Искусство колокольного звона последние десятилетия стало неотъемлемой частью жизни России, как это и было сто лет назад, Специальное радио попросило рассказать об этом уникальном виде музыкального искусства, а также о литье колоколов одного из главных в России специалистов этого дела – Илью Дроздихина. Илья Дроздихин — московский звонарь, руководитель Московской Школы Церковных Звонарей, художественный руководитель московского фестиваля колокольного звона «Перезвон».
Илья Михайлович, расскажите пожалуйста о ваших корнях – в какой семье родились, кем были ваши родители и их предки.
Я – коренной москвич, родился в Москве, родители мои в четвертом поколении москвичи. Предки их происходят из Орловской и Калужской губерний – они были крестьянами, были рабочими. Музыкантов среди моих родных не было, но с детства мне очень нравились разные музыкальные инструменты, играл на барабанах, немного – на флейте. Я из верующей семьи, и, когда я приходил в храм, то заслушивался работой звонаря, засматривался на колокольню, как там, на колокольне, происходило это необычное чудесное действо.
С открытым ртом я стоял и слушал, глядя на колокольню. Это было детское желание, попробовать позвонить на колокольне, но туда вела крутая лестница, и не всем позволялось подниматься наверх. Но я – человек напористый, набрался смелости, подошел к батюшке, попросился на колокольню. И, к моему удивлению, батюшка благословил меня, разрешил попробовать. Звонарь мне показал несколько приемов, похлопал по плечу и сказал: «А вечером ты звонишь.»
Меня как будто с лодки сбросили по середине озера, выплыву – не выплыву. Я помню тот первый звон, когда я остался один наедине с колоколами. Я думал, что я опозорился. Но, к моему удивлению, прихожане не почувствовали фальши. А я, конечно, бочком спускался с колокольни, боялся, что плохо позвонил.
Начал ходить по соседним колокольням подсматривать приемы у других звонарей, аккумулировать знания, которые потом стали основой для создания школы колокольного звона, которой я сейчас руковожу – Московской школы звонарей.
Расскажите о своих наставниках, был ли такой человек, который на вас серьезно повлиял в этом деле.
Таких людей было много, но в начале звонарского пути особенными были два человека, которые меня на это сподвигли. Это был Сергей Крутецкий, тот первый звонарь, который мне показал приемы на колокольне Троицкого храма. А потом одним из моих учителей был Владимир Торгашов, замечательный звонарь Казанского собора на Красной площади в Москве. Дальше я общался с хорошими звонарями, мастерами, которые через всю свою жизнь пронесли приемы колокольных звонов. В моей жизни было много наставников на разных этапах, которые меня направляли. То, чем я сегодня владею, это не только мои наработки, но и та классика, которая была сохранена и бережно передана старым поколениям звонарей нам, молодому поколению. А мы дальше уже делимся со своими учениками.
Во время звона
Расскажите о том, как ваше первоначальное движение переросло в профессию.
Когда я набрался знаний и умения, ко мне начали обращаться батюшки поучить звонаря одного храма, поучить другого. Я зарекомендовал себя как опытный звонарь, как преподаватель колокольного звона.
С нашим активом мы пришли к выводу, что обучать надо не на колокольне, а в специальном классе. До революции школ звонарей не было, и преподавание происходило непосредственно на колокольне. Но для звонарей сегодня это немножко стеснительно, потому что, когда надо часами отрабатывать гаммы, возникают какие-то переживания, что они делают что-то не так, и для слушателей это сложновато порой, потому как ученические звоны часто режут слух. Самый лучший вариант — учиться в закрытом помещении. Мы создали Московскую школу звонарей, оборудовали специальный класс, поставили там звонницу из настоящих колоколов. Не стали делать имитацию, взяли настоящие колокола, обустроили веревочки, педаль – все как на настоящей колокольне. Звонари в закрытом помещении отрабатывают приемы, никого не стесняясь, никого не смущаясь, постепенно идут по нашей программе.
