В отличие от Поющих гитар, для которых рок-опера «Орфей и Эвридика» стала их концом как ансамбля, наш коллектив наоборот – укрепился и продолжился. Мы не стали делать рок-оперу как отдельную постановку с большим набором сценической номенклатуры, а сделали её первым отделением наших выступлений. Так мы и спаслись, потому что если бы мы ушли в «театр», то мы бы уже из него не вернулись. Во втором отделении полностью у нас шла эта шлягерная тема, а рок-опера была в первом, и мы там только все переодевались.

Когда уже потом мы с Богословским познакомились, я приезжал к нему, дома у него гостил, то уяснил для себя, что он по жизни был франт – и это для него было главным. Без бабочки он не выходил никогда, одет был всегда с иголочки – он заботился о своём, как говорится, реноме, о вкусе даже, если хотите. Как-то сидим у него в гостях, по телефону звонок. Богословский берёт трубку, и начинает на французском с кем-то спорить. Я даже вначале смутился – где я – Москве или Париже?