3 место
Прикольная музычка
-1-
Отдыхать на майские праздники выпало четыре дня подряд.
Первый день они посвятили домашним делам. На второй всей семьей были в гостях у близких родственников, пожилых людей, ветеранов войны и труда. Можно сказать, участников первых маевок. Это было традиционное обязательное мероприятие. На третий день ездили к друзьям на дачу, на шашлыки. А на четвертый у Петра Петровича не было запланировано решительно ничего.
Или, по правде сказать, было. Каждый год в это время они с сыном непременно ходили в зоопарк. Ходили вдвоем, без мамы, бабушки, других родственников и знакомых. Это был как бы их маленький заговор против всех. Раньше они посещали зоопарк большой компанией. Но очень скоро выяснилось, что подойти к каждой клетке, полюбоваться каждым зверем или птицей желание есть далеко не у всех. Кто-то быстро уставал, кому-то от животных, простите, воняло, кому-то просто было не очень интересно. А они, придя в зоопарк, обязательно обходили его весь, от первой до последней клетки, не только внимательно изучая их обитателей, но и знакомясь с информацией о том, кто где водится, чем питается и сколько может прожить в неволе.
Вот и сегодня утром, едва сын поднялся, Петр Петрович подошел к нему, привычно погладил по голове (правда, для этого пришлось подниматься на цыпочки) и спросил:
— Ну, так что, сходим в зоопарк? Вчера было открытие сезона. Я видел рекламу, кенгуру и жирафов новых привезли.
— Пап, ты что? Да и встреча у меня сегодня днем. Важная, — как бы извиняясь, добавил сын.
Что поделаешь, Петр Петрович никак не мог привыкнуть, что его сын уже студент, и у него давно есть какие-то свои интересы и своя компания. Собственно, то, что сын вырос, он осознал, когда в один прекрасный день, стоя на переходе перед светофором, попытался взять его за руку. Он так всегда делал с тех пор, как мальчик начал самостоятельно ходить. В тот раз сын отдернул руку и перешел через дорогу, просто шагая рядом. Но все равно до самого окончания школы, как бы Петр Петрович не был занят по работе, он всякими правдами и неправдами старался во время летних каникул куда-нибудь поехать с сыном, чтобы отдохнуть и подлечиться, — сын в детстве был ЧБРом, то есть «часто болеющим ребенком». Так было написано на его медицинской карточке в поликлинике.
За завтраком жена категорически заявила, что никуда из дому не выйдет, ей надо отдохнуть, привести в себя порядок и подготовиться к рабочей неделе. Теща же, жившая вместе с ними, объявила, что уйдет обедать к подруге.
В принципе, Петру Петровичу тоже было чем заняться. Его внимания ждала довольно объемная папка с документами, привезенная накануне с работы, но браться за нее решительно не хотелось, тем более что после «шашлыков» голова была тяжеловатая.
Какое-то время он наводил порядок на письменном столе. Затем взялся, наконец, нормально расставить книги в книжном шкафу. Но и это у него получалось как-то через силу. Ставя очередную книгу на полку, Петр Петрович вспомнил, что когда-то очень хотел ее прочитать. Долго искал и купил, наконец, на книжном рынке. Но дошел где-то до середины и по какой-то причине забросил. А после того как за последние два года ему пришлось трижды заказывать новые очки, каждый раз добавляя по +0,5, Петр Петрович вообще старался не нагружать глаза ничем, что не касалось непосредственно работы и какого-то минимально необходимого чтения. Газетных новостей и программы телепередач, к примеру.
Он уселся с книгой в кресло, но сосредоточиться на чтении никак не мог.
И механическая работа не успокаивала, а наоборот, раздражала; все буквально валилось из рук.
Чтобы как-то скоротать время, он включил телевизор и плюхнулся на диван в надежде под монотонный голос диктора задремать. Но даже любимые передачи о природе не приносили ему ни обычного удовольствия, ни успокоения.
Вдруг Петр Петрович сообразил, что после ухода тещи и сына они, между прочим, остались с женой в квартире одни. И по некоторому размышлению он отправился в спальню. Прижимая плечом к уху трубку радиотелефона, жена увлеченно с кем-то разговаривала, сидя в старом кресле-качалке, оставшемся ей от бабушки. Одной рукой она натягивала кожу под глазом и рассматривала свое отражение в зеркале, а в другой держала надкушенное яблоко.
Вид ритмично раскачивающейся в кресле жены вызвал в сознании Петра Петровича некие неясные фантазии. Он подошел сзади, нагнулся, обнял жену за плечи и уткнулся носом ей в шею, как часто любил делать когда-то в молодости. Жена резко дернула плечами, сбрасывая его руки и, слегка прикрыв трубку рукой, полуповернувшись сердито прошипела: «Ты что, сдурел? Не видишь, я по телефону разговариваю?! Нашел время!» Отвернувшись, она, как ни в чем не бывало, продолжила разговор. При это к ее голосу чудесным образом мгновенно вернулись мягкие, задушевные, почти бархатные интонации.
