Андрей Котов – руководитель ансамбля древнерусской духовной музыки «Сирин», который был создан в 1989 году группой молодых профессиональных музыкантов с целью возрождения древних православных певческих традиций. Долгое время «Сирин» занимается решением проблем интерпретации древнерусских богослужебных песнопений, используя для этого аутентичные певческие технологии. Уникальным направлением в работе ансамбля является исполнение православных духовных стихов, донесших до наших времен ключ к пониманию мировоззрения верующего человека. Уникальный репертуар и манера исполнения, совершенные вокальные данные и профессионализм обеспечили ансамблю «Сирин» повсеместное признание. «Сирин» является постоянным участником фестивалей древней музыки «Музыка Сакра», проводящихся по всему миру; ансамбль дважды представлял Россию на Всемирном хоровом конгрессе; многочисленные выступления в Германии, Голландии, Франции, Италии, Англии, Бельгии Швеции и других европейских странах проходят всегда с небывалым успехом. С ансамблем сотрудничают выдающиеся композиторы и режиссеры современности; среди них Владимир Мартынов, Александр Бакши, Анатолий Васильев, Валерий Фокин и многие другие.
basil d nissen: Ансамбль «Сирин» называется ансамблем русской духовной музыки, и вы принимаете участие в этно-фестивале. Как вы себя позиционируете с этой точки зрения, по отношению к этно-движению? Вы занимаетесь этно-музыкой, или всё-таки вы каким-то образом находитесь вне её и апеллируете к ней? Андрей Котов: Дело в том, что я, во-первых, страшно не люблю таких вот форматных понятий, это такая чисто американская история, в которой каждому человеку пришивается лейбл похожести на что-то. То есть, у нас этно трактуется довольно узко: иногда шире иногда уже, но вот спрашивать, а в каком стиле вы играете? Дело в том, что я могу играть в любом стиле, и мы можем петь в любом стиле, но дело в том, что мы занимаемся духовной музыкой, это не значит что мы поём с постными лицами Чеснокова или Бортнянского. Духовная музыка – это всё, что касается духовного мира человека, в данном случае – это православная культура. Православная культура сама по себе имеет гигантский объём и имеет совершенно разные формы отражения в той же самой музыке. То есть, существует от духовных стихов 16 века монастырских, что по сегодняшним меркам супер-минимализм (что в поэзии, что в пении), этнических стихов – то, что называют фольклорные духовные стихи, до духовного постмодерна 19 века. То есть, сейчас, можно сказать так – если пришивать к каким-то стилям. Одна духовная богослужебная музыка 17 века на сегодняшний день – это чистый авангард, которым мы в основном и занимаемся. Тем более, что мы ансамбль не русской духовной музыки, а древнерусской духовной музыки, потому что мы так себя позиционировали с самого начала, то есть занимались именно древнерусской культурой до европейской, скажем так, и теми отражениями этой культуры, которые сохранились сегодня в народе. Поэтому участие в этно для нас актуально. А вообще мы очень много работаем и с постмодерновыми музыкантами (последнее время АК замечен в сотрудничестве с Леонидом Фёдоровым «АукцЫон» – bdn), и с этническими музыкантами. Потому, что духовная культура является частью человеческой, а этно – это человеческая культура, и то, что её у нас привязывают к земле и язычеству, мне кажется, это глупость. На самом деле это такое пост-советское мышление, то есть у нас фольклористы в советское время воспитывались как язычники, что касалось в народе христианской культуры, они просто не записывали, и у советского народа создалось впечатление, что русский народ – это язычество и традиция, это что-то древнее, связывающее нас с предками. А то, что у нас было мощнейшее в мире православное государство, где люди себя именно ощущали православными людьми, и православная культура, в частности певческая, была гигантской частью этого народа, этого вообще никто не знает. Вот мы эти пробелы пытаемся просто заполнить.
bdn: Значит, получается, что в вашем творческом процессе огромный объём занимает разыскивание этих отражений?
