Да здравствует Франция, Париж и коньяк «Наполеон»!
На следующий день встала пораньше, особо не задумывалась куда идти, импровизировала, начала с пешеходной прогулки на правый берег Сены – остров Ситэ. Нотер Дам де Пари, Сорбонна, Латинский квартал, Люксембургский сад. Ноги в руки и вперёд, по маршруту на каждом шагу цветочные магазины, выбор огромный, букеты орошены запахом духов Рив Гош. Многочисленные кафе, синагоги, кошерные лавки, антикварные магазины, иудеи-ортодоксы, попадаются по дороге музыканты, кто-то играет на флейте, кто-то на гуслях и барабанах. За столиками компании сидят, беседуют, смотрят с любопытством по сторонам, у каждого по бокалу вина или по чашке кофе, арабы в открытых окнах вторых, третьих этажей делают ремонт, местные гастарбайтеры привычно пашут на архитектурно-перепланировочном местном рынке труда.
Собор Парижской Богоматери – историческое, монументальное сооружение, главная достопримечательность острова Ситэ, колыбель Парижа, говорят на его месте ещё при римлянах стояли храмы, где тусовался ищущий смысла народ. Здание грандиозное и величественное. Помню фильм по книге Гюго, видела в детстве, узнала, радовалась как чему-то родному, химеры венчали крышу, страшные, противные, во сне таких увидишь, не проснёшься, омерзительные горгульи смотрят на пешеходов с высоты, запачканы птицами, так им и надо.
Собор Нотер Дам де Пари – сооружение высоты приличной, метров 70, завораживает, подчиняет, гипнотизирует, подавляет, зомбирует, хочется упасть на колени и не вставать. Наши православные храмы скромнее и демократичнее.
Внутреннее убранство собора поражает каждого входящего, я тоже не осталась без впечатлений, поглазела на скульптуры деятелей политики и церковного культа. Во времена Французской революции революционеры устроили здесь винный склад, не знаю, историческое всё сохранилось или уже поддельное, но отреставрировано идеально. Окна-витражи-розарии пропускают внутрь божественный свет, долго стояла, наблюдала, как переливается солнце в бесконечном разнообразии тонов и полуоттенков.
Видела богоматерь с младенцем, скульптура девственна и прекрасна, прикоснулась к ней, сама наполнилась благодатью и чистотой. По бокам на стенах храма полотна художника Шарля Лебренна, специалиста по визуализации библейских исторических событий с Отцом, Сыном и Святым Духом. На острове Ситэ, как говорили экскурсоводы, зародилась парижская жизнь много-много лет назад, истоки города именно здесь.
Такая вот история… …один галльский корабль застрял на мели, галлы – народ смышленый, подумали, не зря, наверное, примелились, всё разведали и поняли, что лучшего места для жизни им не сыскать. Остров так расположен, что, проживая на нём, можно было легко обезопасить себя от врагов: римлян и франков.
У паперти собора Нотер Дам де Пари установлен камень «Крипта памяти» – это всё, что осталось от первопроходцев 2-х тысячной давности. В этом месте можно прикоснуться к дремучей древности, увидеть остатки галло-римских жилищ.
Остров Ситэ с берегами Сены соединяет с виду стилизованный под старину мост, обозначенный на карте как «Новый», на самом деле ему лет 500, оказывается в него ещё Генрих 3 заложил первый камень, а при его последователе у французского трона Генрихе 4 мост получил своё название и благословение церкви и богов. Видно хорошо благословили, до сих пор стоит как штык и простоит ещё столько же, ходила по нему, трогала руками, оставила надпись губной помадой «СССР».
Через Латинский квартал мимо скучного здания университета Сорбонны пробираюсь в Люксембургский сад, в этот оазис тишины и красоты, разбитый вокруг дворца по заказу Марии Медичи, где я с удовольствием полежала в тени кустарника на идеально выстриженном газоне, опустила уставшие ноги в фонтан, разогнав детей с няньками, покаталась на местных качелях.
На скамейках сидят влюблённые студенты и пенсионеры, целуются, жмутся друг к другу, ко мне тоже приклеился какой-то плешивый тюнингованный интеллектуал араб-метис, представился преподавателем. Когда узнал, что я из Раши, поначалу насторожился, думал, наверное, я – туристка из его родного сектора Газа, так ещё я ему для прикола начала про Энгельса-Маркса-Ленина рассказывать, Коминтерн и мировую коммунистическую правду. Он смотрел на меня, как будто я не в себе, и вдруг у меня под платьем бомба.