Вообще-то с некоторых пор он уже почти привык к подобной реакции жены на его попытки привлечь к себе внимание. Тем не менее, в очередной раз было немного обидно. Однако Петр Петрович не стал, подобно депутатам, открывать прения по этому вопросу, с минуту постоял, раскачиваясь с пяток на носки, хмыкнул и вернулся в гостиную.
Снова включив телевизор, он взял пульт и начал механически бездумно переключать каналы. Но вдруг на каком-то музыкальном канале задержался. Выступала его Любимая Группа! Точнее, это была, конечно, старая видеозапись, ибо группа давно не существовала. К сожалению, песня уже заканчивалась. Но все-таки эти несколько секунд как-то повлияли на его настроение. Вдруг захотелось послушать что-то еще.
И тут Петр Петрович вспомнил о подарке. Красивую хромированную штучку, именуемую мп3-плеером, на день рождения ему подарил старый друг, в былые годы такой же меломан, как и он. Отдавая подарок, друг предупредил: «Там не пусто, я собрал коллекцию лучших песен Любимой Группы в хорошем качестве. Надеюсь, ты оценишь».
Уже больше месяца подарок лежал в коробке в баре, среди бутылок и всякой дребедени. Сыну все недосуг было показать ему, как эта штуковина работает, а самому Петру Петровичу было в лом разбираться с инструкцией, напечатанной очень мелким шрифтом. Но он все-таки достал ее из коробки и углубился в чтение.
Через некоторое время жена крикнула из спальни: «Обедать будешь?»
Честно говоря, пообедать давно уже не мешало, но Петр Петрович ответил: «Нет, сегодня что-то не хочется», постаравшись вложить в свой ответ максимум сарказма. Но, похоже, жену не интересовал не только его сарказм, но и ответ вообще. Конечно, ему ничего не стоило пойти на кухню и самому что-то разогреть или даже приготовить. Это для Петра Петровича никогда не было проблемой. Но желания сейчас не было никакого.
Он понял, что если будет продолжать сидеть или лежать без дела, то просто взорвется как перекачанный воздушный шарик. И невзирая на то, что погода испортилась, и несмотря на слнце было не по-майски холодно, он решил выйти на улицу.
-2-
Петру Петровичу осточертела его повседневная «рабочая форма» — строгий костюм и непременный галстук, он хотел чувствовать себя посвободнее. Отыскав в шкафу старые джинсы, он сперва засомневался: сойдутся ли? С прошлого отпуска он их не одевал. Но ничего, вдохнул поглубже — и сумел застегнуть молнию. Все-таки «трудовой мозоль» у него был помельче, чем у бывших однокашников. Пару лет назад у них была встреча, посвященная очередному юбилею выпуска. Некоторых бывших школьных товарищей он едва узнал — так их разнесло. Девочки многие, по правде, тоже изрядно пополнели. Когда сын разглядывал сделанные на том вечере фото, он с удивлением спросил: «Что, эти тетки — твои одноклассницы?!» Петр Петрович и сам знал, что внешне выглядит получше многих сверстников. При встрече ему было даже неудобно отшучиваться от комплиментов по этому поводу. Но на самом деле он выслушивал их не без удовольствия. Если уж не достиг генеральских чинов, ни военных, ни гражданских, так, по крайней мере, не стоптался до задницы.
Футболку он выбрал однотонную, без всяких надписей и рисунков. Обул кроссовки, перешедшие к нему от сына. Прошли те времена, когда сын донашивал какие-то его вещи. Он уже давно перерос отца, особенно размером ноги.
«Вот только в одной футболке сегодня прохладно будет», — подумал Петр Петрович. Пиджак от костюма к выбранному гардеробу явно не подходил. Он с сомнением посмотрел на «косуху», черную кожаную куртку сына, висевшую на вешалке в прихожей. Потом решительно надел, показал кому-то в пространство кукиш и вышел из квартиры, постаравшись не хлопать дверью. К модному жесту «фак», получившему повсеместное распространение благодаря засилью американских фильмов, он так и не привык.
У Петра Петровича не было определенного плана, куда податься, ему просто физически необходимо было куда-то двигаться. Все равно куда.
Был и у них на массиве неплохой парк, где можно было бы побродить. Но он еще со времени первых лет отцовства благодаря прогулкам с детской коляской изучил в нем каждую дорожку. Самое же главное, в этом парке он наверняка наткнется на кого-то из соседей или знакомых. А ему этого абсолютно не хотелось. Начнутся вежливые ненужные расспросы о здоровье тещи, успехах сына; будут интересоваться, почему он без жены. Может, с ней что-то не в порядке? Да нет, с ней-то как раз все о’кей…
-3-
Ноги сами вынесли его к остановке маршрутки, направлявшейся в центр. Сев в полупустой по причине неурочного часа микроавтобус, Петр Петрович достал инструкцию к плееру и, нацепив очки, продолжил ее изучение. Все оказалось совсем не сложно, и минут через десять он уже врубился во все основные функции модели «Дуэт», предполагавшей возможность подключения двух пар наушников для совместного прослушивания. Фигуры мальчика и девочки на обложке инструкции наглядно иллюстрировали это достоинство аппарата.
