– Сережа его где-то слышал. Я Шилклопера знаю с детских лет, учились в Суворовском музыкальном училище в Москве. Он был и есть мой близкий друг. Сейчас Шилклопер один из ведущих мировых инструменталистов, признанный всеми известными критиками и журналами валторнист. Плюс он признан лучшим исполнителем в мире на редчайшем инструменте – альпийском роге. А в тот момент Аркаша работал в оркестре Большого театра и немножко баловался традиционным джазом.
– Как вы стали «Трио О»?
– Интересно, когда я позвонил Аркаше, он начал задавать те же вопросы, которые я задавал Летову. Все повторилось «в ноль». И уже я ему ответил: «Приходи, посмотришь картины, походишь по залам. Если захочешь – поиграешь».
Что касается «Три О», то так этот коллектив и родился. Сначала мы назвали его «Свидетельством о рождении». Мы были одногодки, одного, 1956 года. Собственно, мы ни о какой карьере тогда не думали. У каждого была своя жизнь, своя профессия. Сережа был инженером, Аркаша работал в академических симфонических оркестрах…
– Да, надо было как-то уходить от статьи по тунеядству, что в СССР каралось. Помню наши посиделки на ТЭЦ-16, где вместе с нами сторожили покойный поэт Андрей Туркин, покойный режиссер параллельного кино Игорь Алейников; слава Богу, живущий в Израиле Саша Бараш, литературовед Миша Дзюбенко, художник Леня Зубков.
Тогда же «Три О» начал активно участвовать в вечерах «Клуба Поэзия». Причем, если вначале нас приглашали выступать в перерывах между поэтическими чтениями, чтобы создать некую атмоферу, то в дальнейшем это превратилось в совместное сотрудничество. Помню, ты подошел и сказал: «Давайте попробуем вместе». После чего мы начали играть и с Володей Друком, с Дмитрием Александровичем Приговым и другими. В дальнейшем, это уже стало нормой наших выступлений – совместное музицирование с читаемыми текстами.
Благодаря уже этим связям, мы вышли на другой уровень, выступая в посольствах, участвуя в концертах в Манеже, на вернисажах. Нас стали приглашать в такие совместные проекты, как Лизы Шмитц «Искунство».
В то время случился и знаменитый Фестиваль советского авангарда в Цюрихе, где 1989 год был объявлен годом России. Туда поехали все: классические оркестры, хоры, балеты. В рамках фестиваля было решено пригласить из России джаз.
– Вспоминаю, как мы провели несколько дней на фестивале в Пярну: «Три О», Курехин, Коля Дмитриев, Чекасин…
– Кстати, в Пярну в 1986 году нас рекомендовал Артем Троицкий. Он был лично знаком с организаторами Пярнусского джаз-фестиваля и рекомендовал нас. Там произошла очень примечательная сцена. После фестиваля, где мы выступили с успехом и где нас задействовали даже в рекламный роликах, нам в конверте выдали гонорар. Шилклопер не поверил. Он был потрясен: «За такую музыку еще и платят». Он до конца еще не верил: то, что мы играем – это серьезно. Шилклопер был в шоке. Он был уверен, что платят только за классическую музыку. А заплатили хорошо, да и за проезд, естественно.
Там же, в Пярну, произошло мое знакомство с Курехиным, после чего мы были приглашены, как «Три О», участвовать в «Поп-механике». Летов в «Поп-механике» играл раньше, едва ли не с 1982-1983 годов. А уже на одной из первых моих «Поп-механик» я познакомился с Борей Райскиным, который играл тогда в составе ансамбля старинной музыки.
– Несколько слов о «Три О» в «Поп-механике». Что вы там делали?
– Трудно объяснить, что это было. Музыковед Фейертаг не смог дать этому определения. Думаю, лучше всего здесь подходит старинное слово «мистерия». Мистерии, которые проходили в разных концах света, о которых мечтал Скрябин. «Поп-механика» – это шоу с музыкантами, с цирковыми артистами, клоунами («Лицедеи»), животными (лошади, козлы, гуси, змеи и т.д.), рок-группами («Кино», «Странные игры», «Аквариум», «Джунгли»), с классическими певцами и музыкантами, хорами и ансамблем песни и пляски Ленинградского Военного округа, с симфоническими оркестрами и всякими-разными пионерами.
