Ян Робен родился в 1974 году, закончил Парижскую консерваторию в классе композиции Фредерика Дюрьё (Frédéric Durieux) и Микаэля Левинаса (Michaël Lévinas). В 2006-2008 гг. прошёл курс музыкальной информатики в ИРКАМе, там же участвовал в разработке программы Omax в 2008-2009 гг. Ян Робен – основатель Ансамбля Multilatérale и франко-итальянского фестиваля Controtempо. Один из самых исполняемых композиторов Франции среднего поколения, Ян Робен зачастую ассимилируется с течением «сатурации» во французской музыке. Не считая себя «сатурационнистом» в полном смысле слова, он, тем не менее, не отрицает своего увлечения энергией, силой звука и экстремальной звуковой динамикой, а также физическим, телесным отношением к звуку и к исполнительскому жесту. Корреспондент Специального Радио, музыковед Екатерина Купровская, автор книги «На пределе звука. Эстетика сатурации в музыке XXI века» (2016), побеседовала с композитором.
Е.К. – Ян Робен, русский слушатель ещё не знаком с твоей музыкой. Мог бы ты вкратце очертить твой творческий путь, на сегодняшний день?
Я.Р. – Я вырос на юге Франции – как и мой друг, композитор Рафаэль Сендо. Я пришёл к сочинению музыки из джаза – сначала закончил училище в Экс-ан-Провансе, потом региональную консерваторию в Марселе и был джазовым пианистом, преподавал, играл с самыми разными джазовыми музыкантами. Но годам к 25-ти годам я понял, что никогда не смогу реализовать себя через джаз. К тому времени, помимо множества джазовых композиций, я написал довольно много произведений – в основном в стиле, который можно определить как «пост-Равелевский» с примесью Стравинского, причём ни разу не взяв ни у кого урока по сочинению, а только изучая самостоятельно партитуры. Однажды я узнал, что в Парижскую консерваторию можно поступить до 28 лет. И в 27 лет я туда поступил, хотя вступительные экзамены мне дались непросто; я готовился к ним абсолютно самостоятельно. С этого момента всё происходило очень быстро в моей творческой жизни: тот факт, что я поступил в консерваторию на возрастном пределе, как бы явился импульсом для того, что я был обязан прогрессировать очень быстро. Кроме того, мне, конечно, помогло то, что до консерватории у меня уже был приличный музыкантский опыт, активная музыкальная жизнь. После консерватории, где я был очень прилежным учеником, я прошёл двухгодичный курс (Cursus I и Cursus II) в ИРКАМе. Затем стал лауреатом конкурса на Римскую премию и провёл два года на вилле Медичи в Риме.
Е.К. – Как получилось, что «прилежный» ученик консерватории обратился к радикальным техникам письма?
Я.Р. – Я никогда не порывал с джазом, и, несмотря на то, что в консерватории я должен был подчиниться её «законам», я продолжал играть с разными группами – тут был и free джаз, и африканская музыка, и рок-музыканты, которые орали во время концерта, вскакивали на рояль и т.п. И «чистенькие» партитуры, которые я в течение двух лет писал в консерватории, были на самом деле не «моими». Поворотным годом в моей творческой биографии стал 2005-ый. Он ознаменовался сразу несколькими событиями. Я участвовал в композиторских курсах в Ройамоне и должен был написать трио для английского рожка, тромбона и контрабасового кларнета. Я совершенно не знал, что делать с этим составом. И тогда я добавил к партии каждого инструмента ещё один нотный стан, решив, что тут я напишу вокальную партию исполнителей – параллельно с инструментальной. Как известно, голос трансформирует звучание инструмента – получается некий гибрид тембра. К тому же эта манера игры высвобождает очень сильную энергию звука. А для меня понятие энергии – основное в музыке. Начиная с этого момента у меня возникло ощущение, что я нашёл себя как композитор.
В том же году я познакомился с кларнетистом Аленом Бийаром (Alain Billard) и виолончелистом Эрик-Мари Кутюрье (Eric-Mariе Couturier), оба – из ансамбля Intercontemporain. Благодаря Алену Бийару я открыл для себя этот невероятный инструмент – контрабасовый кларнет, для которого впоследствии написал большое трёхчастное сочинение « Art of Metal ». Тогда же я осознал, насколько важно и необходимо для композитора сотрудничество с исполнителями. Наверно поэтому, в том же 2005 году, я сформировал ансамбль Multiratérale и сегодня являюсь его художественным руководителем.
