегемот из группы «Хуй забей», только-только записавшей первый альбом.
В Питере Коля устроил концерт совместно со Славой Задерий и «НЧВЧ» в каком-то подвале на Чайковского. Настреляли денег и поехали в Свердловск, побыли там и отправились в Тюмень, где жили две недели, пили одеколон из жестяных кружек, разбавляя водой, естественно. В Новосибирске записали альбом «Полночный пастырь» с местными музыкантами на студии ДК Чкалова.
Мы конкретно звонили в следующий город куда мы, договаривались о проведении там концерта Ника с участием группы поддержки тамошних музыкантов, которые, даже зачастую не зная нашего материала, просто играли что-то, а Ник блестяще подстраивался, нанизывая из своих приготовленных блоков темы на их фактуру предпочтительно блюзовой основы, и концерт, конечно, сильно отличался от предыдущего. Инструментарий был замечателен своей неожиданностью. В Иркутске, я помню, была барабанная установка, собранная из разнокалиберных консервных банок из-под томатов, в которой присутствовали огромные жестяные банки объемом литров по пятнадцать, десять, пять…»
Вера:
– «По дороге они собирали с собой народ, и в итоге во Владивосток ехала целая толпа, то вместе, то по частям разным транспортом. В Иркутске эти двое подзаработали и полетели на самолете, а остальные бедолаги добирались на поездах».
Для Специального Радио
Август 2008
