Французский композитор Франк Бедросян (1974 г.р.) закончил парижскую консерваторию в 2003г., где учился у Жерара Гризе и Марко Строппа. В 2002-2003гг. прошёл курс композиции и музыкальной информатики в ИРКАМе, где его педагогами были Филип Лёру, Филип Манури, Брайан Фернехоу и Тристан Мюрай. Брал уроки у Хельмута Лахенмана на курсах в Центре Акант в 1999г. и в Международной Академии ансамбля Modern в 2004г.
Ф.Бедросян впервые привлёк к себе внимание в начале 2000-х годов, когда он, вместе со своим другом и коллегой Рафаэлем Сендо, заявил о новом направлении французской музыки – инструментальной сатурации, которая ставит во главу угла радикальную трансформацию тембра и ярым приверженцем которой он тогда являлся. Сегодня, 15 лет спустя после первых опытов в этой области, тотальная сатурация в его творчестве отступила на второй план, однако основное устремление композитора – поиск новых тембровых решений – осталось неизменным. С 2008 года Ф.Б. преподаёт в университете Беркле (Калифорния).
Корреспондент Специального радио, музыковед Екатерина Купровская, автор книги «На пределе звука. Эстетика сатурации в музыке XXI века» встретилась с композитором в Париже.
Е.К. – Франк Бедросян, на сегодняшний день профессиональный круг русских музыкантов уже знаком с Вашей музыкой, она исполняется ведущими русскими ансамблями современной музыки (АСМ Ансамбль, Студия Новой Музыки, Mariinsky New Music Ensemble). Вы также приезжали в качестве преподавателя на первую композиторскую академию в г. Чайковском в 2011г. А как Вы могли бы представить себя более широкой публике?
Ф.Б. – Филип Манури однажды сказал о нас троих (представителях сатурального направления: Рафаэле Сендо, Яне Робене и Франке Бедросяне. – Е.К.), что мы – незаконные дети французской спектральной музыки. Мне кажется, это очень милое и в то же время очень точное выражение.
Когда мы начали работать с Рафаэлем, нам хотелось отойти и от пост-сериальной эстетики (в частности, Булеза), и от спектралистов. И это стремление было искренним, неподдельным. В то же время надо признать, что определённые вещи были бы невозможны, если бы мы не являлись, по существу, пост-спектралистами. Мы (сатурационнисты) используем сложные звучности, которые были заявлены спектралистами, однако наша эстетика – другая. Тут было ещё и желание отдать дань почтения Жерару Гризе, учеником которого я был очень короткое время – всего несколько уроков, но воспоминания о них остались очень конкретные, почти фотографические.
Е.К. – В чём же заключается отличие сатуральной эстетики от спектральной?
Ф.Б. – Мы вытащили на поверхность тот аспект звука, который почти не был ими освоен – тёмный, скрытый, и всю эту сложную, сырьевую звуковую материю. Именно поэтому мы привлекли к себе внимание, спровоцировали полемику. Кроме того, спектральная музыка – это пост-сериальная музыка, поскольку её природа тоже структуралисткая. В то время как сатурация полностью порывает со структурализмом. Наша эстетика отличается особым отношением к исполнительскому жесту, к ритму, скорости. Они не были в полной мере развиты спектралистами. Кроме того, для нас очень важно соответствие ноты и тембра (что не всегда является обязательным – возьмите, к примеру, Баха), и мы очень привязаны к музыкальному инструменту как таковому. А потому для нас очень важен сплав исполнительского жеста и тембра: они неразделимы.
Вообще, особое отношение к тембру – это чисто французская характеристика. И она начала развиваться уже очень давно – ещё Берлиозом, потом Дебюсси. В Америке, например, этот аспект совершенно невозможен. У них речь идёт скорее о ритмических отношениях – как у Стива Райха, например. Мне кажется, это связано с их понятием сообщества. Тембр как метафора композиции просто немыслим в Америке! Тогда как во Франции существует нечто вроде мистицизма тембра.