Сейчас в Париже многие живут этими идеями, молодёжи Франции всё труднее найти своё место под солнцем, экономика в стагнации, новых рабочих мест не хватает, на автомобильные заводы никто не хочет идти работать, поэтому возят гастарбайтеров эшелонами, турков, румын да хохлов. Как рассказывал мне этот начитанный араб, Франции требуется твёрдая рука, от наполеонообразного Саркози ожидают наведения порядка, новых идей по консолидации всех французов независимо от возраста и убеждений. Посидели в местном кафе с какими-то говнистыми, постоянно выёбывающимися официантами, публика была соответствующая, местная крикливая манерная интеллигенция, как поняла, преподаватели из Сорбонны, аспиранты, студенты и другая эстетствующая братва. На меня, неразговорчивую русскую красавицу смотрели как на шпионку, выполняющую тайное задание ФСБ. Не пьют, не курят, не ебутся, – вот такие сделала я выводы, сплошное позёрство. Всех хотелось напоить водкой и уложить по-матерински спать, видно было по виду их и по глазам, что заботы им всем не хватает, простого, семейного, душевного понимания.
Французы все – тотальные эгоцентристы, эгоисты, и забыла слово, да, нарциссы. Своему арабу-метису с художественно выбритыми усиками и бородкой оставила свой электронный адрес и телефон, обещала сводить в мавзолей Ленина, предупреждала «…торопись, закроют…», и на Красную площадь и, само собой, познакомить с Путиным, очень популярен наш президент, европейский лидер, все, почему-то, уверены, что побрататься с ним можно запросто.
В этот же день долго болталась по узким улочкам квартала Монмартр. Ночная жизнь кипит и булькает, туристов легион со всех частей света, место раскрученное. Здесь есть, что посмотреть и сфотографироваться на память. Залезла на самую вершину холма, запыхалась, отдышка. Собор Сакре-Кёр, построенный в начале франко-прусской войны в 1870 г. в византийском стиле. Купол изнутри венчает мозаика Христа, простирающего руки к каждому, стоящему внизу, поражает размерами и помпезностью. В 83-х метровой колокольне установлен самый большой в мире колокол, вес которого 18 тонн, при весе языка 900 кг. Боя, к сожалению, не слышала. Статуи Жанны Д’Арк и святого Людовика на конях венчают главный вход собора. Под купол забираться не стала, оттуда потрясающий вид, вторая по высоте точка Парижа, устала, еле ноги передвигала.
Сидела на ступеньках, отдыхала, ко мне по-тихому пристроился застенчивый трансвестит-мутант, пытался соблазнить, шаркал зазывающее ножкой, бросал томные взгляды, кокетливо склонял хорошо выбритое лицо к плечу, моргал игриво длинными наклеенными ресницами. Заметила уже давно, что ко мне всякая нечисть липнет, как берёзовые листья в парной, не отодрать. Короткое платье шоколадного цвета и небрежно наброшенный на плечи свитер цвета весенней зелени создает для глаза приятный ансамбль. Мутант всем своим видом даёт понять, смотрит гипнотизирующе,
«…веришь, что любовь есть?»
Встаю, говорю ему на прощание:
«…Ах, гоу он виз ю, гет аута хе-е-е, го ту зе хелл, го ту зе эсс-с-с-с, мазефак-а-а-а!!! Сгинь, ёбаный в пизду, хуй, не хера передо мной бодягу разводить, брать на понт по сексу, жопа ты, катись знаешь куда….»
Тут я остановилась и подумала « а перекрещу-ка его лучше знамением…»
Бедный заплакал, слёзы потекли ручьями, тонкая извращённая натура не выдержала такого напора простой русской женщины, которая и на скаку и в бане.
«…а может, и вправду влюбился?» – подумала я, отправляясь на экскурсию по ночному Парижу на автобусе.
Доехала до Эйфелевой башни, ночью её смотреть самое оно. Башня освещена, иллюминирована прямо как новогодняя рождественская ёлка, металлическое кружево очень изящного плетения, очередь, чтобы забраться на её смотровые площадки, стояла километровая, или только в этот день так получилось, не утверждаю. Всем туристам мира нужна эта башня, этот разрекламированный пуп Земли, не побывав на нём, уехать обратно домой – рассказывать будет нечего. А так видели, «…смотри Володька, её по телевизору показывают, я вон там стоял, у той металлической жерди и даже поплёвывал вниз…». В очереди встретишь и соотечественника из Воронежа с помятым лицом и жирного, с зубными дрекерами американского школьника, старушек с ближнего Востока в длинных объёмных хиджабах, только и видно круглое усатое лицо и тонкие брови дугой.