В последнее время Петр Петрович несколько поотвык от общественного транспорта.
До персонального автомобиля он пока еще не дослужился, но по утрам его, в числе нескольких привилегированных сотрудников, забирал у подъезда микроавтобус «Мерседес». Он занимал свое место на заднем сиденье, готовясь просмотреть по дороге какие-то бумаги, а их водитель, весельчак и балабон Вася, громко включал радиоприемник на неизменной «шоферской» волне, передававшей блатные и приблатненные песенки, и начинал громко и не в такт подпевать особо полюбившимся «королям жанра».
Вообще-то, в молодости и у Петра Петровича было пару бобин с такого рода песнями. Но слушали их обычно в хорошо подогретой компании и, главным образом, оттого, что было это что-то запретное, противостоящее официозу вообще и официальной эстраде в частности. Да и воспринимались эти попевки как что-то шуточное, фельетонное. Теперь же, когда этот жанр утвердился практически в качестве эталона официальной эстрады, Петр Петрович с сожалением вспоминал о тех временах, когда он занимал именно ту нишу, которая ему и полагалась. Эти попевки страшно раздражали его и мешали сосредоточиться, но он все как-то стеснялся попросить Васю убавить громкость приемника.
-4-
Проезжая мимо института, именовавшегося нынче по-модному университетом, он вспомнил, что здесь неподалеку есть старинный парк, в котором он давно не был, и где вряд ли встретит кого-то из знакомых.
Выйдя из маршрутки, Петр Петрович заметил на углу вывеску, поблескивавшую даже при дневном свете неоновыми огнями: «Рок-кафе «Big Fat Mama». Сын как-то рассказывал ему, что в городе появилось несколько неплохих заведений, где играют не «клубную» музыку, а настоящий живой рок-н-ролл. Но вот было ли это кафе в числе таких мест, Петр Петрович не помнил.
Подойдя ближе к витрине, он с сомнением оглядел свой прикид, потрогал щетину на подбородке (он так с утра и не побрился), и подумал, что будет не очень уютно чувствовать себя в кафе, где, должно быть, полно студенческой молодежи.
Сквозь затемненные стекла все же можно было разглядеть, что часть столиков в зале пустует. Но главное — он увидел в дальнем углу возле барной стойки силуэты музыкантов с гитарами. Этот факт и положил конец его колебаниям.
«Да пошли они все на хер!» — не имея в виду никого конкретно, вдруг выругался Петр Петрович. При чем сделал это вслух и довольно громко, так что даже сам вздрогнул от неожиданности. Такого он себе не позволял с тех пор, как распрощался с родным заводом, куда попал по распределению сразу после института, уйдя, наконец, с должности старшего мастера цеха в свою нынешнюю контору.
Зайдя в зал, Петр Петрович сразу услышал звуки одного из самых ударных хитов Любимой Группы. Вот только исполнял его не местный ансамбль: из закрепленных по углам динамиков звучала запись. А фигуры, которые он принял за живых музыкантов, оказались восковыми, не очень удачными муляжами членов Любимой Группы. Их же фотографиями даже с некоторым перебором был оформлен и интерьер кафе. Он хотел было развернуться и выйти, но к нему уже подскочила проворная молоденькая официантка:
— Что желаете?
«Студентка, наверное. Подрабатывает», — подумал Петр Петрович и решил, что теперь просто развернуться и уйти будет уже нехорошо. Да и голод вместе со скверным настроением напомнили о себе. С ними тоже надо было что-то делать. Поэтому он сказал:
— Давайте посмотрим для начала меню.
Сев за столик у окна, он раскрыл большую папку с логотипом Любимой Группы. Доставать очки не хотелось, но по счастью, буквы в меню оказались крупными. Листая страницу за страницей, Петр Петрович время от времени бросал взгляды в зал. Он явно не выглядел белой вороной, поскольку публика здесь собралась по большей части не молодежная. После знакомства с меню Петру Петровичу стало ясно почему. Цены в заведении с очень демократичным названием оказались совсем не демократичными. Какой-нибудь коктейль «His Grandmother» по цене был эквивалентен ящику пива. На месте студентов Петр Петрович отдал бы предпочтение последнему варианту.
