Первый раз я познакомился с Борей в конце восьмидесятых через своего школьного друга Митю Дыховичного, сына известного режиссера Ивана Дыховичного. Мы с Митей учились в Московской средней художественной школе имени Сурикова, откуда нас двоих выгнали за неуспеваемость и плохое поведение. В школу эту попадали, начиная с пятого класса средней школы через экзамены. Я продержался там до конца восьмого класса и, провалившись на экзаменах по рисованию, так как был бездарен, решил заняться музыкой. И мы с Митей тогда начали тусоваться.
Среди тусовок нарисовалась группа «Николай Коперник», и мы с Митей оказались у них на репетиционной базе в Парке Культуры. Еще до этого на хате Дыховичного на Парке Культуры мы встретились с Борей. Тогда был обычай заходить друг к другу в гости без звонка, и зайти мог кто угодно и когда угодно. Раздался звонок в дверь, и Боря зашел в хату в белом костюме, в пиджаке и брюках, как потом стал ясно – серого цвета. И пошли мы вместе втроем на базу к «Коперникам», где репетировал Юрий Орлов с ребятами в Центре Стаса Намина.
Сам Боря жил тогда на Шаболовской на улице Новая Заря в коммунальной квартире. В самом начале 90х по адресу улица Пятницкая дом 4 образовалась репетиционная база, где я и репетировал со своей группой «Радио 1». Назвался я так в честь ведущего пиратской английской радиостанции Джона Пила, нанятого америкосами, чтобы троллить британское общество и крутить всякий отстой, взрывать людям мозги и разлагать общество. В итоге его прописали аж на БиБиСи, чтобы он смог продолжить свою деятельность, и там-то он и назвался «Radio 1». Крутил он там всякие мутные голимые британские группы, жуткий отстой, и меня это сильно впечатлило тогда настолько, что я решил назвать проект «Радио 1», как пародию на весь этот западный неформат. Потом я отъехал на некоторое время в Испанию на подработки и вернулся только к 1996 году. Понял там, что подносить чемоданчики в отеле всяким сладким буржуа бесперспективно, и решил вернуться, потому что на поверку стало ясно, что на Западе – еще больший совок, просто совок в квадрате.
Как вернулся, разумеется, сразу к Боре, а тут уже целый клуб, а не просто репбаза, да еще и самый модный и наистильнейший клуб в Москве. Какие люди там были, какой круг общения! Все это сильно впечатляло, и я продолжил свой проект и выступал у Бори в «Третьем Пути», благо он сразу дал возможность там играть. И до конца 2000х это был мой основной круг общения – Борис Раскольников и те люди, которые приходили в «Третий Путь». Ничего интереснее этого клуба и круга общения, который создался вокруг, для меня просто не было. Благодаря Борису там ни одно мероприятие не было похоже на другое, там не было никакой рутины. Одно дело, если выступали местные, другое дело, если выступали питерские. Чем ценился «Третий Путь» – тем, что там много было питерских проектов, которые потом раскрутились и пошли дальше: «Маркшейдер Кунст», «Два Самолета», Наташа Пивоварова из «Колибри»…
Часть артистов приезжали, обращаясь лично к Боре, а каких-то привозили менеджеры. Клубу не нужна была реклама, место центровое, и достаточно широкая туса под это место изначально была уже готова, не надо было загонять людей с улицы. Таких мест к тому моменту было много, но, благодаря личности и обаянию Раскольникова, люди шли именно туда. Я в харизму не верю, это надуманное понятие, и все решается человеком, насколько он умеет делать дело в нужный момент, и Боря в нужный момент всегда мобилизовывался и делал дело. При этом он оставался интересным человеком с талантом неформального общения, то есть Борис сочетал в себе несколько ипостасей: талантливого хозяйственника и приятного собеседника, интересного компаньона, светского человека, что у нас, в России встречается очень редко.
Он был человеком широкого круга интересов. У него, конечно, шутки были и некоторая насмешливость, но серьезными вещами он не шутил. Для него не было второстепенных вещей, и это его сильно отличало от остальных людей. Ему важно было абсолютно все, и он абсолютно серьезно относился к каждому человеку. У Бори не было иллюзий в отношении людей, тем не менее, он верил в людей. Легко, разочаровавшись в мире, нахлебавшись говна, начать плохо относится к людям, оборвать связи и уйти от мира и гораздо труднее продолжать в них верить, общаться и работать с ними. «Третий Путь» – это для меня была ночная жизнь. И Борю, соответственно, я видел с вечера на ночь и с ночи на утро не в самой его деловой фазе. А дела, по всей видимости, он решал на неделе. Как правило, все деловые моменты были в фазе полного хода, все уже делалось и происходило. Для меня всегда было загадкой, каким образом все эти проекты обговаривались.
Тогда круг общения Раскольникова сильно выделялся на общем фоне – все было достаточно серым. Боря был стержнем, и все было интересно закручено. Провести сутки в общении с Борей – это было как прожить отдельную жизнь. С ним никогда не было скучно, он один из тех немногих людей, который всегда мог поддержать беседу, даже если все темы исчерпаны и сказать было больше нечего. Это могло продолжаться сутки и более – разговор о судьбах мира на самые разнообразные темы, от самых ничтожных, до самых больших, широчайший спектр поиска знаний и понимания, что к чему в жизни. Важен был момент самого общения. Как ни странно, у Бори алкоголь никогда не был во главе угла. Обычно летом в воскресенье мы выходили днем пройтись по округе, по Пятницкой и Ордынке. Осенью любили посидеть под золотыми деревьями окрестностей.
Мы с Борей играли музыку и даже выступали с проектом «ФБР»(«Фантастический Борис Раскольников»). Занимались этим до тех пор, пока не украли инструмент где-то в 2002м году на юбилейном концерте. Мы выступили с Борей и оставили инструменты на сцене, предположив, что сейчас мы выпьем, потом поиграем джем. Пока выпивали, забыли об этом, и выяснилось, что инструменты украли, когда спохватились, аж через сутки. Украли синтезатор, акустическую гитару, комбик. Там толпы ходили и выходили, хотя во время мероприятия был контроль и охрана, были моменты во время праздников, когда контроль этот весьма ослабевал.
У Бори родилась идея делать сборники на компактах из групп, выступавших в «Третьем Пути» и решение назвать это «Время Назад» – такой ностальгический аспект. Боря уже понимал, что лучшее осталось в прошлом. Борис был мастер конкретного выражения в кратких формулировках. Ставил фамильярных гостей на место и не любил панибратства, мата, хамства и панков. Драки, конечно, были, по-пьяни, в основном. Скины, черные казаки врывались в клуб и устраивали погромы, милиция устраивала облавы, но я лично свидетелем таких происшествий не был.
С конца 90х клубная жизнь пошла на убыль, и к концу 2000х годов время «Третьего Пути» начало уходить. Оно ушло и должно было уйти неизбежно, и какой-либо достойной замены тому кругу общения я не вижу и, видимо, не будет. Нет таких людей, как Борис, которые вокруг себя могли бы такой круг общения завертеть.
Странно, что в отношении Бори, царство ему небесное, никто не упоминает Гюрджиева. Хотя это явления одной природы, и таких людей, как Гюрджиев, было больше, чем принято считать. Не всем удалось оказать такое воздействие, но это было распространенное явление, и каждый встречал таких людей, которых называют «пассионариями» или «лжепророками», их до сих пор еще можно встретить. Гюрджиев определили целое направление всяких таких пассионарных личностей, и Боря был именно из той когорты людей. В его случае это проявилось на уровне музыкальной тусовки. В первую очередь, это организационное начало. Конец 19го века и начало 20го ознаменовались тем, что появилось огромное количество организаторов на локальном и глобальном уровнях. В советские времена для этого была даже специальная должность – «массовик-затейник», выражаясь бюрократическим языком. Боря никаким «массовиком-затейником», конечно, не был, зарплату за общественный род деятельности он не получал.
Боря не стал размениваться на забавы, он серьезно хотел организовать избранных, при этом сектанства сторонился сразу, Гюрджиев тоже не был сектантом, он был открыт, хотя он изгонял некоторых учеников, от каких-то сам убегал, но при этом искал новых людей. В личной беседе Боря избегал упоминания Гюрджиева и на эту тему не распространялся, хотя было очевидно, что он находился под огромным воздействием личности Гюрджиева, и его корни уходят именно туда.
В отношенческих проявлениях Борис был во многом схож с Гюрджиевым. Это был определенный подбор круга общения, определенная избирательность этого круга, вроде бы, казалось, открытого для всех, но не каждый в нем задерживался. Люди были самые разные, но должна быть некая гармония, поиск этой гармонии наличествовал. Боря был в постоянном поиске гармонии, и музыка здесь играла большую роль. При этом Боря не стремился манипулировать людьми, набирал людей и после начинал проводить некую селекцию, полагаясь, скорее, на спонтанность и интуицию. Но если он хотел кого-то слить, то сливал сразу, и тут зависело от быстроты понимания того, кого сливали, доходило ли это до прямого посылания «на». Гюрджиев благосклонно относился к музыке, танцам и изобразительному искусству, что в «Третьем Пути» всегда присутствовало также. Было выраженное стремление к некоему гармоничному развитию личности в комфортной обстановке.
Боря имел дело с клубной сценой и шоу-бизнесом в андерграундных условиях, и тут он попал в сложный оборот, порой почти ад. Все это сулило перспективы, которые в результате оказались обратными. У каждого «пассионария», к слову, были свои идеи, были написаны массы трудов, которые потом выбросились на помойку, у каждого был круг своих друзей: всякие художники, музыканты, доморощенные философы со всякого рода психологическими сдвигами. У каждого «гуру» была своя концепция и свой метод. И у Бори был свой метод ведения клубного дела и построения взаимоотношений, который он менял и совершенствовал в зависимости от обстоятельств. При этом он избегал выстраивать обговоренную направленность, полагаясь на спонтанность, избегая преднамеренного сектанства. При этом всех, с кем общался, обязательно проверял и пока меня он не проверил, мы с ним близко не сошлись.
Необходимо сказать, что Боря был очень чистым человеком, душевно и духовно. При этом, разумеется, глубоко ранимым. И он был абсолютно лишен какого-либо цинизма, очень остро чувствовал и не любил фальшь, грязь, пошлость и очень тяжело переживал цинизм. При этом он попал в самую грязную среду в самое грязное время. Я так думаю, что каждый день для него был новым испытанием. Сам он, разумеется, не был идеальным человеком, и это его тоже очень удручало, как и неидеальность мира. Он и себя узнавал с той стороны, с которой не хотел бы знать, равно, как узнавал мир с той стороны, с которой он не хотел бы знать, а приходилось узнавать. И это не прекращалось никогда.
Он был человеком светлым, порой и демоном, но светлым, вот что главное. Он принадлежал свету. А клубная туса, альтернативная движуха вся построена на ночи. Его пугали не черти, он их не боялся, а пугали люди, которых он представлял одним образом, а они поворачивались внезапно другой стороной, о которой он и не подозревал и не всегда был к этому готов. Сама эта среда, в которой он оказался, самодовольно и самодостаточно существовала и существует, и это его потрясало. С какого это рожна такое количество подонков – и не в тюрьме, и не на лесоповале! Он взял на себя сложную и тяжелую задачу – светить во тьме, в страшном мраке.
Для SPECIALRADIO.RU
Москва, Сентябрь 2016
Материал Подготовил Игорь Шапошников