Программа, как в любом деле, строится от простого к сложному. Начинается с простых приемов, и дальше все усложняется и усложняется. Нашу программу мы делим на три блока. Первое — это освоение техники звона, различные приемы. Повороты рук, различные слабые доли, перебивки, ритмические рисунки. Дальше — традиции колокольного звона. Мы разучиваем ростовские звоны, звоны Новодевичьего монастыря, Троице-Сергиевой Лавры, основные характерные черты той классики, которая сохранилась. Этой классики осталось немного, можно пересчитать по пальцам одной руки. Это Троице-Сергиева Лавра, Ростов Великий, Новодевичий монастырь, Псково-Печорский монастырь, ну и, наверное, Архангельск – северные звоны архангельские, вот пять основных традиций.
В третьем блоке обучения звонарь должен на основе своих знаний составить свой собственный звон, потому как наш русский колокольный звон — это всегда импровизация. На основе элементов звонарь сочиняет свой собственный звон, и он всегда разный, потому как колокольни обустроены по-разному, везде разное количество колоколов, колокола разного размера. Нет двух одинаковых комплектов, да, и поэтому даже один и тот же звон на разных колокольнях слушается совсем по-разному.
Есть ли какие-то формальные характеристики, которые определяют класс звонаря, уровень его подготовки?
После окончания школы звонарей мы выдаем диплом. Это свидетельство о том, что звонарь прошел базовую программу, знает основные звоны, может грамотно ориентироваться в службе и знает теоретические основы по истории колоколов, их производству, технике безопасности, прошел инструктаж по технике безопасности.
Специальных критериев, категорий, как у сварщиков или крановщиков, типа «Звонарь первой категории», у нас, конечно, нет, потому что звонарное дело — это всегда творчество. А творчество надо оценивать как искусство. Бывает, что бабушки в храме поют, и они ни одной ноты не знают, но за душу берет их пение, цепляет прям вот аж до слез, а бывает поёт профессиональный хор, ну вот и как вот их сравнивать. Тем более у нас же задача не позвонить правильно, или технично, а наш колокольный звон — это созыв верующих на богослужение, звонарь должен позвонить так, чтобы у человека в сердце искорка зажглась, и чтобы он пришел в храм. С одной стороны, звон должен быть не совсем уж примитивным, однообразным, монотонным, раздражающим, а с другой стороны, это не должна быть какая-то симфония, как звон ради звона. Звон — это неотъемлемая часть богослужения, поэтому наш колокольный звон — это нечто такое среднее. Почему мы всегда ориентируемся на классические звоны, например, звон Троице-Сергиевой Лавры? Потому как это монастырская закалка, звонарь перед звоном молится, настраивается, звон – такое миссионерство, такая проповедь, молитва в звуке.
Вы сказали, что классических звонов есть только пять? А вообще всего сколько звонов сейчас в России?
У каждого звонаря всегда что-то своё. В каждом регионе сейчас стараются свою традицию возродить и какую-то свою манеру освоить. У каждого преподавателя свой почерк, его ученики звонят по-своему. Московская традиция — это определенные звоны. Новосибирские звоны, они какие-то немножко другие. В Екатеринбурге они третьи, в Архангельске — четвертые, северные. У каждого региона свои ритмические особенности, они связаны с манерой звона, с ритмикой, с темпом, с обустройством колокольни.
Есть, конечно, стандарт, но большое значение имеет разный хват, последовательность перебора. Получается, что у каждого что-то особенное. Сейчас в разных уголках страны проходят фестивали, съезжается много звонарей из разных регионов, обмениваются опытом, показывают свое мастерство. На фестивалях звонари учатся друг у друга, подглядывая приемы, да и слушателям интересно послушать разные регионы. Мы регулярно делаем фестивали, проводим концерты в других регионах.
В прошлом году я ездил в Узбекистан с концертом колокольного звона в Ташкенте, позже у меня был концерт колокольного звона в Пензе. У нас регулярно случаются концерты во многих регионах России, а до пандемии был очень интересный проект вместе с фестивалем «Русское поле», этот фестиваль проходит в московском парке Коломенское, куда съезжаются все регионы России. Организаторы предложили такую уникальную возможность – из каждого федерального округа пригласить звонаря и сделать всероссийский перезвон. На фестивале были 8 федеральных округов, 8 звонарей, каждый представлял свой округ. Мы, как производители, предоставили колокола на праздник.