Е.К. – Каковы Ваши главные творческие устремления на сегодняшний день?
Ф.Б. – Я сомневаюсь. Во всём. И всё время. И я считаю это нормальным. Например, я постоянно задаюсь вопросом – должен ли я продолжать следовать выбранному мной пути гибридизации тембров или же я должен отдалиться от него, подключать всё больше гармонических звуков. На сегодняшний день это моя главная дилемма.
В содержательном плане, я стараюсь обновлять эмоциональный настрой в каждом новом сочинении. Для меня немыслимо создать два сочинения с одинаковым эмоциональным содержанием. Во-первых, это скучно. А во-вторых, я расцениваю это как интеллектуальную леность. Поэтому я всячески избегаю подобных повторений.
Е.К. – Каковы ближайшие премьеры Ваших сочинений?
Ф.Б. – На 30-е марта 2017 в Париже намечена мировая премьеры пьесы для ансамбля Intercontemporain, посвящённая теме сотворения мира. Такой сюжет связан с тем, что к своему 40-летию Ансамбль Intercontemporain сделал заказ семи композиторам разных поколений (кроме меня, в проекте участвуют Mark André Chaya Czernowin, Stefano Gervasoni, Joan Magrané Figuera, Marko Nikodijevic et Anna Thorvaldsdottir), причём каждому из нас поручен один из семи дней сотворения мира. Идея состоит, конечно, в том, чтобы провести параллель между «сотворением» и творчеством. Инструментальный состав в моём сочинении: 2 флейты, 3 кларнета, 3 ударника, челеста и струнные. Тембровая концепция строится вокруг челесты – инструмента, который я ещё никогда по-настоящему серьёзно не эксплуатировал.
Е.К. – Ваши сочинения уже не раз исполнялись в России. Что Вы можете сказать об их интерпретации русскими музыкантами?
Ф.Б. – Спасибо за этот вопрос, я очень рад возможности ответить на него публично! Я бесконечно признателен русским исполнителям! Во-первых, это прекрасные музыканты, поразительно высокого уровня. Во-вторых, их отношение к исполняемой музыке – пылкое, заинтересованное, азартное. Оно великолепно подходит к моей музыке, которую нельзя исполнять без абсолютного участия души и тела. Потому что она так написана: это музыка жеста и тела. Например, пианист Михаил Дубов предоставил одно из лучших, если не самое лучшее, исполнение фортепианной пьесы «Края больше не параллельны». Это грандиозный музыкант. Когда я был в России, мне удалось поработать с ансамблем АСМ. Мне показалось, что в плане интерпретации они сразу же поставили планку очень высоко. Естественно, поначалу было непросто, поскольку эта музыка была совершенно новой для них. Но в ходе работы я поразился их способности к адаптации. Кроме того, они инстинктивно ухватили драматический – крайне важный – аспект моей музыки. Отмечу также аккордеониста Сергея Чиркова. Он обладает не только феноменальной техникой, но и способностью прочувствовать этот драматический аспект, передать его в особенной «чёрной» манере /в пьесе «Bossa Nova» /.
Е.К. – Вы общались и с русскими композиторами. Что Вы можете о них сказать?
Ф.Б. – Я очень благодарен Дмитрию Курляндскому за приглашение на композиторские курсы в г. Чайковском. Среди молодых русских композиторов есть, по крайней мере, десяток очень интересных, талантливых, страстно любящих своё ремесло. Я не помню всех имён, к сожалению, но сразу же могу назвать Александра Хубеева, Станислава Маковского, Николая Попова, Елену Рыкову, Марину Полеухину. Должен особо отметить тот факт, что все они великолепно обучены. То есть русская композиторская школа очень сильна и в педагогическом отношении.
Честно сказать, я просто мечтаю о том, чтобы снова приехать в Россию!
Сочинения Франка Бедросяна можно послушать здесь:
https://soundcloud.com/franck-bedrossian%20
