I
Володя Весёлкин появился в «АукцЫоне» из ниоткуда. Ни я, ни Лёня Фёдоров не помним, кто его впервые притащил на репетицию. Он произвел впечатление человека энергичного и талантливого. В «АукцЫоне» Весёлкин танцевал на сцене, но я увидел, что парень способен на большее и предложил ему записать собственные песни. Первый и единственный альбом Володи «Невозможная любовь» с заявленной гейской легендой продюссировал я. Тексты у него были яркими, и музыка – тоже.
Потом я увидел, как он рисует. Это поразило меня ещё больше. По технике и стилю Володя напоминал самого Леона Бакста. Кто бы мог подумать, что дитя опустившихся уличных алкоголиков на такое способен. В то время Володя не брал спиртного в рот. Он дико боялся повторить судьбу родителей и говорил, что до сих пор во сне видит ужасные картинки своего детства. Гулянки дома и себя, голодного и никому не нужного, в куче рваного тряпья.
Но «родословная» взяла своё. Володю понесло со всеми вытекающими последствиями. Пошел ко дну Весёлкин стремительно. Я уже меньше общался с ним. Хотя, продолжал любить его за талант. Мы ведь не только записали альбом, но и сняли серию клипов. Работать вместе было безумно интересно. Любопытен ещё один факт: памятуя его «нетрадиционность» в сексе, я повез Володю к геям в Берлин на большой фестиваль «Christopher Day». Он знакомился с парнями, танцевал, поздравлял их. Но, ко мне подошел один из организаторов и спросил: «Кирилл, а ты уверен, что он наш? На гея твой друг совсем не похож…». Так что, геи Весёлкина не приняли – оказалось, что его «нетрадиционность» не более, чем выдумка. Возможно, у Володи и была пара контактов с мужчинами – но не более того.
Зачем он всё придумал? Я долго над этим размышлял. Не углубляясь в психологию, скажу о своих выводах: «гейство», запои и прочие выходки Володи – чистой воды садомазохизм. Ему хотелось быть изгоем. Та же тема есть и у Достоевского. Федор Михайлович любил рассказывать о себе гадкие истории, вплоть до того, как он изнасиловал ребенка. «Какое позорище, – говорили в ответ все окружающие, – ты настоящее говно!». А писателю это нравилось. Так, он обращал на себя внимание.
… Сейчас он живет один, брошенный, никому не нужный и злой. Насколько я слышал, по-прежнему пьёт. У Володи был шанс устроить жизнь. Время от времени на его горизонте возникали дамы, готовые его поддержать. Но. со всеми ними Весёлкин быстро ссорился и поливал за глаза такой грязью, что дамы быстро ретировались.
После окончания проектов с Володей, я понял – нужно где-то кормиться. Искусство это хорошо, но денег оно не приносит. Я стал заниматься декорациями, но параллельно меня тянуло во все стороны – и рисовать, и музыку делать. Как сказал однажды мой друг (ныне покойный), Роман Трахтенберг: «Если б ты занимался чем-то одним, давно бы был звездой мирового уровня». Но я не жалею о своей эклектичности. Ведь именно благодаря этому, у меня получилось создать главный проект жизни – «Арт-клинику».
II
«Арт-клиника» появилась в Питере не сразу. Ей предшествовала галерея имени Сальвадора Дали. Я открыл ее в 1989 году на Пушкинской, 10. В качестве рекламы в обшарпанном страшном дворе я повесил яркую неоновую вывеску. Выглядело это необычно и привлекало народ. Люди ходили смотреть на мои работы и картины «коллег». Меня радовала такая популяризация искусства.
А потом мне отдали никому не нужный старый флигель – фактически руины. Художники не хотели его ремонтировать. Там не было окон, дверей, полы давно прогнили. На восстановление требовалось немалое время и средства. Но, я взялся за дело и, как выяснилось, не зря.
Переоборудовать помещение мне помогли друзья и «сочувствующие», я устраивал субботники и вбивал туда свои деньги. На реконструкцию ушло около трёх лет. В итоге в 1993 году клуб «Арт-клиника» заработал.
