Виктор Терехов – автор-исполнитель, коллекционер. Родился и вырос в Омске. Сегодня – гражданин мира, живет между Россией, Америкой и Латвией. Занимается бизнесом, коллекционирует редкие записи и виниловые пластинки, сочиняет песни. В 2015 году выпустил два альбома: «Тополя» и «Скок за скоком».
С Аркадием Северным его познакомил друг и земляк, известный исполнитель блатных песен Владимир Шандриков, которого в 70-е называли «омским Высоцким». Весной 1977 года по приглашению подпольного импресарио Вадима Кацышевского, Шандриков приехал в Одессу на запись совместного концерта с Аркадием Северным. Вместе с ним в «Городе у Черного моря» оказался и Виктор Терехов. Об одном дне, проведенном в компании с «Королем блатной песни», его рассказ…
– Виктор, начнем, как говорится, «от печки». Расскажите подробно, как состоялось ваше знакомство с Аркадием Северным?
– Однажды мы вместе с Володей Шандриковым, – у которого была кликуха Жареный, потому что он однажды по пьянке подгорел в бане, – и другими ребятами собрались в парке Культуры города Омска. Ну, разговор, рюмочка-другая и вдруг Жареный заявляет: «Ребята, вы знаете, меня пригласили в Одессу петь вместе с Высоцким».
Все так посмотрели на него: «Володь, как петь с Высоцким?!».
– Ну вот, мне пришло письмо, – говорит.
И показывает нам это письмо, где было написано, что его приглашают, оплачивают ему проезд, еще, значит, дают деньги за записи. С нашей стороны все было воспринято иронично достаточно, потому что мы знали характер Вовки. Он такой был импульсивный, все-таки художник и по профессии и по складу своих мыслей. Он был мечтатель, сочинитель… Ну, и мы так скептически это восприняли. Но потом все-таки поверили, потому что там, вроде как, стояло время, когда приехать, даты и прочее. Меня это заинтересовало. И я решил поехать тоже. Думаю, я возьму командировку, ну будет Высоцкий, будет запись – хорошо, не будет – съезжу в командировку, вот и всё.
Тогда не было других способов оперативной связи, кроме телеграфа. Я выбил командировку в Тирасполь, и мы договорились, что Вовка даст мне телеграмму, когда прибудет в Одессу.
Я прилетел в Тирасполь, поселился в гостинице «Аист», днем занимаюсь делами, а в обед хожу на почтамт проверять, нет ли вестей. И вот день на третий прихожу, и там девочка говорит: «Вам телеграмма». Читаю: «Завтра 18:00 ресторан «Прибой»…»
Утречком я сел на дизель, уехал в Кишинев, а оттуда в Одессу. Приехал раньше, потусовался, походил по Одессе, нашел этот ресторан «Прибой». Ресторанчик был такой небольшой, и стоял на углу Приморского бульвара. К восемнадцати подгребаю на место. Подхожу – пусто. Никого нет. Жду. И где-то, ну, может быть, без двадцати семь вижу, идет Вовка, а я уже вижу, что он загашенный. Смотрю, с ним идет какой-то мужик тоже хорошо подшофе. У него на правой руке френчик, рубашка, галстук такой большой, «лопатой», с модным узлом, а Вовка одет по-простому, в «шведке». А на ногах у обоих «плетенки», сандалии такие.
Ну, они подходят: «Привет-привет»…
И этот мужик подходит ко мне и представляется: «Аркадий». Причем произносит свое имя как-то артистично очень.
– Виктор, – отвечаю.
Поздоровались. И я вижу, Высоцкого-то нет. Дело в том, что вся эта схема моя строилась на том, что будет Высоцкий. О Северном-Звездине, во-первых, нам не говорил ни Вовка, когда мы собирались, да и в письме, по-моему, тоже не было ни одного слова о нем.
А был вызов, что приглашаем вас на запись с Владимиром Высоцким. Это, собственно, Вовку и подкупило. Он был такой поклонник Высоцкого, он ему постоянно писал какие-то письма, отправлял свои записи, но ответа никакого не было. И так он от него не получил никогда никакого письма, но до последних дней был поклонником Владимира Семеновича. И вот я вижу, что Высоцкого-то нет, а есть какой-то Аркадий непонятный. Ведь я не знал Звездина вообще, в глаза не видел. Это сейчас зайди в интернет и там тысячи фото его во всех видах. А тогда…
Я записи-то Северного знал, начал его записывать где-то в 67-м, может даже в 66-м.