АК: В общем – да. Дело в том, что мы же работаем, и у нас, кроме того, что вы видите, полный состав «Сирина» – 14 человек профессиональные музыканты, хоровики, теоретики, пианисты, композиторы, но кроме 14 исполнителей с нами ещё работает куча теоретиков, фольклористов, музыковедов, филологов, богословов, историков и так далее… И мы разыскиваем очень по-разному, то есть фольклорные экспедиции, как принято думать и говорить, не являются основной частью поиска материала, тем более, что его сохранилось сейчас на сегодняшний день очень мало. Но поскольку такие изыскания велись довольно мощно, например в 19 веке, мы очень много работаем с фольклорными архивами начала 20 века и конца 19 века. Мы работаем с рукописями очень много, потому что в рукописях, начиная с 15 века, кое-что есть, и в этом смысле с нами работает целая группа питерских, в основном, и московских теоретиков, хотя, например, и в Париже у нас есть люди. Эта работа, которая помогает нам, приносит материал, мы вместе занимаемся осмыслением, дополняем. То есть, наша задача – понять как, хотя, мы тоже очень много сами ищем, конечно.
bdn: Сейчас в этой области доминируют два направления: аутентичное и попытки адаптации к современным формам. Как вы думаете, возможно ли органичное развитие самого канона?
АК: Дело в том, что аутентизм – повторение, оно необходимо как этап обучения, один из необходимых способов для осмысления, скажем так, любого материала, но это только школа, как, собственно, было в советское время. Я тоже старый рокер, занимался тем, что снимал «в ноль» Beatles, Led Zeppelin, потом Pink Floyd, потом Emerson Lake & Palmer и так далее. Для меня это была великолепная школа, за счёт этого развивается тонкий слух, тонкое мышление, музыкальное в том числе. Но если я выхожу на сцену, например, сняв песню, ну не знаю там – Бориса Гребенщикова с его интонациями. Представляешь себе, выхожу и начинаю петь БГ с его придыханиями, пришептываниями и привсхлипываниями – зал будет страшно ржать! Когда люди выходят и поют песню с постными древнерусскими лицами, что-то никто не смеётся, хотя я смеюсь иногда. Ни один человек аутентичный, настоящий, не будет петь без причины и без смысла. Например, в деревне знать песню – это знать слова, и они мыслят содержанием, то есть когда ты поешь, то необходимо понимать – зачем? Зачем мы выходим что-то сказать на сцену? Нам нужно знать, про что мы будем петь, и какую историю рассказывать, и что стоит за текстом. Вот для того, чтобы это понять, необходимо много знать о самом тексте, о той культуре, и о том, чему это всё посвящено. Вот это – как главный этап, и на самом деле каждый настоящий музыкант любое произведение делает своим так, как если бы он его сочинил сам, в этом и есть смысл. Для того чтобы это понять, необходимо пройти аутентизм, необходимо понять, что ты сам собственно хочешь от всего этого, и тогда всё-таки что-то начнёт получаться. Вот такие наши мысли.
bdn: Вы намечаете для себя какие-то пути развития, направления, куда вы планируете двигаться?
АК: Знаешь, мы уже 18 лет существуем, столько за это время уже попроходили разных дорог, у нас много разных направлений, двигаться в каком-то одном? Я не могу сказать, что мы собираемся заниматься тем-то и тем-то. У нас есть задумки, несколько, как говорят, проектов задумано, несколько дисков, которые мы готовим, задуманы какие-то новые контакты, какие-то новые изыскания, скажем так. Одна из тем, которой мы занимаемся – это русская средневековая мистерия, хотя русской её можно назвать очень условно, она всё равно пришла с запада в 17 веке, но как всегда приобрела чисто русские формы. Поэтому мы предпринимаем изыскания в этом направлении с ребятами из Ростова Великого, может там удастся сделать какой-то фестиваль, связанный с русской мистерией 17 века. Это очень интересная, и, в принципе, очень мало исследованная вещь, и если кто-то вам скажет, что он доподлинно восстановил и знает русскую мистерию, можете спокойно плюнуть ему в лицо, потому что этим никто серьёзно не занимался на сегодняшний день, исключая театралов, а музыканты и подавно, там очень сложно с материалом. И потом, когда копаешься в рукописях, в материале, вдруг всплывают такие неожиданные вещи, просто хватаешься за голову и начинаешь всё сначала. Ну, много в жизни интересного, мы работаем с постмодерновыми музыкантами, с нашими друзьями, с композиторами, с Владимиром Мартыновым, с Павлом Кармановым, сейчас вот с Андреем Донниковым работаем – совершенно гениальные композиторы. Саша Мановсков у нас тоже поёт – это питерский композитор, ещё не известный. Есть какие-то вещи, которые интересуют их и нас, и мы вдруг начинаем придумывать какие-то концерты, какие-то музыкальные проекты, которые включают в себя и средневековую культуру, и духовные стихи, пробуя это на какое-то современное звучание. Вот это к предыдущему вопросу – как-то мы это всё адаптируем, скорее даже не адаптируем. У Мартена был вот такой термин – новое сакральное пространство. Если его слегка по-нашему переделать, то иногда необходимо создать звуковое пространство вокруг идей, вокруг тем. Здесь мы уже заботимся о слушателе, который должен прийти, чтобы создать для него некий звуковой формат, некое звуковое пространство, в котором мы сможем ему рассказать то, что мы хотим, для этого мы можем использовать современное звучание.
