2 место
Когда развеялся дым над водой…
Рок-музыка в Армении – а был ли мальчик?
Артемий К. Троицкий в своей книге “Рок-музыка в СССР” писал об Армении начала семидесятых: “Не будет большим преувеличением сказать, что в то время Ереван был центром всесоюзной рок-тусовки”. Не могу судить, насколько он прав – я в те годы еще только учился ходить пешком под стол. До восьмидесятых же годов, когда мое поколение начало осознанно интересоваться той или иной музыкой, докатились лишь отзвуки славы Артура Месчяна и его группы АРАКЯЛНЕР (АПОСТОЛЫ), поименное знание родителями (не всеми) битлов и цеппелинов, да группы БАМБИР из Гюмри и ереванский МАКСИМУМ. АРАКЯЛНЕР, использовавшие в своем творчестве музыкальное наследие великого Комитаса и традиции армянской духовной лирики, прекратили свое существование в 1982 – Месчян эмигрировал в США. БАМБИР (по легенде – самая первая армянская рок-группа) по сей день играет заводной, забойный фолк-рок – преимущественно аранжировки народных песен – и гораздо чаще выступает для диаспоры в тех же США, чем на родине. Распавшийся в 1996 МАКСИМУМ двадцать лет подряд восторженно копировал DEEP PURPLE. Это – все, что досталось нам от предков J. А рок-группы, как, впрочем, и другие музыкальные коллективы, возникавшие и действовавшие на моих глазах, всю дорогу объединяла и объединяет весьма неблаговидная черта – чисто потребительское, эгоистичное отношение к музыке, даже своей собственной, да и к искусству вообще. И это, к сожалению, не следствие каких – то внешних причин, не воздействие чужих культур и пропаганд – это составная часть менталитета аграрного общества, коим является Армения XXI века.
Увы, это так – городская культура у нас не сложилась. И повинны в этом сами армяне, точнее – национальная традиция бежать от неустроенности и трудностей жизни, а тем более бедствий, за тот или иной бугор. И именно горожане чаще следуют этой традиции – ведь человек, орудия труда которого не серп и молот, а письменный стол и компьютер, вместе с образованием и квалификацией получает как минимум основы сопутствующей этому городской культуры, и чем он умнее и способнее, тем большие запросы со временем возникают у него и в работе, и в быту, и в духовной сфере, тем сильнее он чувствует себя обделенным из-за несоответствия условий жизни на родине его запросам, тем большие перспективы видятся в более развитых краях, в более урбанизированном обществе. Естественное, многими поколениями беженцев воспитанное решение среднего армянина в такой ситуации – отъезд. А единственный источник претендентов на освободившиеся места – патриархальная армянская деревня, где в почете лишь то, что непосредственно дает хлеб насущный. И пусть у новоявленного горожанина вместо плуга теперь станок, вместо серпа и молота – письменный стол и компьютер, менять систему ценностей воспитанный в беспрекословной покорности традициям человек не видит оснований. Если таковые и появятся, и смена произойдет – итогом опять будет отъезд.
В условиях стабильной, как болото, и относительно безбедной советской жизни этот процесс проходил достаточно медленно, чтобы попутно повышать и общий культурный уровень среды. Не скажу о других армянских населенных пунктах, но Ереван имел реальные шансы стать городом не только в силу численности населения и производств. Однако крах СССР и сопутствующие потрясения сделали этот процесс катастрофическим – ленивый отток высококвалифицированных и высокоамбициозных кадров перерос в паническое бегство всего мало-мальски образованного городского населения. Аграрный менталитет, казалось бы, терявший престиж в умах широких масс, так и остался безальтернативным, а ответ на вопрос: “сколько за это платят” – главным мерилом не только материальных, но и духовных ценностей, причем не только для потребителей, но – что самое страшное – и для тех, кто эти духовные ценности создает. Целью творчества стала его оплата, подменив собой смысл и суть творчества: самовыражение, возможность сформулировать и высказать свое ощущение мира и себя в нем.
Подмена эта больнее всего ударила по музыке. Литератор может писать “в стол”, художник – увешивать картинами стены собственной квартиры, самовыражаясь в свободное от зарабатывания денег время. И тот, и другой имеют возможность в любой момент продемонстрировать плоды своего искусства тем, кого они могут заинтересовать. Музыку же писать “в стол” не имеет смысла. Она должна быть хотя бы раз озвучена, а еще лучше – записана на аудионоситель, а все это требует огромных (при доходах среднего жителя Армении – невозможно огромных) вложений – труд исполнителей, качественные инструменты, необходимая техника, организация концерта стоят во много раз больше, чем бумага и холст. Чем дальше отстоит музыкальное произведение от трех блатных аккордов на шиховской гитарке, тем большими должны быть первоначальные затраты. И даже если они по карману музыканту или композитору – станет ли он тратить свои деньги на то, от чего он с детства воспитан деньги получать?