Расскажите, какие вы сами для себя выработали рекомендации при работе со звоном в плане физических и, главное, слуховых нагрузок, потому что это же тяжело очень. Особенно зимой.
Звонарское дело — это послушание, поэтому звонарь в любую погоду поднимается, и в снег, и в мороз, и в дождь. Несмотря на непогоду должен совершить свой звон. Вопреки всеобщему мнению, звонари не глохнут. Звук расходится с колокольни равномерно, и на колокольне не возникает эффекта, который мог бы повредить слуху. Многие звонари совмещает звонарское и певческое служение. Они сначала звонят на колоколах, а потом идут в хор петь всю службу, и это им совершенно никак не мешает, они не закрывают уши, ничем не затыкают. Вот в помещении в учебном классе – да, в закрытом помещении звук отражается от стен, и здесь мы рекомендуем одевать наушники. А на колокольне звонари не пользуются наушниками.
Зимой, понятно, надо утепляться, потому что звонари тоже болеют, поэтому надо понимать, что на ветру, на морозе следует надеть шапку, перчатки и шарф. Некоторые звонари даже держат на колокольне дежурный бушлат – еще его сверху надевают, чтобы конкретно утеплиться, колокольни часто стоят на самом высоком месте, где-то на берегу, и, конечно, там очень сильные ветра.
По вашему опыту, во время мороза звук по-другому идёт?
Да. Но это зависит больше не от температуры, а от воздуха. Допустим, звук по воде дальше распространяется. Еще это зависит от розы ветров. Бывает, что ветер дует с одной стороны, и, конечно, в сторону, куда ветер дует, звук распространяется лучше, а в противоположную сторону, может быть, вообще ничего не слышно.
Скажите, пожалуйста, сотрудничали вы с кем-нибудь из композиторов, которые пишут специально для колоколов, и много ли таких вообще композиторов в России?
Сейчас соединение колоколов и музыки вновь становится востребованным, но мы с современными композиторами не работали. У меня есть опыт звона в классических произведениях. Очень много колокольных звонов у Рахманинова – его музыка пронизана колокольностью. Использование звона в произведении всегда подчеркивало торжественность момента. Во многих театрах и оркестрах есть свои звонницы, и это совершенно нормально. В Большом театре еще в царские времена была установлена звонница, которая работала в постановках, в том числе в опере Михаила Глинки, при исполнении других произведений, потому что звон — это необъемлемая часть жизни русского народа.
Колокола мастерской Ильи Дроздихина
Сколько на сегодня в России звонарей примерно?
Это сложно сказать. Я могу поделиться нашей статистикой. В нашей Московской школе звонарей мы обучили уже больше 2000 человек по очной программе и больше 300 человек по заочной программе. И тропинка к нам не зарастает. Ученики приходят и приходят. Мы думали, что год, два, три, и желающие закончатся. Но нет, а всё потому, что звонари становятся батюшками, женщины-звонари становятся матушками, кто-то переезжает, у звонарей детки рождаются, жизненные ситуации меняются, и в храме освобождается место для новых людей, появляться необходимость в новом звонаре.
Если предположить, что в России всего около 30 тысяч храмов, а действующих около 25 тысяч, то практически во всех есть хотя бы по одному колоколу, а в больших храмах и по полному комплекту, то, наверное, даже если по одному человеку в храме есть, кто умеет звонить колокола, то звонарей в России тысяч 20 точно есть, может быть, больше.
Вы сказали по поводу полной звонницы, а каков вообще стандарт полной звонницы, сколько там должно быть колоколов?
Под каждую колокольню подбирается свой комплект. Есть понятие «малая звонница», это 5−7 колоколов, это для небольшого храма, или как временная звонница для большого храма. Для городского храма – от 9 до 12 колоколов, а большие соборные, монастырские комплекты могут достигать и 20−30 колоколов.