А еще все блюда и напитки имели названия, каким-то образом связанные с историей Любимой Группой или ее песнями. Поэтому разобраться, что там к чему без посторонней помощи было сложно. Он уже было усомнился, сможет ли вообще что-то выбрать, но тут, наконец, наткнулся на страничку с чистыми напитками и решил заказать сто граммов «беленькой». Поскольку с блюдами он так и не определился, то решил взять просто какую-нибудь не очень острую пиццу. Подозвав жестом официантку, он сделал заказ, попытавшись пошутить:
— Большая просьба — чтобы водочка была холодная, а пицца теплая, а не наоборот.
— А у нас только так, — абсолютно серьезно ответила девушка и через пару минут действительно принесла на подносе высокий обнадеживающе запотевший стаканчик. Извинившись, она предупредила, что пиццу придется чуть-чуть подождать. Возможно, ожидала, что он закажет еще что-нибудь из холодных закусок.
Поразглядывав вдоволь стены заведения, Петр Петрович поднял стаканчик, мысленно пожелал себе и окружающим всяческих благ, и сделал большой глоток. Во всей процедуре застолья он больше всего ценил именно этот момент, когда обжигающий горло холод напитка сменялся умиротворяющим теплом в желудке. Все последующие дозы никогда такого кайфа не доставляли.
Покончив с принесенной, наконец, пиццей и остатками «огненной воды», Петр Петрович отказался от мелькнувшей было мысли усугубить трапезу, и не стал более задерживаться в утратившем свою притягательность заведении.
Однако чувство неудовлетворенности, даже какого-то обмана не покидало его. Увидев в руках идущей в обнимку парочки бутылки с пивом, Петр Петрович решил и себе взять пива. Понимая, что пиво после водки — моветон, и памятуя о том, как его самого раздражает вид початых бутылок в чьих-то руках, особенно в транспорте, он все же в ближайшем киоске взял поллитра чешского пива.
Но не стал хлестать его на ходу, а направился в университетский парк.
-5-
Народу в парке было немного. Без труда найдя свободную скамеечку, а были они небольшие, на три человека от силы, зато с коваными чугунными, «под старину», поручнями, он расположился, достал плеер и, обогащенный знаниями, почерпнутыми из инструкции, начал слушать музыку, потягивая пивко.
Неожиданно он почувствовал, что на него кто-то пристально смотрит. Подняв голову, он заметил проходившую мимо соседку, жившую двумя этажами выше, и невесть как сюда попавшую. Петр Петрович едва знал ее имя. Так, здоровались при встрече на лестничной клетке. Более близкого знакомства и каких-либо разговоров с ней он, в отличие от жены, сознательно избегал, поскольку водился за соседкой грешок: любила посплетничать, не слишком заботясь о достоверности передаваемых сведений. Сейчас он шла, удивленно глядя на Петра Петровича широко раскрытыми глазами и, оглядываясь на ходу, постепенно поворачивала голову чуть ли не на сто восемьдесят градусов. Он кивнул ей, не без злорадства представил, что она завтра расскажет при встрече жене, и даже пожалел, что не случилось сейчас рядом с ним какой-нибудь загорелой блондинки. Пусть и незнакомой, но лишь бы на одной скамейке. Тогда любительница перемывать чужие косточки точно свернула бы себе шею!
Петр Петрович слушал песню за песней, улавливая в качественной записи такие моменты и нюансы, которых когда-то на плохих записях просто не мог услышать. Постепенно его настроение улучшалось. Он совершенно забыл о пиве, автоматически поставил недопитую бутылку на асфальт и даже не заметил, как через несколько минут она загадочным образом куда-то испарилась.
-6-
Нет, конечно, такого эйфорического состояния, беспричинной радости и любви к жизни, как случалось в детстве и юности, он сейчас не испытывал. Петр Петрович даже мог с точностью до месяца вспомнить, когда это было в последний раз.
Он пришел домой к своей девушке, нынешней жене. Пойти гулять они пойти не могли, поскольку день был смурной, лил дождь. Накануне ночью он почти не спал, готовясь к сдаче сложного курсового проекта. Сегодня он его успешно спихнул, но был измотан донельзя.
В ожидании, пока него подруга освободится от каких-то домашних дел, не иначе, как намеренно срочно найденных для дочери будущей тещей, уже тогда не отличавшейся ангельским характером, он включил магнитофон, и в горе коробок с катушками записей неожиданно набрел на один из ранних альбомов Любимой Группы, который давно не слушал. Запись оказалась хорошая, с диска. И слушая вторую или третью вещь, простенькую веселую песенку, Петя вдруг физически ощутил прилив радости, сознания того, что жизнь впереди, что вот сейчас рядом с ним будет любимая девушка, которая понимает его во всем, и даже музыкальные вкусы у них одинаковые. Они сядут, прижавшись, на диване, будут слушать хорошую музыку, и мечтать о своей будущей совместной жизни. И плевать, что дождь за окном! Пока в мире есть такая музыка, мир не безнадежен!