Я воплотил там свою идею смешения жанров. У нас была и музыка, и живопись, и театр. В центре богемной жизни Питера бурлила своеобразная лаборатория, где рождались новые проекты. Именно с «Арт-клиники» начались группы «НОМ» и «Два самолёта», они выступали в моем клубе регулярно. Именно мы открыли как ведущего и шоумена Романа Трахтенберга, который пришел в клуб фактически с улицы (он пел на Невском проспекте). У нас действовало рок-кабаре, это было ново и необычно. Досиживать публика ходила в «Фиш-фабрик», но только когда моё заведение закрывалось.
У нас была ещё театральная шоу-программа, а потом начинался рок-концерт. В нашем клубе переиграли все музыканты Питера – это было престижно. Пожалуй, не «засветился» в «Арт-клинике» только Юрий Шевчук. У меня же начинали «Коллибри», тогда ещё совсем девчонки. И при «Арт-клинике» состоялась неординарная Лера Гехнер. Правда, было это в «филиале» клуба. Напротив Маяковской, где я тогда жил, в доме Хармса, мы пытались сделать небольшой концертный зал из подвала. Но наши шоу быстро разогнал жилец с верхнего этажа, у которого прямо над подвалом спали дети.
«Коллибри» были очень колоритными. Петь они практически не умели, зато выглядели сногсшибательно, и энергетика от них пёрла сумасшедшая. Девчонки очень хотели работать, и поэтому публика их любила и прощала огрехи. Вся авангардная тусовка города тоже крутилась вокруг нашего клуба. По воскресеньям у меня были акции и перформансы, на которые ходило полтора человека, но мне все равно это нравилось. Хотя, на них, конечно, невозможно было заработать.
Меня вообще мало волновал вопрос денег в ракурсе «Арт-клиники». Зато, как выяснилось, об этом заботился наш партнёр (пусть будет – N., не хочу называть и пиарить этого человека). Он делал вид, что богат, что хочет продвигать искусство. На самом деле – прохиндей был редкостный. N. постоянно с нами тусовался, и вскоре мы ему доверили кассу клуба. Он говорил, что заведение ничего не зарабатывает и отдавал нам какие-то гроши. Зато, устраивал праздники – шашлыки, катание на лодках, поездки за город. Поэтому, у костяка «Арт-клиники» всегда было приподнятое настроение. В итоге выяснилось, что выручка была всё же неплохой, и прогуливали мы честно заработанные собственные деньги. N. был с позором выдворен. Мы пригласили профессионального бухгалтера, и финансовый вопрос наладился.
Но, я ни на минуту не пожалел о потраченных средствах. Это были золотые времена. Через «Арт-клинику» прошел даже Сергей Шнуров – был такой проект «Ухо Ван Гога». Ребята пели смешные песенки с театрализацией: три парня одевались в разноцветные трико и вытворяли на сцене черти что. Первый раз перед выступлением они засосали за кулисами по стакану водки. Так как я вообще не сторонник этого дела, то возмутился. «Это помогает нам быть на кураже», – парировал Шнур. «А концерт-то вы выдержите?» – сомневался я. В итоге они выскочили на сцену и четыре песни отпрыгали на одном дыхании. Публика стояла на ушах. А потом выступавшие «сдулись» – сказался алкоголь. Не рассчитали они дозу.
Ко мне приходил и Саша Васильев – лидер группы «Сплин». Узнал я о нём от сотрудников дружественного магазина «Кастл-рок», устроенного когда-то на месте разбитого гаража. «Вот Саша, – рассказал мне о новом исполнителе директор магазина. – Поет непонятно что, но нравится девочкам, все они требуют его кассеты». Оказалось, группа, действительно, хорошая. С Васильевым мы долго разговаривали. «А чего вы хотите-то?» – в финале спросил я Сашу. «Стадионы собирать», – не моргнув глазом, ответил он. Я присвистнул: «Ну, стадионы – это не ко мне, но если хотите выступить в «Арт-клинике», велком!». Через год ребята были на всех стадионах. Мечта Васильева сбылась.
III
Роман Трахтенберг был человеком образованным. До того, как попасть ко мне в «Арт-клинику» он работал директором в «Формальном театре» Андрея Могучего. Но, административная должность его мало устраивала. И параллельно он решил воплощать свою мечту – пел советские песни, смешно переделывая их в стиле а-ля кабаре и добавляя к вечным хитам скабрезные строчки. А ,поскольку, как артиста Трахтенберга никто не знал, дебютировал Рома в… подземном переходе на Невском проспекте. Где я, собственно, его и встретил.