В Троице-Сергиевой Лавре и Храме Христа Спасителя – сверхтяжелые колокола. В Храме Христа Спасителя 30 тонн, в Троице-Сергиевой Лавре 72 тонны. Там звонит не один человек, а сразу ансамбль звонарей. Раскачать, допустим, самый большой колокол в Троице-Сергиевой Лавре приходит восемь человек только на один колокол.
А каких странах, помимо России, развито звонарное искусство?
Богато, как у нас, звонят, в православных странах. Это болгары, сербы, греки и другие православные страны. Католическая церковь уже несколько десятилетий практически все храмы автоматизировала. Но самая богатая традиция сегодня — это русская и храмы русской православной церкви, которые представлены за рубежом. У нас есть духовная миссия в Иерусалиме, на Святой Земле, в Израиле. И там в наших русских храмах звонят по полной программе.
В странах СНГ, Белоруссия, Казахстан, Киргизия тоже есть православные храмы и там звонят как у нас. Есть большая миссия в Таиланде. Недавно мы отправили набор колоколов в Ливан. Там тоже будет русский звон.
Как вы сами считаете, в России будет развиваться светское звонарное искусство, как карильоны, например.
Разделяют церковные звоны и карильоны – они стоят особняком, и я думаю, в России так называемый светский звон вряд ли получит распространение Я сторонник того, что колокольный звон — это неотъемлемая часть церковной культуры и церковного богослужения.
О светском звоне мечтал интересный звонарь Константин Сараджев, о котором написала Анастасия Цветаева, «Сказ о звонаре в Московском». Сараджев известен тем, что он сопровождал колокола Данилова монастыря в Гарвард, там их и устанавливал уже после революции. А до революции он звонил в храме Марона Пустынника на Якиманке, давал концерты, и вот про эти концерты Цветаева пишет о том, что пол-Москвы съезжалось слушать его, так виртуозно он звонил. Когда храмы закрывались, а колокола всегда были атрибутом церковным, он пытался сохранить колокола, найти им светское применение, но это не получило распространения и советская власть не одобрила его проекты. Я думаю, что и церковное руководство тоже не поддержало бы такой отрыв колоколов от церковного устава.
А что это за история с колоколами, которые уехали в Гарвард из Данилова монастыря?
Это, одна из самых примечательных, единственных в своем роде историй, когда полный комплект колоколов был сохранен заграницей, а позже вернулся на свое законное место. В советское время колокола уничтожались, переплавлялись. Была после революции заготовка металла, и даже храмы, которые оставались открытыми, все равно утратили свои колокола, их отправили на переплавку. Колокола будят сердца людей, возвещают молитвы, настраивают человека, и первым делом боролись с колокольным звоном – запрещали колокольный звон, называя причиной, что он мешает людям слушать радио.
Американский предприниматель Чарльз Крейн, любитель всего русского, в 1920-х годах узнал, что Россия борется с колоколами, у него сразу появилась идея выкупить комплект колоколов и подарить его строящийся в то время Гарвардский университет. В переговорах с советской властью он договорился о том, что он выкупает набор колоколов в Даниловом монастыре. Весь набор колоколов Данилова Монастыря во главе с 14-тонным колоколом был снят с колокольни, но не отправился на переплавку, а был перевезен в Гарвардский университет и повешен там.
Возвращение из Гарварда колоколов Свято-Данилова монастыря Москвы. 2008 г.
Американская сторона выписала Константина Сараджева как сопровождающего, чтобы он грамотно их развесил и сопроводил, установил, обустроил русский звон. Но американской стороне не понравилось, как Сараджев обращается с колоколами, они его отослали обратно. К сожалению, Сараджев умер в забвении. Американцам не понравился и набор колоколов, потому что он был с их точки зрения нестройный, разношерстный. Наша русская манера звона — это колокола ритмичные. Американцы привыкли к хроматическому ряду. Они ожидали, наверное, что-то другого от этого набора колоколов. А набор колоколов был разношерстным, разного времени, разных производителей и неподходящий для игры музыкальных произведений.