-7-
…В наушниках послышались знакомые удары, — это было вступление к одной из самых любимых вещей Петра Петровича. Он закрыл глаза и начал отбивать такт сначала одной рукой, потом двумя, потом подключились ноги. Непосвященному это могло показаться странным. Но только не ему.
Стыдно сказать, но в молодости Петр Петрович был барабанщиком в студенческой группе. Хотя, собственно, почему стыдно? Группа у них была вполне приличная и пользовалась в узких кругах определенной популярностью. У Пети даже были свои персональные поклонники, причем обоего пола. Нет, ничего личного, как любят повторять герои зарубежных фильмов. Музыка — и ничего более. Тогда он уже был знаком со своей будущей женой, и ни о каких «походах налево» не помышлял.
Одно время они, пятеро студентов-однокурсников, даже подумывали о чем-то более серьезном, чем только участие в бесконечных смотрах художественной самодеятельности. Но, как водится, все постепенно переженились, пошли дети, и стало не до музыки, — каждый старался зарабатывать на жизнь ремеслом, полученные в стенах ВУЗа. Правда, кое-кто из их круга некоторое время продолжал музицировать — на свадьбах, танцах, а если повезет, то и в ресторанах. Это давало неплохой по тем временам дополнительный доход. Но как-то так получилось, что почти все, кто пошел по этой стезе, лет через десять-пятнадцать поспивались, и остались и без профессии, и без места в музыкальном мире. Время энтузиастов прошло, и оттуда их вытеснили более молодые, более расчетливые и прагматичные ребята, имеющие соответствующие дипломы и начисто лишенные всяческой романтики.
Встречая бывших собратьев по рок-н-роллу, опустившихся, что называется, ниже плинтуса, Петр Петрович старался переходить на другую сторону улицы, чтобы не стать жертвой надоедливых разговоров. Он заранее знал их сценарий: это будет тягучая беседа с бахвальством несуществующими успехами, кучей ненужных деталей и подробностей, до которых ему абсолютно нет дела, но на которые так щедры люди пьющие, старающиеся себя таковыми не выказать. А заканчивалось все прозрачными намеками, что вот, дескать, неплохо было бы обмыть встречу старых друзей. За его, Петра Петровича, естественно, счет. Петр Петрович внешне узнавал этих людей, но их сегодняшний облик никак не хотел ассоциироваться в его мозгу с образом бравых веселых молодых ребят, которым сам черт не брат, и для которых музыка была превыше всего. Он хотел, чтобы в памяти они оставались именно такими.
Особенно стыдно бывало Петру Петровичу признаваться в подобных знакомствах, когда он гулял вместе с сыном, и тот начинал его расспрашивать, что это за синие дядьки возле пивной бочки здоровались с ним и зазывали к себе в компанию.
-8-
Когда-то часто, а теперь все реже и реже ему снился этот сон. А теперь он почти явственно переживал его.
…Он сидит на небольшом возвышении в окружении предмета, точнее, предметов своей гордости — ударной установки. Она перламутровая, ярко-оранжевого цвета. На большом барабане — название их группы. Вообще-то Пете было жалко портить пластик с надписью “Trowa”, и он вырезал из большого листа импортного ватмана круг соответствующего диаметра, и уже на нем гуашью и плакатными перьями написал название, а потом закрепил ватман на барабане.
Сейчас он видел перед собой только свои барабаны и спины верных друзей-гитаристов. Левая нога нажимает на педаль «бочки»: бум, бум-бум. Левая рука зажатой между средним и безымянным пальцами палочкой в паузах между этими ударами бьет по рабочему барабану: пам, пам. Правая рука выбивает на закрытом хай-хете: цик-цик-цик-цик-цик. На следующем ударе левой ногой он отпускает и вновь нажимает педаль хета, и звук «цик» превращается в более гулкий «цок». Конечно, все это происходит автоматически, он не задумывается над каждым движением, — времена ученичества давно прошли. Через два такта он подаст ребятам знак, и они врубят со всей дури. Врубят так, что бесформенная масса людских тел, все эти мальчики и девочки, толпящиеся под сценой, заколышутся из стороны в сторону, подчиняясь магическому ритму. Ребята не поворачиваются, они знают, что их барабанщик надежен и точен. Вот сейчас он своим понтово-небрежным скользящим движением ударит по тарелке…
-9-
— Что за музычка?
Эти слова донеслись до сознания откуда-то издалека, сквозь музыку в наушниках. Поэтому Петр Петрович не сразу понял, что вопрос обращен к нему. Открыв глаза, он увидел, что рядом с ним на скамейке пристроился какой-то худосочный подросток в рваных джинсах, короткой курточке и кепке-бейсболке, поверх которой были водружены солнцезащитные очки. Между ним и Петром Петровичем на скамейке стоял маленький рюкзак, обвешанный какими-то болтающимися цацками. Когда у него появился сосед, Петр Петрович, увлеченный отбиванием ритма, не заметил.