Я еще пацаном был, записывал его. Песни были там «Глухари», потом частушки эти «Саша Пушкин вам сказал». Потом вот эта вот «Шутки морские порою бывают жестокими». Это всё под гитару было, такие грязненькие были записи, это потом уже появились с оркестрами. Я никогда его в глаза не видел, но слышал прекрасно, любил его, но, еще раз подчеркну, понятия не имел, как Северный выглядит.
У входа стоял швейцар, ему этот Аркадий рукой махнул: «Привет, Гриша!» и пошел к нему. Я смотрю, вроде как свои люди они. Думаю, либо они уже заранее макли там навели, либо уже бывали в этом «Прибое». Короче говоря, я смотрю, Аркадий начал беседу с этим швейцаром. А я с Вовкой так в сторону отошел и спрашиваю: «Слышь, а где Высоцкий-то?».
Он говорит: «Ты знаешь, тут такое дело… Высоцкий будет позже».
Вова всегда такой немножко был загадочный.
А я говорю: «А чего тогда ты меня вызывал вообще?».
Он удивился: «Ну как, а с Аркашей тебе разве не интересно познакомиться?».
– Да, на кой хрен мне этот Аркаша?
– Ну, это же Звездин, Северный Аркаша, – говорит, – ты чего?
– Как Северный?
– Ну, вот так!
Мне это сразу стало, конечно, интересно не менее чем Высоцкий. Я сразу говорю: «Всё-всё, лады, пошли». И я, уже понимая, кто это такой, что это за человек, совершенно по-другому стал с ним уже общаться. Тем более я был моложе, а они для меня были уже мужики.
– Каким запомнился Северный? Какое произвел, скажем так, первое впечатление?
– Аркадий был какой-то щупленький, узенький весь, личико такое узенькое. И поражало то, что при этом такой могучий басина у него был. Вот этот облик весь, казалось бы, какой-то такой немножко, ну, хиловатый, а такой голос… Вот это сразу как-то подкупало. А потом, когда я стал прислушиваться к голосу, слышу уже знакомые нотки. Тем более, они оба уже финтили по-одесски, с таким характерным одесским акцентом разговаривали и вставляли словечки всякие: «Ну, шо вы хотите сказать, мы-таки приехали… Шо там есть покушать у вас хорошего?».
– А дальше? В ресторан вы попали?
Да, Аркаша договорился с этим швейцаром, дядей Гришей, и мы заходим в кабак. Столик в центре зала. Сели. Подходит официанточка к нам, такая, можно сказать, аппетитная. Одесситка лет под сорок, пятый номер бюста, белокурая.
Я смотрю, Аркадий сразу как-то так на нее глаз положил: «Как вас зовут?».
Она отвечает: «Людочка».
-О, вас как мою сестру зовут.
Она принимает заказ у нас. А я-то знаю, что у Вовки, ну, как бы денег было не очень всегда, а я в то время фарцевал и фарцевал достаточно серьезно, денежки водились, тем более у меня были командировочные, ну я и говорю: «Ребята, я поляну оплачиваю, заказывайте всё, что надо».
Ну, что тогда там 20 рублей можно было упиться и уесться нам троим за глаза. Сразу заказываем два пузыря: «Столичной» и «Зубровки». Берем тарелку рыбного ассорти, мясную нарезку, чего-то там еще небольшое типа яйцо под майонезом. И горячее.
Я спрашиваю его: «Аркадий, ты что будешь, выбирай!»
Он говорит: «Мне ничего не надо».
– Как не надо? Я ж, – говорю, – плачу, ты не стесняйся, заказывай.
– Я не хочу, Виктор. Ты знаешь, у меня желудок больной, я много не кушаю, мне не надо. Мне врачи рекомендовали больше пить.
Я говорю: «Всё, понял, вопросов нет».
Пошли первые какие-то разговоры за столом. Мне все интересно, я смотрю за ним. Вижу, он такой слегка манерный, сел, ногу на ногу забросил, откинулся на спинку.
Понятно, что они были уже выпимши, но не в хлам. Поддатые, но в нормальном состоянии еще… в рабочем, так сказать, потому что мы шутили, анекдоты рассказывали. Я начал его расспрашивать.
-Аркадий, а вот записи там с «Братьями Жемчужными», это кто такие?
Он так рукой повел неопределенно: «А… цыгане!».
Принесли «Боржоми». Он налил, попивает, сигаретку закурил, нога на ногу… Вид сноба такого. Мы начали как-то так потихонечку-потихонечку общаться. Но тут вдруг появилась официантка, и Аркадий сразу переключился на нее: «Людочка-Людочка …».