bdn: Вы для себя разделяете ваше творчество на культурологические составляющие и религиозные?
АК: Нет. Не различаю, я вообще как-то мало занимаюсь классификацией без необходимости.
bdn: Вы воспринимаете это совокупно, органически? АК: Я же человек верующий, и естественно, что всё, что я делаю, всё, что воспринимаю, оно как бы всё находится в некоем органичном процессе, то есть там – вот это, а здесь – вот это, так не бывает. Знаете, я своим ребятам всё время говорю: вот ты живёшь, потом ты помрёшь, придёшь ты на страшный суд, и тебя спросят – ну чем ты занимался? Скажешь – я пел. Мы же ничем другим не занимаемся, мы поём. Ага, ты пел ну молодец, давай теперь посмотрим – о чём ты пел? Вот это вот наша профессия, мы должны чётко осознавать, что мы делаем, потому что наше дело – это оправдание нашей жизни, поэтому разделять здесь?.. Я вот совершенно не понимаю людей, которые поют духовную музыку, не будучи верующими людьми, просто не понимаю, это маразм какой-то. Это просто идёт обман по большому счёту и того, кто слушает и самого себя, и никакого результата, кроме как погубить свою душу. Лучше ты уже пой блатные матерные песни, в этом будет меньше лжи. Человек, который поёт, он всегда поет то, что он на самом деле переживает, таково свойство самой природы пения – это организованное эмоционирование, а эмоция у человека всегда своя. Человек, когда поёт, он всегда поёт о том, что он переживает. Иногда бывают такие парадоксы, слушаешь певца и не понимаешь, что он делает?! То, что он поёт там – Господи помилуй, а думает о куске колбасы – поёт он в этот момент о куске колбасы, а слышишь ты слова – Господи помилуй, и не понимаешь, почему они звучат так бессмысленно. Поскольку у нас такая фальшь в искусстве существует довольно в большом количестве, поэтому люди пребывают в недоумении и в то же время привыкли. Иногда они думают – что-то мы, наверное, не понимаем, вот там такое всё умное, так красиво, но не цепляет никак, что-то я не понимаю, а на самом деле происходят вот эти вот вещи. Я просто много занимаюсь психологией искусства, психологией пения в том числе, там очень много интересного, но это отдельный вопрос…
bdn: Вы принимаете участие в богослужебном пении в процессе самой службы?
АК: Да, конечно. Все ребята служат в Церкви, большая часть регентует профессионально, руководители, скажем так. И естественно, если имеешь дело с духовной музыкой, надо знать структуру богослужения, ее принципы, и что для чего и где почём.
bdn: Большое спасибо за беседу, не могли бы вы под конец просто вспомнить какой-нибудь самый приятный случай в вашей творческой биографии?
АК: Нет, честно говоря, это вопрос, который меня всегда ставит в тупик. Примерно как – расскажите смешной анекдот и в этот момент все анекдоты из головы вылетают.
bdn: Ну всё равно, бывают же моменты какого-то откровения, когда после выступления ощущаешь, что ты сделал всё что хотел.
АК: Нет, ну, во-первых, такого вот у меня никогда не бывает, если бы я сделал всё, что хотел, я бы, наверное, умер. А потом, у нас было очень много очень ярких моментов в жизни, сильнейших скажем так, но я не могу ни на одном из них остановиться никогда, наверное, я так не мыслю: что-то я такое сделал, ах, вот мы сделали что-то.
Республика Алтай, Чемальский район, турбаза «Иволга»
фестиваль этнической музыки «Живая Вода»
basil d nissen
16 june 2007