Он открыл уже было рот, чтобы ответить что-то резкое, но вдруг благодаря трудно идентифицируемому цвету губ, подведенным глазам, выбивавшимся из-под кепки прядям волос и легкому румянцу на щеках подростка сообразил, что перед ним девушка. На ней тоже были наушники. Она медленно механически жевала жвачку, пытаясь выдуть пузырь.
Чтобы потянуть время, Петр Петрович стал неспеша снимать наушники, но не придумал ничего другого, как выпалить в ответ:
— А у тебя?
Девушка без слов вытащила из одного уха наушник и протянула Петру Петровичу. Неожиданно для самого себя он потянулся к нему, но рюкзак мешал, и он еле доставал головой до наушника. Тогда девушка подхватила рюкзачок и легко придвинулась вплотную к Петру Петровичу. Если бы она была лет на десять старше, такой жест был бы весьма провокационным и мог означать очень многое. Но у девушки это движение получилось таким простым и естественным, что Петр Петрович не успел удивиться. Да и отступать было некуда, — он сидел на самом краю скамейки, упираясь в чугунные поручни. Не подниматься же и не убегать ему, в конце концов!
Рука, протягивавшая ему наушник, была тоненькая, изящная, с массой разных побрякушек на пальцах и запястье. Петр Петрович вспомнил про свою руку, которой он по инерции продолжал хлопать себя по бедру, — со вздувшимися венами, огрубевшей смуглой кожей, загар с которой полностью не сходил даже зимой. Пальцы, правда, оставались такими же тонкими, «аристократическими», как выразилась когда-то за глаза, не то пренебрежительно, не то завистливо одна коллега по работе. А в музыкальной школе учительница восхищалась: «Какие музыкальные пальчики! Тебе обязательно надо играть на скрипке!» Больше всего Петра Петровича раздражали не все увеличивавшиеся вены, не трескающаяся кожа, а разрастающиеся с каждым годом на коже темные пятна, именуемые «старческими». Он помнил, какие большие пятна и в каком количестве были на руках его деда, и знал, что когда-то и его руки станут такими же. Несмотря на то, что орудиями труда деда были топор, пила да лопата, а Петр Петрович в своих руках ничего тяжелее ручки и карандаша не держал. Ну, разве, барабанные палочки. И он осторожно спрятал руки в карманы куртки.
-10-
…В наушнике что-то ухало, пульсировал бас. «Негритянка поет»,— определил он сразу. Благодаря сыну Петр Петрович знал, что это называется модным термином «R&B». Но в его понимании, «R&B» — это был ритм-энд-блюз, совсем другая музыка.
И тогда, сам удивляясь своей бестактности и нахальству, Петр Петрович вытащил штекер из плеера девушки, воткнул во второе гнездо своего и вернул наушник девушке. Она, похоже, слегка удивилась, но промолчала и с видимым любопытством стала вслушиваться в незнакомые звуки.
— Прикольно! ¬— сказала, наконец, девчонка, и зажмурив на солнце глаза, откинулась на спинку скамейки. Ее голос звучал почти по-детски, и вместе с тем в нем чувствовалась какая-то пугающая глубина, дисгармонирующая с ее беззаботным и легкомысленным обликом.
«Всё у них «прикольно», — подумал Петр Петрович, разглядывая дырявые, но, безусловно, недешевые джинсы девушки. Да и кроссовки у нее были из дорогих. «Да что я, на штаны нормальные себе не заработал, что ли?» — вдруг про себя возмутился Петр Петрович, хотя никогда особого значения одежде не придавал. Пошло это еще с юности, когда приходилось носить то, что можно было купить в магазине или достать по знакомству. Отдавать же сто двадцать рэ — трехмесячную стипендию — спекулянтам за джинсы ему тогда было просто жалко. А все заработанные в первое стройотрядовское лето деньги он бухнул тогда на ударную установку. К большому огорчению родителей.
«А плеер у меня все-таки получше будет», — не без гордости констатировал он.
Больше всего в эти минуты Петр Петрович боялся, что вот следующая песня окажется безнадежно старомодной, наивной и примитивной. С позиций сегодняшнего дня, конечно. Но его старый друг не подвел, постарался с репертуаром на славу. Все песни были отобраны тщательно и с любовью. Петр Петрович с удовлетворением чувствовал, что за музыку своей молодости перед подрастающим поколением ему краснеть не придется. По крайней мере, в этот раз.
Случайная знакомая, видимо, слушала уже не просто из вежливости, а с удовольствием, и иногда украдкой косилась на своего соседа с некоторым недоумением: как это, и раньше, что ли, умели сочинять и петь хорошие песни? Петр Петрович замечал эти взгляды, но не подавал виду, хотя его так и подмывало довольно ухмыльнуться.
