«НАШ ЧЕЛОВЕК В ГОЛЛИВУДЕ»
или
«Шансон – он и в Африке Шансон»
«Но Йозеф сострижет больную мозоль,
И кой-кому намнет еще бока,
И вспомнит он тогда про тетю Хаю,
И ей подставит ножку, а пока…»
В начале апреля 2005 года мне позвонил из Лос-Анджелеса мой хороший товарищ Анатолий Могилевский. Он попросил купить пару русских DVD и передать ему с человеком, который скоро будет в Москве.
-Он тебе позвонит, его зовут Гриша. Он летит в Африку на охоту, будет несколько
дней у вас – пропел в трубку «золотой голос» русской эмиграции.
-А что за Гриша? Мы встречались? – поинтересовался я.
-Вряд ли. Он тоже музыкант, гитарист. Димант его фамилия – ответил Анатолий.
Меня аж подкинуло от неожиданности:
-Димант??!!! Тот самый??!! Он же еще поет: «Денежки», «Сигарета», Есенина много песен пел? – прокричал я в трубку
-Да, это он – слегка удивился моей осведомленности собеседник.
-Встретишься, спросишь все что хочешь – закончил певец.
Я не стал упускать такой возможности. И вот мы уже пьем чай в кафе на Воробьевых Горах, а легендарный, даже почти мифический исполнитель русской эмиграции – Григорий Димант сидит передо мной, и слегка смущаясь от внимания к своей персоне, рассказывает потрясающе-интересные вещи.
-Григорий! Начнем с того, что ваши песни мне довелось услышать, пожалуй, первыми из многих эмигрантских песен? Наверное, еще в 1980 году? Когда же Вы уехали и когда записали первый альбом?
-Я эмигрировал в 1976 году из Риги с женой и сыном, которому тогда было четыре годика, а мне двадцать четыре. Сначала хотели ехать в Германию, потому что латышам практически сразу давали гражданство. Потом в Сан-Франциско, там у Саши Лермана и Юры Валова* была рок-группа «Iron Curtain» («Железный занавес»), но оказались в Нью-Йорке, где на третий день я начал работать гитаристом в израильском ночном клубе «Ал Аврам», который находился в богемном районе Манхэттена Гринвич Вилладж. На Брайтоне русских ресторанов тогда еще не было, а русские эмигранты были.
До меня в этом клубе играла группа «Five Russkis» во главе с братьями Ковнатерами.
-Вы получили какое-то специальное музыкальное образование?
-Специального музыкального образования в Союзе я не получил, хотя играл практически на всех инструментах, кроме скрипки. На ней не мог – голову трудно держать (смеется). Но в Америке в Лос-Анджелесе закончил очень престижную гитарную школу. В Риге играл в разных группах, общался со Львом Пильщиком, Толей Могилевским. У нас была одна тусовка. Работал с Лаймой Вайкуле.
-Вы ехали на Запад зачем-то или от чего-то?
-Я ехал играть рок, приобщаться к западной культуре.
В Нью-Йорке почти сразу начал играть в группе «Mark of Areas» в стиле funk-rock, выступали в клубах. Было даже выпущено несколько синглов. Со мной работали несколько великолепных чернокожих певиц. В ту пору я перезнакомился со всеми заметными американскими музыкантами.
-А когда был записан ваш знаменитый альбом, куда вошли песни «Сигарета», «Рахиля», «Клен ты мой опавший», «Письмо к матери»…?
-Первый альбом «Любимые песни» я записал для себя в 1978 году на аппаратуре принадлежавшей Вилли Токареву. За это я и еще один американский продюсер сделали аранжировки для его первого альбома «А жизнь – она всегда прекрасна». Кстати я там и на гитаре играю. Мой первый альбом не был предназначен для релиза, просто мои родители писали мне: «Гриша, мы соскучились по твоему голосу, пришли нам что-нибудь». Так появились эти песни. Я сделал несколько кассет для друзей, а через неделю они продавались по всему Брайтону даже без указания моего имени.
Мне это очень не понравилось, я пытался бороться с пиратами, но безуспешно,
поэтому, кстати, и не выпускал ничего потом долгое время.
-Я ваши чувства понимаю, но без этих музыкальных жуликов мы могли и не услышать песни, ставшие действительно классикой жанра. Я помню там было много интересных примочек типа «лилипутского» голоса в песнях «Денежки» и «Тетя Хая». Кто принимал участие в записи, делал аранжировки?
-Все делал я один. Там, фактически, только гитара. В «Денежках», как баловство, я прописал свой голос в разных скоростных режимах и получился такой эффект. Эту песню очень любили дети, такой детский хит получился. Тогда только начали продавать специальные виниловые пластинки с прописанными партиями ударных для репетиций, видимо. И я использовал их при записи, поэтому «Письмо матери» («Ты жива еще моя старушка…») записана без последнего куплета, просто это был самый длинный трек, а дальше времени не хватило.
-Гитара это хорошо, но в «Песне горький мед» ясно звучит флейта. Или я ошибаюсь?
-Это звучит гитара-синтезатор, создавая эффект флейты. У меня была шикарная гитара «Гибсон», но клуб, где я тогда работал, обокрали и гитару унесли прямо со сцены. Я пошел покупать новую на 48 улицу в Манхэттен. В витрине я увидел очень красивую гитару и понял – это то, что я хочу. Зашел, мне принесли инструмент, открыли футляр, а пластмассовая накладка треснута. Я попросил продать ту, что в витрине. Продавцы говорят: «Мы не можем, ее уже купил Стиви Вандер». А я абсолютно без задней мысли говорю: «Продайте ему эту, он все равно не увидит». Они стали смеяться и продали ее мне.