Е.К. – Когда ты был «в джазе», ты тоже основали несколько групп, как мне известно. Тебе, по всей видимости, вообще свойственно стремление объединять разных музыкантов, давать жизнь новым художественным коллективам ?
Я.Р. – Да, это абсолютно так и есть. Для меня совершенно немыслимо быть только композитором, сидеть за рабочим столом и сочинять музыку. Благодаря ансамблю Multiratérale я как бы открыл дополнительное творческое пространство – причём не для того, чтобы исполнять свою собственную музыку: они играли меня в самом начале своего существования, и сейчас, после 12-летнего перерыва, опять начинают немного меня исполнять. И в данный момент я, кстати, пишу для них – вчера начал оперу… Но главное: это творческое пространство, которым является ансамбль, способно принять в свой круг и исполнителей, и композиторов, позволить им творчески «высказаться». И для меня это очень важно. Кроме того, для меня естественно существовать в таком коллективе, общаться и сотрудничать с исполнителями и композиторами и т.п. Это позволяет мне также сохранять контакт с молодыми коллегами, помогать им. Еще один подобный пример – когда я жил и работал на вилле Медичи, я создал франко-итальянский фестиваль Controtempo, который просуществовал 5 или 6 лет в Риме. Я считаю все эти события неотъемлемой частью моего композиторского становления.
Е.К. – Что ты мог бы сказать о своём творческом процессе?
Я.Р. – Когда я пишу музыку, я отчётливо ощущаю внутреннюю энергию этого процесса – как некую кипящую сущность внутри меня, которая может выразить себя через ту музыку, которую я пишу. В этом отношении очень показательна одна из моих ранних пьес – «Хаотика» для ударных и электроники (2005). Кроме того, для меня очень важен элемент Огня – он олицетворяет собой энергию.
Е.К. Эти тенденции явно проявляют себя и в последующих твоих сочинениях – таких, как «Искусство металла», «Вулкано», «Инферно», а также «Монумента» c её « ползущим хаосом».
Я.Р. – Я нахожусь в постоянном поиске звука, тембра. Он где-то внутри меня – опять же нечто вроде энергии, которая требует выхода в виде звуковой реализации. Я также прошу максимальной энергии от исполнителей моей музыки: благодаря ей создаётся необходимая мне звучность.
Е.К. – Тебя часто приглашают на мастер-классы по композиции. Ты являешься, вместе с Рафаэлем Сендо, основателем летних композиторских курсов «Высокогорный университет». Какова твоя позиция относительно педагогики? Можно ли научить «сочинять музыку»?
Я.Р. – Научить сочинять музыку невозможно. И тем не менее я пытаюсь это делать! Звучит парадоксально, конечно! Я считаю, что учитель по композиции должен быть не «педагогом», а «гидом», наставником. Нужно стремиться распознать индивидуальность ученика, указать ему – со всей возможной скромностью! – какой путь или какое конкретное решение ему лучше подходит в тот или иной момент. Именно так я и стараюсь преподавать. Но я преподаю не постоянно, а только несколько раз в год (курсы, мастер-классы), поскольку предпочитаю сохранять «свежесть» взгляда на творчество молодых композиторов.
Идея общения и сотрудничества композитора с исполнителями проводится в жизнь и в нашем Высокогорном Университете, где вместе с преподавателями присутствуют музыканты ансамбля Multiratérale. То есть студенты в течении десяти дней могут общаться с ними, исследовать возможности инструментов, открывать и изобретать новейшие техники игры.
Е.К. – Тебе знакомо творчество некоторых российских композиторов молодого поколения – Дмитрия Курляндского, Станислава Маковского, Александра Хубеева. В их музыке очень сильна тенденция к радикальной трансформации тембра – тенденция общемирового масштаба, как мы знаем. Есть ли, на твой взгляд, какая-либо отличительная особенность русских музыкантов в этом отношении?
Я.Р. – Русские композиторы ещё более радикальны, чем европейские ! Те, кого я знаю, очень талантливы, изобретательны и трудоспособны! К тому же у французских композиторов есть этот якорь – французская традиция, идущая от Дебюсси, и мы все очень к ней привязаны…
ДЛЯ SPECIALRADIO.RU