Они сидели бок о бок, и Петр Петрович старался даже не шевелиться, боясь разрушить что-то невидимое. При этом он ощущал какой-то неясный дискомфорт, — то ли сердце стало чаще и гулче биться, то ли давление поднялось.
Но не близость девушки была тому причиной. Он, наконец, понял, что его так взволновало: запах ее духов, еле уловимый, был очень похож на горьковатый аромат духов другой девочки. Той самой, о которой в песне про школу поется: «Ну как забыть звончей звонка капель и девочку, которой нес портфель». Как он мог забыть этот аромат!
Впрочем, и лет-то прошло — ой-е-ей! И были они тогда на год или даже два моложе этой вот девушки…
-11-
Неожиданно к звукам в наушниках добавилась еще какая-то, явно чужеродная мелодия. Он сразу не сообразил, в чем дело. Звонил мобильник девушки. Она рывком сняла наушники, порылась в своем рюкзачке и достала модный тонкий телефончик.
— Ой, Маша я совсем забыла… Что, уже без десяти?!
— Я совсем-совсем опоздала, — девушка быстро спрятала мобильник в боковой карман курточки, напялила свои темные очки, резво подскочила и подхватила рюкзачок:
— Пасибки! Прикольная была музычка!
Пройдя пару метров, она вдруг обернулась и зачем-то добавила:
— Клевый скверик! Я сюда часто после пар прихожу! — девчонка взмахнула рукой и быстро зашагала по главной аллее.
Петр Петрович был застигнут врасплох, он не успевал реагировать на такие резкие перемены. Глаза девушки были скрыты темными стеклами, и он не мог видеть их выражения — серьезным оно было или насмешливым. Он только успел мельком заметить свое отражение в их зеркальной поверхности. Или додумать? Отражали стекла щетинистую физиономию немолодого человека, с серебрящимися висками и намечающимися залысинами на месте когда-то густой кучерявой шевелюры. Провожая взглядом быстро удаляющуюся фигурку, он подумал, что, наверное, из-за такой вот «важной причины» его сын сегодня умчался из дому.
«Надо было хоть сказать что-нибудь хорошее, доброе девочке, а то просидел полчаса как болван, даже и не попрощался толком». Поразмышляв немного, Петр Петрович поднялся со скамейки и остановился, решая, в какую сторону ему податься. Тут только он заметил болтавшуюся на плеере вторую пару наушников.
«Вот черт, забыла! Надо бы вернуть», ¬— подумал Петр Петрович и поймал себя на мысли, что бессознательно искал повод еще раз увидеть девчонку и поговорить с ней хоть пару минут. О чем, он и сам толком не знал. Может, рассказать, как они, тщедушные пацаны, таскали тяжеленный магнитофон «Днепр» с четвертого этажа пятиэтажки без лифта на последний этаж такой же соседней «хрущевки» для того, чтобы переписать только на три часа одолженный кем-то новый альбом? Как сидели ночь напролет у радиоприемника с одной целью — услышать одну-единственную новую песню Любимой Группы, нещадно забиваемую «глушилками»? Или как драпали через подворотни и заборы от милиции и комсомольских оперотрядов с «балки», где меломаны и спекулянты пластинками собирались, чтобы поменять или продать-купить импортные диски? Причем за одну «плиту» в хорошем состоянии тогда ломили такую цену, которая и не снилась нынешним трижды лицензионным «компактам». И попытаться, наконец, для себя самого выяснить, почему в те времена, когда музыки вокруг было гораздо меньше и послушать то, что нравится, стоило немалых трудов, она значила в жизни молодых людей гораздо больше, чем сейчас, когда мы буквально утопаем в звуковом море — слушай, что хочешь, то телику, по бесконечному множеству УКВ-радиостанций, на дисках и кассетах, наконец? Или это ему только так кажется?
-12-
Направившись в ту сторону, куда ушла студентка, он дошел до пересечения аллей и услышал веселый щебет трех или четырех девичьих голосов.
— Такой прикольный дедок! — Петр Петрович сразу узнал голос «своей» девушки и почему-то сразу решил, что речь идет именно о нем. Он инстинктивно метнулся за ближайшее дерево и даже чуть пригнулся, вовсе не желая быть замеченным.
«Какая глупость! Дурак старый!» — выругал сам себя Петр Петрович, но все же подождал, пока удаляющиеся голоса затихли.
Подождав еще немного, он покинул свое укрытие и направился к выходу из парка, до которого было совсем близко.
Не очень понимая, что же, собственно, его больше всего расстроило, Петр Петрович, опустив голову, медленно побрел по улице.
Так, глядя под ноги и стараясь ни о чем не думать, он дошел до перекрестка. Из оцепенения его вывел громкий звук газующего мотоцикла. Когда звук повторился, Петр Петрович поднял голову и огляделся.