-Давайте вернемся к вашей работе в Америке. Итак, Вы играли в американской рок-группе, а потом?
-Потом группа распалась, как это всегда бывает, а меня позвали в только открывшийся на Брайтоне русский ресторан «Садко», где уже пела Майя Розова. Позднее работал в «Гамбринусе» вместе с Мишей Гулько, я в будни, а он в уик-энд. Между прочим, я был первым, кто стал приглашать чернокожих певиц работать в русские рестораны.
-Да, сейчас, там тяжело встретить ресторан, где их нет. Это точно. Я знаю, что Вы писали произведения, которые исполнялись американцами. Расскажите об этом.
-С тем американцем, с которым я продюссировал Токарева, позднее мы написали джазовую композицию «Midnight interlude», которую исполнил негритянский трубач Том Браун. Песню заметили и она номинировалась на премию Грэмми среди джазовых композиций. Этот момент описан в книге Шуфутинского.
-Я знаю, что Вы каким-то образом связаны с Голливудом.
-В начале 80-х годов для съемок фильма в Голливуде проводился кастинг на исполнение песни «Очи черные». Я приехал по адресу, спел, а через некоторое время мне позвонили: «Вы получили работу». Это был какой-то комедийный фильм. Через несколько лет, когда меня узнали люди, отвечающие за озвучку, я стал получать приглашения достаточно часто. Самый известный мой фильм «Список Шиндлера». На сегодня сделано минимум 300 фильмов. Так как у меня хороший музыкальный слух, у меня хорошо это получается. I teach broken English – Я обучаю ломанному английскому (смеется). Мои герои – выходцы из Восточной Европы – это русские генералы, мафиози и т.д., которым требуется сделать акцент.
– Значит, к середине 80-х Вы перебрались в Лос-Анджелес. Сын подрос и здорово всех удивил своими музыкальными способностями. Насколько мне известно, Леор был одним из основателей культовой группы «House of pain»? Да и сейчас играет в очень «звездной» команде?
-В Лос-Анджелесе в 1986 году я выпустил свою единственную официальную кассету под названием «Ностальгия». Туда вошли акустические версии популярных песен «Я в весеннем лесу», «Гори, гори, моя звезда», несколько одесских вещей.Что касается моего сына, то я всегда давал ему свободу выбора. На 12-летие он попросил в подарок два проигрывателя, чтобы экспериментировать со звуком, делать миксы. На следующий день я обнаружил сотню моих любимых виниловых пластинок полностью испорченных. Начались «отцы и дети»: я хотел, чтобы он как-то с уважением относился к моим вещам, объяснял ему что-то, но потом оставил эти попытки, дал ему полную свободу – и вот результат. В 14 лет он уже ездил на гастроли с группой «Everlast», а позже с друзьями создал «Ноuse of pain». «Limp bizkit» были у них сперва на разогреве. Потом дома у Леора, в его студии, они записывались вместе, и он влился в новый коллектив. Сейчас он работает с «Limp bizkit» и известен как DJ Lethal. Специального музыкального образования у него нет, в этом он весь в меня (смеется).
– Помимо Токарева, с кем еще Вы работали как аранжировщик и музыкант?
– На альбоме Шуфутинского «Амнистия» я записал гитарную партию в одной из песен.
Вообще, как гитарист, я играл со многими американскими командами, очень многими.
Например, с Эминемом, c группами моего сына, конечно.
Несколько песен я аранжировал для Лаймы Вайкуле, с которой знаком больше 30 лет.
С новой силой наша дружба разгорелась, когда она приехала с концертами в конце 80-х. Сегодня мы очень близкие люди, дружим семьями. Вот несколько дней назад приехали с двухнедельного сафари в Кении. Это такой адреналин! Я под таким впечатлением! Сделал столько фотографий! Я Вам обязательно вышлю.
-Спасибо. Вы были в путешествии с женой? Чем она занимается, если не секрет?
-Да, мы были вместе в Кении. Моя жена работает в Москве – она дизайнер и закупщик для одного из дорогих бутиков на Кутузовском проспекте.
-Планируете ли Вы запись нового альбома? Порадуете слушателей?
-Да, сейчас у меня есть настроение записать новый альбом, хотя долгие годы я работал «в стол», много вещей уничтожено. Незадолго до отъезда я сделал новый вариант «Письмо матери». Ведутся переговоры с одной из московских компаний. Вероятно, осенью мои песни начнут появляться в некоторых музыкальных сборниках.
-Благодарю Вас за интересную беседу, Григорий, и жду с нетерпением новый диск.
Одна просьба: не уходите от жанра.
-Обещаю: от жанра не уйду. Будут и серьезные песни, такие как «Глухари» Есенина и веселые. Мне еще хочется похулиганить.
Подача, манера и подбор песен Гриши во многом перекликается или даже в чем-то продолжает традицию, как ни странно это для кого-то прозвучит, творчество Алеши Димитриевича. Многие собиратели эмигрантской песни справедливо полагают Диманта лучшим лириком третьей волны. Между прочим, в личной коллекции Диманта хранится один раритет, который мне никак не удается выцыганить для своего архива – это видеозапись концерта Димитриевича в Лос-Анджелесе. Написал фразу и подумал, а что же я не спросил его об этом в интервью? Ну, next time, как скажет Гриша.
* бывшие музыканты группы Стаса Намина «Цветы»
ДЛЯ SPECIALRADIO.RU
Интервью подготовил Максим Кравчинский