Смотрю, он ее уже за талию прихватывает, какие-то хохмы такие отмачивает: «Люда, приезжайте к нам в Питер. Я вам устрою такую жизнь».
Короче говоря, клеит по полной программе. Она, конечно, не знает, что это за артист, откуда артист и особо не реагирует. Тем более, она каждый день видит всяких артистов. Но Аркадий от нее не отстает.
…Мы выпили по одной, второй, третьей. Беседа как-то пошла уже более гладко. Я снова стал ему вопросы задавать, спрашивать про запись, которая в Одессе готовится.
Он говорит: «Витя, а ты знаешь, мы сегодня выступаем с симфоническим оркестром на уровне Лундстрема. Эти записи пойдут за кордон, и, возможно, у нас будут гастроли заграничные».
Вот, это всё на полном серьезе так мне это говорит, сидя нога на ногу, сигаретка на отлете…
«Мы, – говорит, – Выходим на мировой уровень».
– И Вовка тоже поедет?
– Ну, конечно, у нас целая компания. Правда, сейчас меня ждут в Москве очень серьезные люди. Вот отработаю, потом уеду в Питер, а потом уже вызову Володю.
Ну, я как-то так верил наполовину, наполовину не верил, потому что всё это был пьяный такой разговор. Но, тем не менее, мне было интересно.
Я набрался смелости и предложил: «Слушай, Аркадий, ну так у нас «писари» такие есть в Омске, давай, может, к нам заглянешь, я готов оплатить все расходы, чтобы ты приехал…»
Он: «О, да ты что?! У меня гастроли будут до Владивостока. Я обязательно приеду в Омск. Ты не переживай, гастроли мы сделаем. А мне ничего не надо, никакой оплаты не надо. У меня есть люди, кто платит, и я приеду».
Заказываем еще выпивки. Но заказ приносит какой-то парень. Северный удивился: «А где Людочка?».
– Людочка – всё, у нее смена закончилась.
– Да ты что?! Она меня, выходит, предала?! Тьфу!
И после этого Аркаша неожиданно говорит: «Ребята, давайте помянем мою сестру Людмилу!».
Я не стал спрашивать, что, как. Мы, не чокаясь, выпили.
Нам принесли еще графинчик. Оркестр заиграл. Репертуар был в то время всесоюзный, одинаковый во всех заведениях, то есть это… «Ах, Одесса, жемчужина у моря…» Потом «Мясоедовская». Ну, короче говоря, вот такого плана все песни, и, естественно, их все пели в Одессе, тем более в этом ресторане «Прибой». И вот оркестр запел, по-моему, «Мясоедовскую» или «Ах, Одесса…». Аркаша услышал и говорит: «Да что это такое, как эти лабухи поют». Да я сейчас пойду…» Мы попытались его отговорить, но он пошел к оркестру и о чем-то с ними стал разговаривать. Но потом вернулся и говорит: «Да, ну их на хер. Я не хочу. Я не буду здесь петь …». Не понравились они ему, то есть чего-то, видимо, они ему не так сказали или не узнали его. Короче говоря, выступление не состоялось, но вот такой вот позыв такой к выступлению у него был.
– Ну, а всё-таки, какое впечатление он производил, как человек. Я понимаю, что за один вечер невозможно узнать человека, но тем не менее… Какие остались воспоминания, хотя бы на уровне эмоций, ощущений?
– Человек был с юмором, достаточно тактичный, не хамил, ничего такого не было. Такая какая-то, вот я говорю, внутренняя интеллигентность в нем ощущалась. Бахвальство его было немного напускным, мне кажется. Очень артистичный был. Даже посмотреть, как он пил, как рюмку брал в руки. Сам жест обращал на себя внимание! Аккуратно так пальчиками, мизинчик у него в сторону, рюмочка так элегантно в руке сидела и лихо так, по-офицерски, опрокинет и крякнет смачно. Или вот эта поза его, когда он сидел нога на ногу в этом кабаке. Всё это было очень здорово. Воспитание что ли, я не знаю как сказать, вот это у него было, несомненно.
Единственное, когда он к этой Люде там приставал немножко, так фривольно себя вел, а так всё было очень даже на уровне.
Помню, он рассказал три-четыре анекдота. Опять вот с этим одесским акцентом. И мне понравился анекдот, я его раньше не слышал тогда.
Еврейское местечко под Львовом. И в этом местечке жил один человек, у которого было три дочери: Двойра, Розочка и Софочка. Однажды приезжает богатый коммерсант из Львова, приходит в эту семью и говорит: «Послушайте, я хочу взять вашу Двойрочку». Ну, папа согласился. Всё, сыграли свадьбу, он уехал. Проходит там, ну, я не знаю, полгода, он приезжает, скорбное лицо, говорит: «Папа, горе в вашем доме».
– А шо такое?
– Вы представляете, Двойрочка умерла.
Ну, горе, поминки, туда-сюда. За столом этот со Львова говорит: «Вы знаете, папа, ну, я же не могу без жены. И вам надо выдавать. Давайте я возьму Розочку».
Папа, делать нечего. Соглашается. Играют свадьбу, молодые уезжают счастливые. Опять три-четыре месяца, зять приезжает, опять скорбный вид. Говорит: «Папа, вы знаете, Розочка тоже умерла». Папа рвет волосы на голове от горя, но деваться некуда – похоронили, помянули. И зять снова говорит: «Ну, папа, вы представляете, ну, я ж не могу без жены, мне надо жену». Тесть отвечает: «Ну шо, у меня есть только Софочка».
– Ну, давайте Софочку.
…Проходит полгода, приезжает этот со Львова, заходит в дом, встает перед папой, говорит: «Папа, вы сейчас будете смеяться, но Софочка-таки тоже умерла». Мне так понравился этот анекдот. Черный юмор, но он его так рассказал интересно, смачно. Мы с Вовкой балдели просто. Я вот на все вот эти годы запомнил этот анекдот.
Ну, вот, собственно, за столом такие были разговоры. Он что-то упоминал про братьев-офицеров, про связи в Москве. Но я не особо это уловил и мне вся эта информация тоже показалась таким бахвальством пустым. Это я уже потом узнал, что один его брат, действительно, был офицером чуть ли не в КГБ.
Я его еще спросил, знаком ли он с Костей Беляевым (популярный в 60-80-е исполнитель хулиганских и матерных песен из Москвы – прим.авт.). Сам я к тому времени уже достаточно приличное время был знаком с Костей.
Северный говорит: «Да, конечно, я его знаю».
Я обрадовался: «Дак, я тоже».
– Ну, так ты увидишь его – передавай от меня большой привет.
Потом, когда я уже после этого встречался с Костей и рассказал об этом разговоре, Беляев неожиданно заявил, что его в глаза не видел, что, мол, писались они в Одессе у одного «писаря», Стаса Ерусланова, это было, но никогда не встречались лично. Ну, самое интересно то, что Аркадий мне сказал: «Да я его хорошо знаю». А на самом деле оказалось, что Костя с ним знаком не был.
– Да, я слышал, что Северный любил прихвастнуть… А чем закончились посиделки в «Прибое»?
– Ну, что… Посидели мы в этом ресторане, Аркаша уже был тяжелый, Вовка еще держался, он вообще на выпивку был очень крепкий. Мог выпить много. Я себя контролировал, я, так сказать, свою норму знал, то есть я ситуацию контролировал, потому что кто-то должен был за всем следить, тем более я пришел трезвый абсолютно, это они уже пришли поддатые. Смотрю, время уже позднее, надо сворачиваться. Я рассчитался, и мы собрались уходить. Идем к выходу, Аркаша подходит к этому швейцару и начинает его лечить: «Слушай, тут у вас девки есть? Где Людочка, ты Людочки адрес знаешь?».
Швейцар в отказ, а Северный все напирает: «Ты мне дай адрес, мы тебе заплатим. Дай адрес! Мы сейчас к ней поедем, возьмем такси».
Я говорю: «Аркаша, да ладно, пошли, чего тут…»
Он ни в какую, а тут к нему Шандриков подключился: «Организуй нам девок!»
Ну, как обычно, раньше швейцары эти знали, где найти девочек легкого поведения.
Короче говоря, уломали они его, Гриша ведется и говорит: «Всё, хорошо. Давайте так. У меня тут смена заканчивается. Давайте деньги на керосин, полчаса ждите на улице и будут вам бабы».