— Братишка! — на перекрестке, ближе к тротуару, стоял крутой, поблескивающий черным лаком и хромированными деталями, байкерский мотоцикл. На нем полувосседал-полувозлежал бородатый тип, совсем такой, как показывают в клипах о байкерской жизни в Штатах, — лохматый, бородатый, в больших очках и черной бандане. А еще на нем была почти такая же «косуха», как у Петра Петровича. Похоже, по этому признаку байкер и принял его за своего, по какой-то причине временно спешившегося собрата, и сигналы ревущего двигателя предназначались именно ему. Петр Петрович вопросительно взглянул на байкера. Тот едва заметно кивнул, затем поднял вверх руку с оттопыренным средним пальцем и описал им в воздухе круг. Петр Петрович истолковал этот жест явно чувствовавшего себя не совсем уютно в окружении добропорядочных легковых авто байкера так: да пошли они все в одно место!
Неожиданно для себя Петр Петрович вскинул сразу обе руки с «факами» и так же описал ими в воздухе две дуги: дескать, пошли они все и в одно место, и в другое!
Байкер довольно загоготал, еще раз крутанул ручку газа, выскочил на край тротуара, объехал стоявшие впереди машины и, не дожидаясь зеленого сигнала светофора, рванул по пустой дороге, в поисках чего-то одному ему известного.
«Да, вот так и надо: на красный свет, в одиночку, навстречу ветру. Так и надо! Только так и можно стать свододным», — с нескоторой завистью подумал Петр Петрович, и тут только сообразил, что продолжает стоять с двумя поднятыми «факами», что со стороны выглядело, должно быть, достаточно нелепо. Но ему на это уже было абсолютно наплевать. Накопившаяся на душе тяжесть не то чтобы совсем ушла, но стала как-то полегче.
-13-
Сперва Петр Петрович хотел было пройтись до дому пешком, это заняло бы не больше часа. Но потом все же решил, что нежелательно, чтобы домашние, в особенности сын, увидели его в таком виде. Заметив подъезжавший к остановке на другой стороне улицы автобус, Петр Петрович, не дожидаясь зеленого света, рванул наперерез двигавшимся плотным строем машинам. Он поднажал и таки догнал уже закрывавший двери автобус.
Давненько он не бегал стометровку! Поэтому, опасаясь, что его желание догнать «тройку» окажется быстрее, чем отвыкшие от бега ноги, он думал только о том, как бы не зацепиться за камень и не растянуться на брусчатке. При этом он повторял и повторял вслух услышанные в какой-то песне слова: «Я сво-бо-ден, я сво-бо-ден, я сво-бо-ден, я сво-бо-ден…»
К счастью, он успел домой раньше сына и тещи. Открыв дверь своим ключом, Петр Петрович перво-наперво сбросил и повесил на место сынову «косуху», а затем, уже не спеша, переоделся.
Жена продолжала «подготовку к рабочей неделе», то есть разговаривала по телефону, все так же раскачиваясь в качалке.
«Блин, ее хоть в отряд космонавтов отправляй», — чертыхнулся про себя Петр Петрович. Сам он вообще-то тоже любил иногда покачаться, но больше десяти минут не выдерживал, — начинала кружиться голова.
Он открыл бар и в сердцах зашвырнул свой плеер в самый дальний угол. Затем пошел на кухню, согрел себе чай, вернулся в гостиную, включил теленовости, прилег на диван и вскоре заснул. Когда довольно поздно вернулись, наконец, все домашние, он проснулся, и, стараясь не открывать глаз, переместился в спальню, быстро разделся, нырнул под одеяло, свернулся калачиком и отключился.
-14-
Ночью ему снилась всякая ерунда, а под утро жена, почувствовавшая, видимо, некоторые укоры совести за вчерашнее равнодушие, уделила ему ровно восемь минут своего супружеского внимания. Что, впрочем, не помешало ей за завтраком привычно наорать на Петра Петровича за случайно пролитый на кухонный стол чай. Петр Петрович уже устал реагировать на такие короткие вспышки агрессии со стороны жены, а она через десять минут, как ни в чем не бывало, помогала мужу завязывать галстук.
Уже стоя на пороге, Петр Петрович вдруг вернулся в гостиную, открыл бар и достал заброшенный вчера плеер.
А спускаясь по лестнице, он ни с того, ни с сего снял галстук, аккуратно сложил и положил в карман пиджака. Галстуки всегда душили его. Петр Петрович никогда не любил их носить, и отныне он их на работу надевать больше не будет. Пошли они все!
Подходя к уже поджидавшей его машине, Петр Петрович решительно надел плеер на шею, и тут только заметил, что черные наушники девчонки продолжают торчать из второго входа плеера. Он выдернул их и огляделся в поисках урны, куда можно было бы выбросить эту ненужную уже вещицу.
Потом на секунду задумался и сунул наушники в карман.
Так, на всякий случай.
…Сегодня он все-таки попросит Васю включать свои песенки потише.
Владимир Куц