Рома оказался находкой для «Арт-клиники». Он продолжил петь в том же жанре, и постепенно на его шоу стали ходить постоянные поклонники. Программа называлась «Нервный тик». Аккомпанировали Трахтенбергу аккордеонист и гитарист. Выступал он у нас два года. Мы довольно мирно уживались, но была одна небольшая проблема: Рома постоянно хотел больше денег. Его дежурной фразой было: «Нельзя ли доплатить?». Поначалу я раздражался и посылал его в ж…у. Мои всплески эмоций артист воспринимал философски, и на какое-то время умолкал. Потом история с просьбой повышения гонорара повторялась. В итоге я понял: это такая тактика. Он просил на всякий случай, с надеждой, «а вдруг?».
Однажды Рому пригласили в клуб «Хали-Гали» вести мероприятие для металлистов. Шоу он провел, но при этом выражался так, что у бывалых хулиганов и рокеров отвисли челюсти. Ругался Трахтенберг виртуозно – мог залепить трех- и четырехэтажным матом. Хотя в жизни был интеллигентным парнем с высшим образованием. А мат, секс и все остальное являлось его вторым (но не первым) «Я». Директору клуба Рома тогда понравился, и он ушел от меня в «Хали-Гали». Но отношения у нас не испортились. Я посмеивался, когда из клуба до меня долетали слухи, что Рома и там постоянно спрашивал: «Нельзя ли доплатить»?
А ,вообще, он, действительно, был умным. И очень предприимчивым. Я поначалу не понимал, как в стране, нетерпимой к евреям, можно пиариться за счет своей фамилии. Но приставка «трах» делала фамилию звучной и запоминающейся. И Рома всячески старался подчеркнуть свой имидж секс-символа. Тем более – он не просто болтал об этом, но и доказывал раскованность на деле.
Дело было в той же «Арт-клинике». Я провел там пикантное мероприятие – фактически первую порно-вечеринку в Питере. Это было одновременно пати и съемки. Конечно, вел шоу Рома. В один прекрасный момент он схватил за попу девушку из нанятых стриптизерш. Та ответила ему жгучим поцелуем. А потом сказала: «Здесь очень много народа, давай уединимся…». Но, надо знать Трахтенберга! Поняв, что девушка не против, Рома завалил её при всех. В полном зале он уложил её на пол и под всеобщие аплодисменты «обработал». Это сняли и запись до сих пор где-то гуляет. С тех пор к Роме крепко прилепилось звание секс-символа.
IV
Ближе к 2000-му году «Арт-клиника» умерла. С этого момента начался новый этап моей творческой жизни. Я получил премию «Люди нашего города» как самый популярный в Петербурге художник. И решил: на новый, XXI век не претендовать. Смело назвав себя «главным авангардистом
уходящего XX столетия», стал делать только те проекты, которые безоговорочно интересны мне. Сейчас я занимаюсь чистым творчеством, стараясь как можно меньше взаимодействовать с системой и людьми бизнеса. Честно сказать, в «новом веке» я ничего не понимаю. Кто популярен, кто кого куда ведёт, у кого какая концепция… Наверное, это уже не моё время.
Мне интересно сейчас дорабатывать линию фрик-арта – изменять свой внешний вид. В этом жанре достойно выразился только ныне покойный Владислав Мамышев-Монро. У меня был проект «Шарманщик» – как проявление фрик-арта. Я снимаю независимое кино с собственным участием. Я овладел не только камерой, научился и монтировать. Я сотрудничаю с Еленой Альфа-Центавра на предмет боди-арта. Она – великолепная художница и понимает меня с полуслова.
Как человек, прозвучавший в XX веке, я считаю, что главная моя задача – прожить, сколько Бог даст в XXI веке, и не обосраться. Наверное, звучит это грубовато, но это правда.
Для SpecialRadio.ru
Санкт-Петербург, июнь 2016
Материал подготовлен Натальей Черных
8 октября, 2016
А почему же нет ни слова о других альбомах ОВД? Вот есть один альбом на стихи Гиппиус и Сологуба. Это что?