Эти колокола звонили на футбольные матчи, когда команда побеждала, и не использовали эту колокольню как церковную. В конце 80-х годов, когда Данилов монастырь вновь открыли, возник вопрос о возможности возвращения колоколов Данилова монастыря обратно на законное место. Американцы согласились на это, но при одном единственном условии. Если русская сторона будет готова отлить точные копии. Долгое время шли переговоры, и только в 2008 году с помощью фонда «Связь времен» были изготовлены точные копии колоколов и отправлены в Гарвард, а оттуда сняты колокола, спасенные от большевиков, и они вернулись в Данилов монастырь. Сейчас в Даниловом монастыре установлен исторический набор. Это одно из немногих мест в России, где сохранились исторические колокола. Вот таким вот сложным путём, благодаря помощи множества небезразличных людей, колокола Данилова монастыря в Москве сохранились, и сейчас можно слышать их звон, звон Святой Руси до 1917 года.
Скажите, что должен знать звонарь о литье? То есть он должен знать, из какого металла сделан колокол, на котором он звонит, какие-то другие особенности?
У нас отдельная лекция посвящена литью колоколов, отличию технологий. Производство колоколов практически не претерпело никаких изменений с старых времен, сама последовательность операций осталась прежней. Но металлургия не стоит на месте, технологии не стоят на месте, сейчас используются современные методы формовки колоколов. Степень очистки металла стала намного выше, чем раньше. Если раньше в колокола шел лом, то сейчас можно приобрести металл наивысшей пробы, а чем лучше металл, тем лучше звук. Геометрия позволяет добиться более однородной стенки колокола и более чистого звучания. Обработка, шлифовка, настройка современными техническими средствами позволяют повысить качество выплавляемой продукции.
Звонарь должен разбираться в литейном деле, потому как часто происходит, что колокольни дополняются новыми колоколами. Редко бывает, что колокольные наборы приобретаются сразу и единовременно, это касается только каких-то больших знаковых храмов или соборов. Обычно колокола приобретаются постепенно. Сначала приобретается малая звонница, потом она расширяется, дополняется. Бывает, что колокола приобретаются у разных производителей разного времени. Даже у одного производителя все равно происходит изменение в производстве: колокола, которые изготавливались только в начале 90-х годов, и колокола, которые сейчас уже спустя 30 лет изготавливаются, это земля и небо, мастера добились больших высот. И звонари должны понимать, как правильно формировать комплект колоколов, чем отличаются колокола разных производителей, чтобы не получилось, что какой-то диссонанс будет, ведь колокола очень недешевы.
Вы застали процесс возрождения лития колоколов в 90-е, насколько тяжело шел этот процесс.
Преемственность среди литейщиков была полностью нарушена. Ни один из производителей не имеет никаких корней со старыми заводами. Последний колокольный завод был закрыт в январе 1930 года. Но колокольное производство не возникло с нуля. В колокольном деле нет случайных людей. Те, кто начали в 90-е годы отливать колокола — это были мастера-литейщики, которые в советское время, после перестройки, создавали свои кооперативы, и, имея опыт литья, будучи металлургами, они на базе своих мощностей, на базе своих заводов, на базе своих технологий, начали пробовать отливать колокола. Не все были удачными. Кто-то выбрал неудачную форму для колокола, кто-то выбрал неудачную технологию. Отливали колокола в землю. Это допустимо на крупносерийных заводах, которые отливают какие-то запчасти. Но для колоколов, как музыкального инструмента, художественного листья, цветного листья, это совершенно недопустимо.
Кто-то лил из хорошего металла, но с плохой геометрией, соответственно, колокола плохо звучали. Кто-то не рассчитал пропорцию меди и олова, и колокола звучали вроде бы неплохо, но очень быстро приходили в негодность, разбивали, давали трещины из-за того, что не соблюдалась необходимая пропорция металла. К середине 2000-х годов мелкие артели закрылись, остались крупные производители, которые наработали технологию, отточили свое мастерство. И вот сейчас уже к третьему десятку лет возрождения колокольного звона, в России отливаются колокола довольно хорошего качества. То есть все производители стараются.
