2 место
Моя первая пластинка
На старости лет человек
может делать две вещи –
писать мемуары и марать писсуары.
Эпиграф, предложенный младшим сыном
Наверное, решение проблемы взаимопонимания отцов и детей находить было бы гораздо проще, если бы представители старшего поколения не забывали, какими они были в детстве, и сумели бы, в конце концов, убедить своих отпрысков, что тоже когда-то были детьми.
* * *
Конец шестидесятых. Город Харьков. Большой, рабочий, грубоватый, грязноватый. Запомнился он почему-то в первую очередь своими резкими пронзительными заводскими гудками, будившими меня задолго до подъема в школу.
Мы жили в новом заводском микрорайоне, заставленном одинаковыми пятиэтажками. В одной из таких панельных коробок – наша типовая двухкомнатная квартира. Помимо стандартного набора мебели, был в квартире и стандартный же для того времени набор бытовой техники: холодильник “ЗиЛ”, стиральная машина “Урал” и телевизор “Рекорд”.
А ещё была “Латвия” – радиола производства рижского завода “VEF” (она до сих пор функционирует, между прочим). Если кто не помнит или по молодости лет не знает, радиола – это такой достаточно громоздкий агрегат, который объединял в себе проигрыватель грампластинок и радиоприёмник. Вот с “Латвии”-то всё и началось.
У родителей имелись кое-какие пластинки – большие тяжёлые чёрные “блины” со скоростью вращения 78 оборотов в минуту. На них помещалось только две песни – по одной на каждой стороне. Были там цыганские романсы, народная музыка и записи зарубежных артистов, не попавших в разряд идеологически вредных: Терезы Кесовия, Лолиты Торрес, Имы Сумак, Клаудио Вилла и, конечно, Робертино Лорети. Было даже пару немецких пластинок фирмы “Amiga”, привезенных из Германии, где когда-то служил отец: “Gans Paris fraumt von der Liebe”, “Rozamunde”, которые я про себя именовал “трофейными”, хотя они, конечно, таковыми не являлись.
Позже стали у нас появляться и чуть меньшие по размеру пластинки на 33 оборота, называвшиеся, впрочем, довольно громоздко “долгоиграющими”, – какие-то сборники типа “Вокруг света” или “Музыкального калейдоскопа”. Они представляли собой винегрет из наших М. Магомаева, Э. Пьехи, Э. Горовца и каких-нибудь чехословацких, польских или болгарских певцов. В качестве “гвоздя программы” присутствовали и некие исполнители из “стран капиталистического мира”, имена которых, как правило, нам мало что говорили. Но в целом подборки эти не выходили за рамки какого-то усреднённого эстрадного стиля.
Были дома и детские пластинки – перешедшие мне по наследству от двоюродных братьев записи басен Крылова, а также буквально запиленная сказка о петушке-золотом гребешке и чудо-меленке, которые я знал с малолетства практически наизусть. Некоторые из родительских пластинок я тоже иногда слушал, кое-что даже нравилось, – например, “Лучший город Земли” в исполнении Муслима Магомаева, “Дон-Диги-Дон” из репертуара какого-то польского вокального ансамбля и песенка, в которой глубокий мужской голос всё время повторял незнакомые и загадочные слова: “Торре, Торре Молинос, Торре, Торре Молинос”.
Но гораздо больше мне нравилось крутить приёмник радиолы в надежде сквозь треск эфира и шум помех услышать другие, непривычные мелодии, завораживающие ритмы и голоса, совсем не похожие на те, что звучали из радиорепродукторов, телевизоров и распахнутых окон соседних домов. Пели голоса на иностранном языке и потому непонятно, о чём.