Башня изнутри интересней, чем снаружи, поковыряться в её хитросплетённых металлических кишочках нужно обязательно, да ещё вспомнить фильм «Корона Российской империи», вот тут Петька стоял, а вот тут Данька и Яшка, а вот тут поручик Овечкин, а вот там сам Ян Френкель в образе холдея-интернационалиста, усами шевелил под кота Базилио. Всех помню, всё здесь родное и близкое.
Древний помповый лифт поднимает людей туда и обратно, мы стоим плотно прижавшись друг к другу как сельди в бочке, у моего тучного соседа струйка пота змейкой стекает по лбу, щеке, к шее. Приехав наверх, всем советую занять сразу очередь к лифту для спуска вниз.
Рассматривать с высоты ландшафты Парижа можно поочерёдно, иногда спуска приходится ждать до двух часов, для ускорения можно сигануть и с парапета башни, выжить, к сожалению, не удастся. Третий, самый высокий уровень находится в 300-х метрах над землёй, предупреждаю, дует сильный ветер, шляп и кепок не носить, если повезёт, можно схватить какую пролетающую птицу за хвост, в дальнейшем на память сделать из неё чучело. Великолепие панорамы, открывающейся с высоты не поддаётся описанию. Инженеру Гюставу Эйфелю спела осанну, да светится имя его во веки веков, аминь.
Экскурсии, экскурсии, экскурсии. В какой-то из дней, уже не помню, всё перепуталось в голове, бродила по аллеям парка и дворцового комплекса Версаль, сразу смекнула, что наш Петергоф, ничем не хуже, ни фонтанами, ни убранством помещений, на территории много объектов реставрируется, много же недоступно к просмотру. Огромные исторические просторы обследовать нереально за один раз, а то и жизни не хватит. В нашем Петергофе всё компактнее расположено, и роскошь убранства ничем не уступает французскому первоисточнику.
Экскурсоводов становилось слушать всё неинтереснее и неинтереснее, такое огромное количество имён, мозг мой не справлялся с обработкой информации, Людовиков целая гвардия, Карлы, Генрихи, и «безумный» и «добрый», и «сварливый», и «благочестивый», и «короткий», и «красивый», и «толстый», поднялось давление, из носа пошла кровь, залило ею пол-Версаля, с просвещением, чувствую, пора завязывать. На истории гермафродизма Жанны Д’Арк чуть не упала в обморок, некоторые наши туристы поражали своим неугасаемым любопытством или нет, резиноголовостью. Экскурсоводы просто не могли от них отделаться, иногда отвлекались так, что сами запутывались и не понимали что к чему.
В Лувре было немноголюдно, бродила одиноко одна наша группа, три бабы с Сахалина, мужик из Екатеринбурга, два нефтяных бурильщика, вечно не просыхающие, молодая симпатичная пара из Воронежа и Я. Во дворах этого гигантского дворцового комплекса не было ни души, или мы просто рано пришли, но, как говорится, меньше народу – больше кислороду. За полтора часа экскурсии все эти исторические пространства не освоишь, всех сокровищ не увидишь, в Лувр надо с палаткой и как на работу ходить, хотя многое известно со школы и раннего детства, учителя прививали нам интерес к великому искусству по репродукциям в учебниках. В Лувре обнаружены кое-какие приколы, если ходишь по музею, по стрелкам-указателям, то придешь только в два места: к картине Леонардо да Винчи «Монна Лиза» и к её тайной ухмылке, а вторым местом по курсору будет сортир, ха-ха-ха. Правда, смешно?
Многие туристы так и поступают, я же попёрлась в залы, где было выставлено искусство стран Азии, Африки, Океании. Ну вот, мне так захотелось, еле нашла, потерялась, запуталась, думаю, всё, здесь и останусь навсегда, долго не найдут мой обезвоженный труп.
Лабиринтов в Лувре дикое количество, разобраться в них без стакана сложно, видела саркофаги, изделия из золота, мумии животных, ритуальные предметы, украшения из гробницы царя Дария и многое, многое другое. В садах Тюильри, что находятся перед Лувром, можно легко заблудиться, туристы, непонятно почему, может традиция, любят уединяться в художественно постриженных кустарниках, пометить исторические углы, засрано всё прямо как на заднем дворе нашего общегородского парка культуры. А ещё есть там мода встречаться в тени кустов для всяких интимностей, презервативов на земле больше, чем опавших листьев. С наступлением темноты, ходят слухи, в этих злачных местах проходят оргии и другие неприличные представления. Вот на эту тему ещё одна поэтическая кулебяка выдавилась из памяти:
Мы не сеем и не пашем, а валяем дурака,
С колокольни хуем машем, разгоняем облака…
Ну, зажрались там все, чего им делать то, вот и бегают голяком по историческим садам, ищут приключений, хуем декоративные груши околачивают, цивилизованное общество, на них бы наш ОМОН натравить, был бы порядок, здесь я Лужковым полностью согласна.
Где был миллиард народу, так это в галерее Лафает – крупном торговом центре одежды, а также парижском универмаге Самаритен, куда и направилась позднее, тряпья тонны, на любой вкус, лучше ходить туда в простые дни, в выходные, чтобы зайти в магазин, нужно стоять полдня в очередях. Купила себе модный спортивный костюм от Юнко-Шинадо. Представлена только оригинальная одежда, никакого Китая и Таиланда, Шанель, Унгоро, Нина Ричи, Луи Фера, Пьер Карден, Гилла Рош, Жан Луи Шерер и многих других чародеев-искусников моды Франции. А какие там есть сумки от Эрмес и Лоншан! Обуви столько, выбрать невозможно, хочется всё! Денег на карте привозить нужно чемодан, есть, что купить.
И напоследок о грустном, не книгу же писать, пора заканчивать, да и кому это надо. Читатель отзовись, порадуй девушку. Как тебе моё доброе и лихое слово? Могучая русская литература богата женщинами-писателями, знаете, чтение – мой грех с детства. Летом на даче в июльскую жару спрячешься в тень с книжкой, – счастье. Чтение, сознаюсь, для меня лекарство, наслаждение, свет.
Цветут тюльпаны синие в лазоревом краю,
Там кто-нибудь на дудочке доплачет жизнь мою…
Тэффи! Тэффи! Тэффи! Похоже на название духов или конфет, были и духи, и конфеты, Александр Вертинский посвящал ей свои песни, ею восхищались и Бунин и Куприн, они говорили, что она пишет как мужчина, ну им было, чему у неё поучиться. Надежда Александровна Бучинская, оставшаяся в истории русской литературы как автор рассказов, миниатюр, скетчей и бытовых очерков под псевдонимом, взятым из Киплинга «Тэффи». Я – давняя поклонница её таланта, её поэзии и прозы, люблю её с детства, восхищаюсь её судьбой, странной, тяжелой жизнью в иммиграции. Автор нашла свой последний приют в пригороде Парижа, на русском кладбище Сен Женивье Де Буа, в местах, которые так и не стали для неё родными. Мои лилии, купленные у старушки перед входом на кладбище, могли бы остаться на царственном уфимском ковре Рудольфа Нуриева или у странных астероидных камней Андрея Тарковского,а то и на любой из плит Белой Гвардии, но остались на простой серой плите Надежды Александровны Тэффи, когда-то горящей звезды и надежды русской литературы.
«…Вас нельзя ни спрятать, ни прогнать,
надо жить, не надо вспоминать…»
Давно стремилась найти это место, стояла, съёжилась. Там, под плитой, глубоко в земле хранится прах кумира моего детства – странной женщины, давно позабытой всеми, но только не мной. Это была долгожданная и самая незабываемая встреча всего путешествия.
Под песню «…до свидания наш ласковый миша…» (звонок мобильного телефона) поднималась по трапу в лайнер, в дюти фри потратилась в последний раз, купила дорогущую бутылку коньяка «Наполеон», кокетливо помахала ручкой бразильцам, кучкующихся у рейса в Сан Пауло.
«В Москву, в Москву, как много в этих звуках в сердце мо-о-о-ём отозвало-о-о-ось…» «…Поле, русское по-о-о-о-о-оле-е….» – пропела всю дорогу. Время ускорилось, и перелёт прошёл незаметно, как в фантастическом фильме Земекиса про будущее. Родина встретила меня дождём, слава богу, не снегом.
Текст и фото Ева L. Лаурентис. 2007