А сколько сейчас вообще первоклассных литейщиков в стране и в мире?
У нас несколько центров литья колоколов, а в мире их довольно много, особенно в Европе. В Европе наблюдается перенасыщение, поскольку там не было закрытия храмов и уничтожения такого числа колоколов, как у нас, поэтому нет такой востребованности в них. Практически все европейские заводы сейчас перешли в формат экскурсионной деятельности. Это, как правило семейные предприятия, которые существуют на протяжении многих веков – семейные династии литейщиков. Сегодня они водят экскурсии, делают принародные плавки, это такие действующие музеи, которые отливают 2−3 набора колоколов в год. Они смотрят на российский рынок как на что-то уникальное, но в Европе колокола намного дороже. Поэтому даже европейские храмы часто приобретают колокола в России из-за разниц в цене, там цена в евро и зарплата совсем другие. Европейские производители пробовали выйти на российский рынок, но долго эти предприятия не просуществовали, и интерес европейцев угас к русскому рынку.
В Китае колокольное литье очень развито. В Китае и Корее. Там буддистские колокола, они очень большого размера. И самые большие сейчас действующие колокола, как раз буддистские, восточная традиция звона. Самый большой в мире действующий колокол находится именно в Китае и весит 116 тонн, а наш в Троице-Сергиевой Лавре значительно меньше – всего 72 тонны.
Сейчас есть дефицит отечественных материалов для создания колоколов или обходимся своими?
Медь практически вся российская, а вот олово, которого 20% в колоколе – у нас дефицит. В России его добывают мало, оно привозится из-за рубежа, и самый крупный производитель олова в мире — это Малайзия. Практически олово на рынке — малазийское. Из-за этого цена на олово в долларах, приравнена к мировому рынку и довольно высокая. Если сравнивать с допандемийными ценами, то олово подорожало в десяток раз.
Меди, хотя у нас ее много, но мы приближаемся к общемировому дефициту, потому что медь — это один из самых востребованных сегодня металлов вообще. Не в колоколах, а вообще во всём: энергетика, электромобили – медь везде нужна. Общемировое потребление меди опережает добычу. На рынке есть еще какой-то запас, есть еще какой-то люфт, но через несколько лет наступит дефицит. Если темпы потребления сохранятся, то с медью будет плохо, и это обязательно отразится на цене колоколов. Сейчас, если кто-то откладывает приобретение колоколов в далекий ящик, рассчитывая на то, что цена понизится, нет, цена не понизится, она в ближайшее время вырастет. Ну, там год-два, и колокола еще подорожают. Они уже подорожали после пандемии, но они еще подорожают.
Расскажите о том, как давно ваша мастерская существует, о ее деятельности.
В прошлом году наша мастерская отпраздновала 20 лет. Среди самых почётных работ, которые мы выполняли, это Храм Гроба Господня в Иерусалиме, где сходит Благодатный Огонь, Пюхтицкий монастырь в Эстонии, Монастырь Святой Троицы в Хевроне, где находится Мамврийский дуб, где было явление Святой Троицы, множество храмов Москвы, Московской области, Финляндии, Таиланд, Америка, страны Прибалтики, страны СНГ, Украина, Белоруссия, Казахстан. Практически во всех уголках мира есть наши колокола.
Каким вы видите дальнейшее развитие колокольного дела в России?
Бум колокольного литья прошел, первоначальное насыщение колоколами произошло, и первоначальное насыщение звонарями. Когда мы пришли в 1990 – в 2000-х годах, колокольни были все пустые, и надо было их первоначально оснащать. Но сейчас емкость все равно остается. Сегодня колокольни оборудованы малыми колоколами, и осталось место для больших колоколов, поэтому большие колокола еще востребованы для литья. Если сравнивать старые времена с современными, то раньше даже на небольших колокольнях висели колокола по 1 – 5 тонн, а сейчас колокола в основном по 200 – 300 кг. Конечно, храмы имеют техническую возможность разместить и больший вес. Мастерство звонарей также возрастает, поднимается уровень звона. Я думаю, что наше дело будет жить и развиваться еще много лет.