И вдруг я услышал что-то похожее, но по-русски! И ещё – необычное и красивое название: “Поющие гитары”. Впервые произнёс его, наверное, мой старший брат. Он уже большой, старшеклассник, а я – шпингалет-пионер. У брата со сверстниками взрослые разговоры, в том числе и о музыке, в которые я, естественно, не допускаюсь. Но иногда всё же удаётся кое-что подслушать. А ещё брат иногда напевает: “Был один парень, и он, как я, любил и “Битлз” и “Роллинг стоунз”…”. Эти названия я тоже уже слышал, это что-то не то чтобы совсем запрещённое, но явно – не поощряемое. А тут вдруг – “любил” этих самых страшных волосатых “Битлз”, фотографию которых я один раз мельком видел в польском журнале “Шпильки”, и которых за что-то ругают в газетах. (Через несколько лет я узнал, что вообще-то это песня Джанни Моранди, на то время – члена итальянской компартии; потому, наверное, и разрешённого у нас).
На летних каникулах в Крыму брат случайно встречает своего одноклассника, и тот восторженно делится впечатлениями о концерте “Поющих гитар”, на котором только что побывал. Я по-прежнему в этих беседах участия не принимаю и слышу только обрывки фраз: “…а на бис они исполнили “Ши лавз ю” и “Прэтти вумен””. Не очень представляю, о чём идёт речь, но чувствую, что это – класс (термин “круто” тогда в ходу ещё не был).
…И вот в один прекрасный день – да, это был прекрасный день! – вечером, после какого-то кинофильма на экране нашего, тогда ещё, естественно, чёрно-белого “Рекорда” вдруг появилась заставка: “Фильм-концерт “Поющие гитары” (его точно не было в программе). И пошло-поехало – “Полюшко-поле”, “Тонкая рябина”, “Печальная”, “Песенка велосипедистов”, “Синяя песня”! И про парня, что любил “Битлз” и “Роллинг стоунз”, – тоже! Я впервые вижу в телевизоре людей с электрогитарами и, наверное, больше смотрю на них, чем слушаю. Выглядят они, как мне кажется, потрясающе – в длинных пиджаках с воротником-стоечкой и белых “водолазках”. Особенно мне нравится гитарист со светлой чёлкой и в тёмных очках – просто отпад! Ракурс изображения всё время меняется – то показывают одного солиста, то всех музыкантов, стоящих рядом или выстроившихся друг за другом. В общем, здорово.
Концерт оборвался так же внезапно, как и начался, – ни титров, ни финальной заставки. Но всё – я сражён наповал, отныне “Поющие гитары” – мой любимый ансамбль, и больше всего на свете я хочу быть похожим на белобрысого гитариста в тёмных очках. К моему огорчению, на следующий день в школе восторгом поделиться было не с кем, – никто из моих товарищей концерт не смотрел. (К слову, я сам больше никогда его не видел).
Как-то в конце учебного года нас послали в подшефную воинскую часть с литературно-музыкальным монтажом, посвящённым одному из многочисленных весенних “красных дней календаря”. Назад мы ехали в кузове большого военного грузовика. Выступление прошло успешно, нам даже что-то подарили, поэтому настроение у всех приподнятое, и кто-то из девчонок запевает: “Трудно было человеку десять тысяч лет назад…”. И все – и кто знал, и кто не знал слов, у кого был слух и голос, и кто таковых не имел, – подхватили: “Дай, дай, дай, дай!”. Весело!
“А бывают ли такие песни на пластинках?” До этого я как-то и не задумывался над этим вопросом.
…Мне 13. Я впервые совершил самостоятельное путешествие на самолёте и чувствую себя почти взрослым и вполне независимым. Я у бабушки на каникулах, она практически не ограничивает мою свободу, и я один гуляю по знакомым брусчатым улочкам Львова, города, который люблю с самого раннего детства. И у меня есть собственные карманные деньги!
И вот на одной из таких узких улочек я набредаю на магазин “Грампластинки”. Он небольшой, в дневное время почти без посетителей, но мне в нём всё сразу понравилось: пластинки стоят на стеллажах, к которым можно свободно подойти, взять диск в руки, рассмотреть и даже самому послушать, – здесь же на длинном столе стоят небольшие электропроигрыватели с наушниками.
Раньше, бывая с родителями в универмагах, я, конечно, видел, что там есть специальные отделы, торгующие пластинками, но никогда в них не заходил и поэтому не представлял, как надо пластинку выбирать, где искать и что спрашивать у продавцов.