Ну и всё. Мы даем. Вернее, я ему даю деньги «на керосин», и мы идем ждать на бульварчик. Сели на лавочку, Аркаша там придремнул немного. Просто так на лавочке откинулся и придремнул. Мы с Вовкой поговорили, и тут идет Гриша, смотрю, несет четыре «огнетушителя», какой-то или портвейн, или вермут. Растолкали Аркашу и мы пошли. Этот Гриша привел нас в какие-то трущобы натуральные, там не пойми чего, в какие-то дворы мы ходили, в один, второй, третий. Приходим куда-то, он стучит, там его посылают подальше. Короче говоря, облом везде. На три-четыре адреса мы ходили, везде облом, везде нас посылают. Ну, в первую очередь этого Гришу. Ну, ребята мои, смотрю, немножко такие уже раскисшие. Гриша видит это дело тоже, а ему самому хочется вмазать, он же со смены. Тогда он выдает: «Ну, пошли ко мне, – говорит, – моя баба на работе. Немножко у меня посидим, потом там еще есть пара адресов. Мы еще туда нырнем».
Ну, пошли! Заходим в какой-то двор, поднимаемся по деревянной лестнице и оказываемся в комнате, длинной как кишка. Там у него и кухня, и какая-то шторочка. Такое достаточно убогое жилище. Сели за стол, Гриша достал редисочку, огурчики соленые. Аркаша встрепенулся. Разлили по первой. Аркаша опять анекдоты какие-то рассказывать начал. Но все уже тяжелые. Все тяжелые, то есть и Вовка тяжелый, и Аркаша тяжелый.
Я вижу, что далеко мы никуда не уйдем и не уедем. Думаю, ладно, тут немножко побухаем, и надо как-то их отправлять куда-то спать и самому дергать. Мне тоже пора уже было ехать в Кишинев, потом в Тирасполь. И там через день я уже улетал в Омск. Короче, сидим, едим эту редиску с огурцами. У него там больше ничего не было. Пьем этот вермут или портвейн, ну чего-то красное. А Аркаша рассказывает анекдоты, и вдруг приходит баба какая-то… Волосы дыбом! Как она начала нас материть! Это был кошмар! Этот дядя Гриша сразу съежился, раз за эту шторку – шасть! А мы тут трое сидим. Она: «Ааа, б… кто такие, что такое?».
А оказывается, она работала на конденсаторном заводе у него в смену, и должна была прийти позже, а пришла пораньше. Куда деваться? Аркаша по карманам редиску рассовывает. Вовка пузырь за пазуху, я – другой…
И вот это надо было видеть эту картину! Эта фурия орет на нас, матом кроет на всю Одессу. Мы по этой лестнице скатываемся, Аркаша упал, чуть не переломался весь. Короче, там страшное дело было. И мы в ночь ушли. А не знаем же, где, чего там, какие-то дворы, непонятно, где мы находимся, ни навигаторов же никаких, ничего не было. Тем более тьма-тьмущая. А где, чего, понятия не имеем. Народу никого нет. Человека даже нет, кого спросить, ночь же глубокая. И вот мы по этим дворам… Аркаша уже слабенький совсем. Мы с Вовкой его так взяли, он на нас руки положил и мы идем.
Аркаша сделал десять шагов и побледнел: «Ребята, чего-то мне плохо».
Я говорю: «Ну, давай сейчас где-то присядем…».
– Не-не-не, мне надо глотнуть. Мне надо срочно глотнуть.
– Так тебе плохо, тебя тошнит, или что?
А он все за свое: «Да не, мне глотнуть надо, дайте глотнуть, быстро…».
Короче говоря, пузырь открываем дали ему отхлебнуть, он попил маленько и опять руки на нас… Всё, пошли дальше. И тут как-то так случайно вышли на большую улицу, по ней машины ходят… Ну и все собственно. Поймали машину, по дороге пока ехали выпили начатый пузырь, они меня довезли на вокзал, там мы допили последнюю бутылку с редиской, которую Аркаша выгреб из карманов. Обнялись все, поцеловались.
Я говорю: «Всё, Аркадий, ждем тебя в Омске!».
– Всё, заметано, буду, вопросов нет. Витя, с Володей вопросы решим. Я буду, не сомневайся.
На этом наша встреча закончилась. Я ушел на перрон, сел в дизель и через день улетел в Омск.
Вот такая была встреча. То есть мимолетное знакомство. Но, тем не менее, у меня всё равно сложилось впечатление об этом человеке. Я очень рад, что хотя бы вот это короткое общение было, хотя всё было в таком сомнамбулическом состоянии. Но, тем не менее, я получил от этого, конечно, большое удовольствие, и это у меня осталось на всю жизнь.
Вот такая история.
С Виктором Тереховым беседовал Максим Кравчинский
ДЛЯ SPECIALRADIO.RU
Фото из архива Виктора Терехова и Вадима Кацышевского
январь, 2017