История показывает, что только в урбанизированном и – что немаловажно – сытом обществе возникают заметные группы людей, для которых немедленная выгода отходит на второй план, которые способны не только на затраты, но порой и на самопожертвование ради возможности самовыражения, создавая в итоге не только новые произведения и даже целые жанры и виды искусства, но и новое культурное пространство, аграрному менталитету недоступное – контркультуру, альтернативу существующим нормам и порядкам, культуру свободы мысли и творчества от любых ограничений и догм, навязываемых обществом либо диктуемых властью, культуру, знаменем и символом которой стало ее самое яркое детище – рок-музыка. Армения не восприняла феномен контркультуры – классическое “утром деньги – вечером стулья” сделало свое дело, ничего, подобного андерграундным движениям Москвы, Ленинграда, Свердловска и многих других советских городов, ни в Ереване, ни где-либо еще в республике не возникло. На музыкальной сцене, как официальной, так и самодеятельной, процветала лишь коммерчески заведомо успешная музыка – проверенные временем и поощряемые государством классика, традиционные направления джаза и эстрадной песни плюс модная в текущий момент разновидность музыки для дискотек. О ресторанно-уголовном музоне (в Армении за ним закрепилась кличка “рабис” – от русской (!) революционной аббревиатуры “рабочее искусство”) говорить не буду – кабак по определению был, есть и будет вне искусства.
Рок-сцена в Армении подверглась той же подмене ценностей и приоритетов. Неспособные осмыслить контркультурную сущность рок-музыки люди восприняли ее с точностью до наоборот – как еще одну разновидность шоу-бизнеса, предмет купли-продажи и не более. При советской власти те, кто называл себя рок-музыкантами, сами стремились соответствовать требованиям, предъявляемым Армконцертом к ВИА, культивируя лишь музыку а-ля приемлемые BEATLES и ранний hard rock с непременной демонстрацией близости к классике – пассажами в духе Jon Lord и Yngvie Malmsteen. Само по себе это еще не беда – коммерческие рок-ВИА, добившись успеха, обратив на себя массовое внимание, могли бы тем самым привлечь аудиторию к року как таковому, подготовить ее к восприятию новой, нестандартной музыки. И этот процесс начался было в конце восьмидесятых, когда перестройка и гласность разрешили и разрекламировали многое, до того запретное, в том числе и рок. Быть рок-музыкантом стало модно и престижно, а для самых пробивных и, порой, самых талантливых – и прибыльно. В Армении, как и повсюду в Союзе, старые группы выходили играть на стадионы, новые плодились быстрее кроликов, и все были полны энергии, находили возможности репетировать, играть концерты, пробиваться на официальные культурные мероприятия. Джаз-роковый ВАН был близок к всесоюзному успеху, завоевал призы на престижном тогда фестивале “Гинтарине Трюба”. Им на пятки наступали коллеги-соперники из группы АВТОПИЛОТ. Студия АСПАРЕЗ (СТЕЗЯ), выпускающая сегодня 80% того самого “рабиса” в Армении, начиналась как heavy metal-группа, которая сумела обратить на себя внимание западной музыкальной прессы – именно их музыке обязан рождением термин oriental rock. АСПАРЕЗ с успехом выступал на всесоюзных рок-фестивалях, выпустил пластинку на “Мелодии” – огромное по тем временам достижение! Масштабные, представительные фестивали прошли и в Ереване, в союзной прессе были отклики на них. Все это вполне могло бы кончиться тем, чем кончилось в России и еще нескольких экс-советских республиках: армянский рок имел шанс сформировать достаточно большую аудиторию и систему общения с ней – сеть рок-клубов, “своих” концертных площадок, студий звукозаписи – систему, в которой при известном трудолюбии и упорстве любой музыкант найдет себе место, возможность высказаться, найдет своего, пусть и немногочисленного, но заинтересованного слушателя. Увы…
Одно за другим на нацию обрушивались потрясения, отвлекшие внимание и помыслы широких масс не только от рок-музыки – вообще от искусства. Карабахская война, катастрофическое землетрясение, блокада, экономический крах, затяжной энергетический кризис… “Подстрелили на взлете” – удачно обрисовал ситуацию ереванский рок-критик Артем Айвазян. Уже к началу девяностых рок-музыка в Армении выродилась в студенческую самодеятельность для очень узкого (200-300 ереванцев из миллиона прописанных) круга родственников, сокурсниц и старшеклассников. Былые претенденты на трон королей рок-н-ролла дружно занялись “более взрослыми” (читай – оплачиваемыми) делами, либо пополнили ряды диаспоры – опять-таки не в качестве музыкантов. Упомянутая выше кучка студентов и школьников, гордо именовавшая себя “рок-движением”, ни на шаг не отошла от их традиций, проявив при этом дремучее невежество в том искусстве, любовь к которому декларирует. Практически никто из рокеров последних времен не знает и знать не хочет рок-музыки за пределами трех-четырех любимых групп – непременно модных и разрекламированных зарубежными масс-медиа, плюс иногда – с подачи некогда продвинутых предков – все те же битлы и цеппелины. Творческая концепция, как и десять и двадцать лет назад, укладывается в узенькие рамки от прямого копирования хитов любимой звезды до собственных сочинений в строжайшем соответствии ее, звезды, образу и подобию – вплоть до содержания текстов на почти английском языке. Рок-музыкантов, серьезно относящихся к своему делу, имеющих свои оригинальные идеи и с переменным успехом воплощающих эти идеи в жизнь, можно сосчитать по пальцам одной руки, и погоды они, к сожалению, не делают. Остальные же, начав репетиции и выступления кто из желания покрасоваться перед сверстниками, кто в ожидании немедленной и всемирной славы, сразу же обламываются о необходимость много, долго и упорно работать на весьма отдаленное будущее, не имея никакой немедленной отдачи. Редкая группа доживает до своего первого концерта. Большая часть доживших распадается сразу же после него. Группы, точнее других соответствующие моде момента и, как следствие, встречающие чуть меньше трудностей и намного больше тусовочных восторгов, существуют два-три года, играя от одного до двух концертов в год. Конец у всех один, независимо от степени амбиций, популярности в тусовке и порой виртуозного владения инструментами – свадьба, работа, повестка из военкомата, возможность уехать становится поводом сказать “я больше не играю”, часто – долгожданным поводом.
Ситуацию не смогли улучшить ни рок-фестивали, более-менее регулярно организовывавшиеся силами некоторых рокеров старшего поколения (в последние годы активным организатором был Центр авангардного искусства, созданный и курируемый деятелями диаспоры, затем общественная организация по развитию СМИ “Антенна” выбила несколько грантов на организацию рок-акций), ни интерес – хоть и умеренный – со стороны расплодившихся частных теле- и радиостанций. Первая и последняя в республике рок-газета, издававшаяся тусовщиком-энтузиастом Арманом Падаряном (aka Марк), осталась фэнзином для своих – десять номеров, выпущенные за шесть лет под разными названиями, были переполнены малопонятными непосвященному хохмами и сплетнями, разбавленными обзорами концертов на уровне “эту песню сыграли лучше/хуже, чем в прошлый раз” и “во что был одет гитарист”. Единственная попытка создания рок-клуба была загублена коммерческими устремлениями самих же создателей – поначалу предполагалось, что на сцену выйдет любая желающая команда, но очень быстро появились требования работать на привлечение западных туристов, то есть играть только западные хиты… если прослушивание удовлетворит хозяйский худсовет…
Рок-музыка в Армении остается непонятой и невостребованной. Единственный путь к осуществлению творческих планов тех немногих, у кого они есть, по-прежнему ведет за бугор – найти спонсора в диаспоре и уехать на гастроли или насовсем. Самые упорные, самые преданные своему творчеству таки находят, выпускают промо-тиражи своих альбомов, гастролируют в диаспоре. Стареющий БАМБИР и их дети (в буквальном смысле) БАМБИР-2, обаятельные ЛАВ ЭЛИ (ДА НУ!) из Ванадзора, “апостол” Месчяна Ваан Арцруни… А “рок-движение”, обновляясь составом по мере старения одних и подрастания других, по-прежнему наступает все на те же грабли и гордо требует в магазинах диски армянской рок-группы из Лос-Анжелеса SYSTEM OF A DOWN. Интересно, кем бы они гордились, если бы семьи юных пионеров Тарона и Шаво в свое время не смогли эмигрировать?
Микаэл Баласанян