Нерешительно подхожу к стеллажам, но меня никто не останавливает, не говорит: “Мальчик, положи пластинку на место!”, – наверное, продавщицы чувствуют во мне потенциального покупателя.
И они не ошибаются, – я покупаю её, мою первую пластинку! Не знаю, как и почему я наткнулся на неё, ведь была она в простом жёлтом конверте с чёрными силуэтами домов старинного города и надписью “Riga” в правом верхнем углу. Но это – “Поющие гитары”! На круглой этикетке под названием – завораживающая надпись: “Вокально-инструменальный ансамбль”.
Бегу домой к бабушке и побыстрее достаю тяжёлый элетропатефон со стальными сменными иглами – ещё мамин, с незапамятных времён. Слава Богу, в патефоне есть не только 78-я, но и 33-я скорость.
И понеслось! Мне нравится на пластинке практически всё, ну, может, кроме последней песни, где девушка сокрушается над тем, что любимый уходит от неё, как поезд. Огорчает, что там нет песни с ритмичным припевом: “Стоп для “Роллинг стоунз”! Стоп для “Битлз”, стоп!”, но зато есть “Песенка велосипедистов”, которую сочинил какой-то непонятный Тремелос (английская группа “The Tremeloes” – прим. автора).
Десятки раз переслушиваю инструменталки “Тореро”, “Синяя птица”, “Цыганочка”, “Аппачи”, в которых гитара почти что разговаривает. По крайней мере, я очень живо вижу и отважного испанского тореадора, и бескрайнюю прерию со скачущими на горизонте индейцами (фильм “Верная рука – друг индейцев” я посмотрел тем летом три раза подряд).
К сожалению, на пластинке мало песен, – пусть голос мой ломается, но подпевать патефону я хоть как-то могу, а на гитаре играть когда ещё научусь! Но когда слушаю “Сюрприз”, всё равно явственно представляю себя гитаристом в тёмных очках, лихо выбивающим из гитары заводные ритмы. (Думаю, не я один был такой, и это несколько утешает).
Бабушка живёт на первом этаже старого дома с подвалом, населённом батальонами крыс. Пол комнаты расположен вровень с узеньким тротуаром, и когда по мостовой под нашим окном, уставленным цветочными горшками, проходит машина, звукосниматель патефона подпрыгивает на пластинке. Для утяжеления я кладу на него сверху какие-то предметы. Это помогает, но не надолго, при этом пластинка безбожно царапается.
…Сколько раз потом я крутил её дома уже на “Латвии”! Очень скоро родителям моя пластинка, понятное дело, порядком надоела, поэтому я ставил её сразу после возвращения из школы, пока они ещё были на работе. Ни одну из моих следующих пластинок, а было их немало, я не слушал столько раз, – это уж точно.
Я знал на память, наверное, каждую ноту и мог с закрытыми глазами “прокрутить” пластинку в голове, что мне и пришлось в недалёком будущем проделывать неоднократно, когда я стал солдатом СА. Стоя ночью на посту в карауле, чтобы окончательно не свихнуться от скуки, тоски, холода и непреодолимого желания упасть где-нибудь, свернуться калачиком и просто отключиться, как отключается проигрыватель, отсоединённый от сети, я снова и снова мысленно переслушивал свои пластинки, иногда подпевая им про себя, иногда – вслух. Что часовому, как известно, строжайше запрещено.
* * *
С годами моя коллекция пластинок разрасталась, пополнялась дисками советскими и иностранными, любимыми и не очень. Стали они стереофоническими, с несравненно более высоким качеством звучания, обряжались в яркие цветные “одежды” из плотного, иногда ламинированного, картона и украшались большими фотографиями.
Но несмотря ни на что, моя первая пластинка всегда стояла и будет стоять на полке на почётном месте под № 1, в клееном-переклееном жёлтом конверте с надписью “Riga” в правом верхнем углу.
V.V.,
Рядовой Армии Меломанов
:
