rus eng fr pl lv dk de

Search for:
 

ПОЭТИЧЕСКОЕ ВОСПРИЯТИЕ МИРА КАК МЕТОД МУЗЫКАЛЬНОЙ СИНХРОНИЗАЦИИ

Дмитрий Озерский

Как и у многих, моё детство, особенно в ранние годы, делилось на две неравные части: зима и лето. Бабушки и дедушки по маминой линии постоянно жили в Питере, а по папиной — на Украине. Большинство приятных воспоминаний связаны именно с летним временем, когда можно было купаться, играть в саду, собирать яблоки и вишни.

Со стороны матери мой дед был военным, который дошёл до Берлина и встретил там Победу; его жена, моя бабушка, работала медсестрой. Другой дедушка всю жизнь проработал агрономом в колхозе имени Семиренко, где выращивал знаменитые яблоки одноимённого сорта.

Из детства всплывают в памяти такие картинки: сосед из воздушки попал в воробья, или ты прыгнул через забор и сломал самолётик, потому что на него упал. Счастливое летнее детство запомнилось мне гораздо ярче, чем зимнее. Питерский дедушка любил меня безумно, и мы с ним часто гуляли в саду у Владимирского собора — в раннем возрасте я жил как раз напротив него.

Мама была педагогом дошкольного образования, и благодаря этому в нашем доме всегда было много детских книг; читали мы постоянно. Как сейчас помню:

Эта птичка — злой орлан,
птички, птички по домам,
птички, птички, ам, ам, ам!

Я начал читать сам в три года, хотя меня никто не заставлял, а первое стихотворение сочинил в три с половиной года. Сам написал его на клочке бумаги, разумеется, с ошибками, разжевал хлебный мякиш и на кухне приклеил эту записку со стихом на дверь. Стихотворение было такое: «Мамка-Люська капитуська, ты плохая до весны».

В доме было много пластинок, которые мы слушали на патефоне. Моё первое музыкальное впечатление — конечно, «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?». Я всегда представлял себе медвежонка, который обиделся и уходит от злых родителей в другую семью. Эту песню я слушал бесконечно. Ещё одной любимой с двух-трёх лет была песня «Этот парень, парень — паренёк… Ай да парень, паренёк». Нравилась мне и «Песенка старого извозчика» в исполнении Утёсова, да и многое другое — у нас был полный набор пластинок. Я даже ходил к соседям, чтобы послушать их гибкую пластинку с песней Ольги Воронец «Колокольчик голубой» — замечательную песню «Коло- коло- колокольчик».

Доисторическая эра “Фаэтона”. (из архива Д.Озерского)

Никаких отношений с музыкальными инструментами у меня тогда не было. Телевизора, насколько я помню, у нас не было лет до пяти-шести, потом он появился — с одной программой, и все ставили галочки в телепрограмме, отмечая, что будут смотреть. Потом появилась вторая программа, третья, и мы всегда с большим интересом ждали «Спокойной ночи, малыши», чтобы увидеть, как там всё будет происходить.

В детском саду меня часто просили почитать книжки младшим и сверстникам. Очень любил стихотворение «Жил осьминог со своей осьминожкой» — до сих пор его помню. Вообще, я всегда любил сказки, а поскольку читать начал рано, то и читал много. С удовольствием рассматривал и перечитывал «Приключения Пиноккио». А из дошкольного возраста больше всего запомнилась книга Марка Твена «Приключения Тома Сойера». До третьего класса нас в школе заставляли заниматься хореографией, потом я занимался уже сам в Доме пионеров и школьников, и это продолжалось до седьмого класса, пока врачи не запретили мне петь и танцевать по состоянию здоровья.

С первого-второго класса у меня уже началась язвенная болезнь, поэтому спортом я занимался мало, а вот танцами пытался увлечься, а затем пришёл в театральную студию «Миф» при ДК им. Кирова и погрузился в театральную жизнь. Нашим педагогом был Владимир Янович Бродянский, который открыл для меня множество прекрасных произведений литературы. Именно через него ко мне пришли потрясающие «Мастер и Маргарита», «В ожидании козы» Евгения Дубровина — эти книги сильно на меня повлияли.

Круг общения в студии был интересным, там бывало много людей, и некоторые знакомства переросли в дружбу на долгие годы. Однако мыслей поступать в театральный вуз у меня не возникало — всё это казалось мимолётным увлечением, чем-то несерьёзным.

Когда к родителям приходили гости, меня часто вовлекали в игру в буриме: мне давали рифмы, и я должен был очень быстро придумать на них стихотворение — это здорово развивало. Ещё я увлекался шахматами.

Несмотря на то что я был мелким очкариком и занимался танцами, с четвёртого класса я постоянно дрался. Любвеобилен я был с малых лет — ещё в детском саду влюбился сразу в двух девочек. Одну из них я разлюбил, потому что она не хотела есть кашу и плакала. А от второй у меня достаточно долго была сердечная рана.

Кино в детстве я смотрел много, как и все мальчишки — всякие «Фанфан-тюльпаны» и всё, что тогда показывали. В Питере было замечательное место — «Синематограф» с абонементами, и я смотрел там практически всё: все зарубежные фильмы, всех «Робин Гудов», трофейные «Микки Маусы» и мультфильмы Диснея. Когда появились видеосалоны, мы, дети, стали смотреть «Корабль-призрак» и «Джека в стране чудес» по двадцать раз подряд, если фильм нравился. Со временем походы в кино вошли в традицию, которая, увы, сейчас уже утрачена.

“АукцЫон” – 1986

Книги я не только читал, но и коллекционировал. Начиная с седьмого класса я собирал народные и авторские сказки, самые разные. Ни в поэтических вечерах, ни на дискотеках мне участвовать не довелось, хотя стихотворения, которые я читал, запоминал практически сразу и мог сам сочинять их без всяких ограничений. Из журналов, которые потом оказывались у нас на чердаке, самыми желанными были «Мурзилка», «Перец», «Крокодил» и «Вокруг света».

В школе я был практически отличником, и меня освободили от экзаменов по болезни, хотя я и так сдавал все предметы на пятёрки. Мы учили немецкий язык, и когда наши первые гастроли с «АукцЫоном» проходили в основном по Германии, я мог нормально общаться на бытовом уровне.

Основным своим вузом я считаю Институт культуры, где изучал историю кино, музыки, отечественной и зарубежной литературы, режиссуру драмы. Поскольку мой папа был известным металловедом, доктором технических наук, он мне после школы сказал: «Давай сначала попробуешь пойти по моим стопам». Я поступил в Политехнический институт, отучился там полгода, мне не понравилось, я ушёл в академический отпуск, затем снова начал учиться и опять ушёл через полгода. В итоге я махнул на это руку и поступил на режиссуру драмы — был очень доволен, и этот выбор дал мне много полезного. Из всей школы и Политеха мне нравилось только делать шлифы — обтачивать металл.

Май 1988. “АукцЫон”. Выше всех – художник Миллер, ближе Озерский в знаменитой рубашке с обезглавленными божьими коровками. (из архива Д.Озерского).

В театральной студии мы ходили на выступления известных чтецов; я пару раз видел потрясающего Юрского, и это был важный этап моего культурного роста. Стихи, которые я писал в то время, я почти сразу уничтожал — они казались мне детскими, недостойными. Пару раз я ходил в ЛИТО, несколько раз — к Давыдову, но в итоге меня никто не направлял, и я сам решал, что мне нравится, а что нет. Кушнер, Тарковский, мой любимый Пастернак, Хлебников, Введенский, Хармс — всё это приходило ко мне несистемно, я не занимался целенаправленным изучением, всё происходило достаточно спонтанно.

Меньше года я проучился в Политехе, куда меня направил отец, потомственный металловед, и там же я познакомился с Лёней Фёдоровым. Когда мы с ним поступили, никаких сформированных групп там ещё не было — люди просто собирались, и кто-то играл на гитаре. Я писал всякие смешные стишки-пасквили, бренчал на гитаре, и таких же, как я, бренчащих на курсе набралось человек пять. Мы с Фёдоровым были в одной группе на одном потоке. Как-то раз он спросил меня: «Ты на гитаре играешь, стихи пишешь?» Так мы и подружились, и с этого начались наши «аукцыоновские» безобразия.

К тому времени я пытался играть на гитаре, но Лёня сказал: «Гитаристов много, давай лучше начинай заниматься на клавишах». В моей театральной студии в ДК им. Кирова нам предоставляли время и возможность репетировать в маленькой комнатке. Помню, мы постоянно искали себе вокалистов.

После этого Лёня остался учиться дальше, а мне в Политехе не понравилось, и через полгода я ушёл в академотпуск. После академа я снова вернулся на первый курс Политеха, но в итоге понял, что это совсем не для меня, и стал поступать в разные гуманитарные вузы. В конце концов я поступил в Институт культуры на курс «режиссёр драмы» к замечательному мастеру Чистякову, который успешно и окончил.

Ещё во времена Политеха мы периодически играли на танцах и выпускных вечерах; группа тогда называлась «Фаэтон» или что-то в этом роде. С тех пор в «АукцЫоне» осталась песня «Лампа». Длилось это года два-три, после чего дело забросили. Затем Фёдоров решил собрать новую группу, куда пригласил и меня. С тех пор и появился сам «АукцЫон».

Гаркуша и Озерский у беккеровского рояля. 1988 г. (из архива Д.Озерского)

Название группы образовалось благодаря нашему тогдашнему директору Скворцову, который сделал пошаговую цветомузыку, включавшуюся от стука педали по барабану. Цикл был из семи букв. На панели умещалось определённое количество букв, и нам нужно было найти подходящее по длине название. Как было модно в то время, мы искали слово в словаре иностранных слов. Как видно по названию «АукцЫон», дальше буквы «А» мы не ушли…

Когда мы начали заниматься песнями, какие-то тексты писал я, иногда мы просто брали текст из газеты и делали из него песни. Олег, брат Лёниной первой жены Светы, познакомил нас с Гаркушей, который занимался дискотеками — постоянно возился с пластинками, проигрывал их. Так сложилась наша компания.

Я как раз окончил Институт культуры и работал по специальности в театре — руководил самодеятельными коллективами на фабрике «Госзнак», в ДК им. Ногина и в подростковом клубе.

Квартирников у нас, собственно, и не было. Был один случай с Хвостом, но это получилось случайно; ещё мы играли на каком-то концерте у «Митьков», но как-то прошло мимо. Где-то мы что-то играли, но по-настоящему начали, когда появился Ленинградский рок-клуб. Нас туда приняли, нам там понравилось, и мы стали периодически выступать — и там, и по стране. «Группа Ленинградского Рок-Клуба» — это уже был своеобразный знак качества, штамп, на который шли зрители; это стало чем-то интересным и значимым.

Коллектив сложился, как сложился. По стране мы ездили достаточно, аппаратура была странная — иногда колонки приходилось привязывать одну к другой, что-то самим припаивать, чтобы хоть как-то звучало. Объездили всю страну, включая Азербайджан. Отзывы были самые разные. На телевидении запомнились съёмки «Программы А». Была ещё программа «Взгляд», которая поначалу восхищалась всем, что мы делали, освещала нас, а потом взяла и всё обгадила — меня даже чуть не уволили тогда из подросткового клуба, и родители забрали оттуда детей, мол, «они позорят нашу страну».

Сначала мы играли на сборных концертах, где выступали два-три коллектива, потом нас стали приглашать на сольные выступления, а иногда уже и не было смысла делить сцену с кем-то ещё. Никто нам ничего не запрещал, гонения прошли стороной; тексты и литовали, и заверяли, просто никаких претензий не возникало, что было странно.

Спустя пару лет встал выбор: где ты и чем занимаешься. Нельзя было одновременно работать в театре и играть в «АукцЫоне». Режиссура — такая профессия: если ты не тащишь всё на себе, если тебе это не надо, то это никому не надо. Там нужно вытаскивать на себе и постановки, и актёров держать в тонусе, а им бы только пива попить. А в «АукцЫоне» собрался коллектив, в котором было интересно не просто пиво пить, а расти, развиваться, подталкивать друг друга всё выше и выше. Каждый занимался своим делом, у каждого были свои особенности, и каждый помогал другому — это было настоящее коллективное творчество. Понятно, что выбор пал в эту сторону.

Через нашего первого барабанщика Женю Чумичёва мы нашли подростковый клуб «Ленинградец», где и осели. Там мы разучили песню «Музыка моя» группы «Преферанс», но всё это был ещё детский сад. Играли на танцах всё, что тогда играли все — «Новый поворот» «Машины Времени» и пару своих песен. Даже участвовали в конкурсе патриотической песни в том же клубе «Ленинградец».

Фото времён “Чайника вина”

Когда вступили в Ленинградский Рок-Клуб, Олег Гаркуша помогал нам на первой программе — занимался светом, вкручивал лампочки. Мы как-то вытащили его на одну песню на сцену. Лёня сначала побаивался, что Олег картавит, и хотел найти «нормального» вокалиста. И такой нашёлся — в Институте культуры на нашем потоке учился Сергей Рогожин. Мы с ним познакомились, подружились, привели в группу, и он пел у нас в программе «Вернись в Сорренто», а потом и в программе «В Багдаде всё спокойно».

Вскоре он понял, что ему этого мало — нужно десять-двадцать концертов в месяц, а не один-два. После окончания вуза ему предложили распределение в Питере, и он ушёл в группу «Форум». Мы снова остались без вокалиста и продолжили поиски. Уже на следующей программе с нами пел Евгений Дятлов, а потом и Володя Весёлкин, который замечательно танцевал, делал шоу с Олегом и даже исполнял несколько номеров в качестве вокалиста.

По стране в то время были востребованы коллективы, которые могли недорого собирать кассу на концертных точках. «Группа Ленинградского Рок-Клуба» — это была такая «фирма», которая гремела и собирала полные залы. Таким образом, мы раза четыре съездили в Баку по договорённости. Концерты были странные: приходили завскладами, товароведы с золотыми зубами в папахах, которые вообще не понимали, куда попали — зал забит битком, а по нему прыгает полуголый мужик.

Мы подружились с Хвостом в Париже, и тогда же родилась идея совместного творчества. Сидели у него в сквоте, выпивали, пели песни и даже записали несколько композиций под гитару — оказалось, что на тот момент их накопилось довольно много. Позже возникла мысль выпустить пластинку; я, к сожалению, в записи не участвовал — у меня случился приступ язвы, и я проболел весь срок. Оформление для альбома «Чайник вина» сделал друг Хвоста и наш общий приятель, скульптор Василий Аземша — он же создавал статуэтки Золотого Остапа, Пегасов на Конюшенной.

Альбом «Бодун» записывался на студии SNC RECORDS у Стаса Намина; мы с ними крепко дружили, и они нам постоянно помогали. Изображение на обложке — это барельеф с Чкаловских бань. Идея была моя: я увидел его, и он мне ужасно понравился.

Альбом «Жопа» мы записали там же. Времена стояли ещё советские, и нам посоветовали сменить название — в итоге он вышел как «Дупло», что, возможно, звучало ещё противнее. Оформлений было два, оба — шикарные работы, и художник Кирилл Миллер принимал в них активное участие.

«Вернись в Сорренто» записывали по кусочкам на разных студиях. Это было время, когда в группу пришёл Сергей Рогожин и прекрасно исполнил заглавную композицию. В тот период с нами играл на саксофоне Коля Федорович. Потом в коллективе появились Коля Рубанов и Игорь Черидник, который стал нашим барабанщиком.

Программа «В Багдаде всё спокойно» создавалась практически под Рогожина. Тогда же к нам присоединился Володя Весёлкин. Идея была в остросатирической манере переложить Гофмана, перенеся действие в условные ближневосточные края — получилась такая пересказка с песней «Вдруг ушла нефть». В оформлении снова участвовал Кирилл Миллер — он лепил, рисовал, создавал визуальный ряд. Альбом записывался на студии «Мелодия». После окончания записи Рогожин решил, что ему нужно больше сценической практики, и ушёл в «Форум» — тем более, что там ему предоставили прописку и возможность плотного творческого графика с тридцатью концертами в месяц, что его полностью устраивало.

Поскольку Лёня тогда ещё не пел, мы продолжали искать вокалиста. Перед записью альбома «Как я стал предателем» в коллективе появился замечательный вокалист Евгений Дятлов. В те времена достаточно было куда-нибудь съездить, чтобы прослыть предателем — отсюда и родилось название альбома. Записывали мы его на студии Ленинградского Дворца молодёжи, и в записи участвовал новый вокалист Евгений Дятлов, который также играл на скрипке и впоследствии стал известным актёром. Это был наш первый альбом, вышедший за рубежом — во Франции. Оформление, как и предыдущие, создавал Кирилл Миллер.

Фёдоров и Озерский

«Птица» оказался невероятно популярным альбомом, хотя Фёдоров его невзлюбил и до сих пор считает одним из самых неудачных. Альбом выпускался в нескольких странах, в Германии — на лейбле «Дядюшка рекордс» при участии нашего менеджера Кристофа Карстена, а оформление делала Таня Рубанова, жена нашего саксофониста.

На обложке альбома «Жилец вершин» изображён незнакомый молодой человек-модель, которого снимал приглашённый фотограф. Записывали альбом на студии документальных фильмов, а сводил его Олег Сальхов из SNC.

История с альбомом «Париж — Санкт-Петербург» началась с приглашения на выступление за границей. В той поездке участвовали группы «Кино», «АукцЫон», «Звуки Му», Катя Суржикова. Именно тогда мы познакомились и с Хвостом, и с множеством парижских деятелей искусства, в том числе с Толстым и Мамлеевым. Организацией наших выездов занимался французский менеджер Жоэль Бастенер, который потом возил нас по разным городам Франции. Тогда же набрало популярность движение «РЭД ВЭЙВ». Это было похоже на «ограбление мэрии» — когда на городской праздник в каком-нибудь французском городке привозили русских музыкантов. Вот так мы и катались по всевозможным местным фестивалям.

С Хвостом мы поддерживали контакты с той самой парижской поездки и до последних его дней. С нашим менеджером Кристофом Карстеном мы познакомились во Франции, но работали в основном в Германии. Его подход кардинально отличался — он не любил иметь дело с официальными структурами и возил нас по небольшим клубам, где на первых концертах было пять-десять человек, через полгода — уже двадцать, а ещё через полгода — пятьдесят. Так мы постепенно собирали свою аудиторию. Он принципиально не работал с русской диаспорой и не давал рекламу в их кругах, фактически раскручивая нас как немецкую группу. Он даже называл нас «самой популярной немецкой русскоязычной рок-группой». Мы отыграли несколько концертов с аудиторией до полутора тысяч человек, где русских зрителей был минимальный процент.

В период работы над альбомом «Девушки поют» мы получили приглашения в Америку и много гастролировали по Штатам. На одном из фестивалей инди-музыки, который традиционно устраивал Jones Pub, мы познакомились с трубачом Фрэнком Лондоном. Нам предложили контракт от имени Sony и спросили, с кем бы мы хотели поработать. Фёдоров неожиданно сказал, что хотел бы записать альбом с Зорном, Рибо, Медески. К нашему удивлению, откликнулись и Джон Медески, и Марк Рибо — в результате мы записали альбом в Нью-Йорке при участии Медески, Марка Рибо, Неда Ротенберга, Фрэнка Лондона и других музыкантов. Мы рассчитывали, что релиз будет распространяться через Sony, но рынок неожиданно изменился, и компания перешла на цифровые форматы — на этом наша совместная история закончилась.

Группа “АукцЫон” в наши дни

При записи альбома «Это мама» мы старались избегать наложений. Обычно сначала записывали барабаны, потом бас-гитару, гитары, а сверху накладывали остальные партии. Здесь же нам удалось создать нечто похожее на концертный альбом. Это стало первым шагом к новой концепции — мы решили записывать максимальное количество музыкантов одновременно, чтобы сохранить живое звучание. Мы собирались в студии по пять-шесть человек, записывали основу, а потом что-то немного дописывали, но в целом получался почти готовый вариант. Этот подход — минимальное количество наложений и выбор лучшего из двух-трёх дублей — мы сохранили и в последующих альбомах после «Это мама».

В дальнейшем несколько наших альбомов записывались на «Мосфильме» с Андреем Левиным.

Название «Pioneer» появилось от песни «Старый пионер» — никто особо не задумывался, почему именно это слово. Олег принёс стихи и сказал: «Сделайте песню!». Когда к нам присоединился Владимир Волков, он начал предлагать свои музыкальные идеи — у него были готовые пьесы-зарисовки, на которые иногда ложился текст. Юра Парфёнов сыграл просто блестяще, и в итоге получилась прекрасная композиция.

Лет восемь-десять назад со мной связался замечательный переводчик Андреас Третнер, который переводил Вагинова и Пелевина, и предложил перевести несколько моих текстов на немецкий. Он же организовал несколько выступлений в Германии, где я должен был читать стихи на русском, а он — на немецком.

Я ответил, что мне, наверное, будет тяжело — я не считаю себя выдающимся чтецом, да и простое чтение могло бы показаться скучным. Но если бы я взял с собой кого-нибудь из музыкантов, чтобы они подыгрывали на инструментах, пока я читаю… Эта идея ему понравилась, и мы решили поехать втроём: я, Коля Рубанов и Миша Коловский. По аббревиатуре наших фамилий — Озерский, Рубанов, Коловский — получилось «ОРК», под этим названием мы и выступали в Германии. Получилось нечто интересное.

“ОРК” в Переславле. июль 2025. (фото И. Шапошникова)

Первые выступления «ОРК» проходили в немецких библиотеках и в одном из общественных залов Берлина — там же, где проходили мероприятия СКИФа. Реакция всегда была очень хорошей. В основе программы процентов на восемьдесят были тексты для «АукцЫона», плюс я читал прозаические фрагменты. Стало понятно, что когда текст звучит в музыкальном сопровождении, он приобретает совершенно другие краски — совсем не те, что в песнях «АукцЫона». А с такими великолепными музыкантами, как Михаил и Николай, всё звучало особенно объёмно и каждый раз по-новому.

Так родился проект «ОРК», который мы изначально не планировали развивать и раскручивать. Но поскольку процесс оказался живым и увлекательным, мы стали собираться раза два в год и играть это безобразие. Потом неожиданно появился фильм о Хармсе — его сделал замечательный Иван Болотников, а роль Хармса исполнил Войтек Урбански. Иван предложил нам сделать спектакль по Хармсу.

В постановке играли прекрасные артисты из БДТ и «Ленсовета» — четверо чтецов, а музыкальное сопровождение обеспечивали я, Миша Коловский, Коля Рубанов; композитором выступил гитарист Николай Бичан, а на барабанах был Олег Шавкунов. В таком расширенном составе мы сыграли несколько спектаклей и поняли, что вместе — ещё интереснее. Поскольку добавились Коля и Олег, проект стал называться «ОРК и КО». Позже к нам присоединился замечательный контрабасист Кирилл Клюшин, а периодически в проекте участвовали и другие музыканты — Дмитрий Тыквин, Володя Китляр на терменвоксе, разные перкуссионисты. Состав оказался очень гибким: иногда на сцене нас было семь-восемь человек, а иногда мы с Колей Рубановым справлялись вдвоём или втроём с Бичаном. Текст оставался тем же, но звучал каждый раз по-разному — в зависимости от настроения, эмоций, энергетики.

Дмитрий Озерский. Соло на трубе.

На одном из представлений «Хармса» заболел наш тубист Михаил Коловский. Басовую линию было необходимо сохранить, и мы попросили помочь Владимира Волкова. Он так и остался в проекте, уже вместе с выздоровевшим Коловским. Но это был уже не «ОРК», а отдельный проект «Хармс.doc». В этом составе мы даже выступили на «VOLKOV ManiFEST».

Три года назад материал, который мы играли в рамках «ОРК», вышел отдельным альбомом под названием «Суп». Сейчас готовится новый альбом, идёт запись, и его презентация планируется в Москве в октябре-ноябре.


Материал подготовлен Игорем Шапошниковым
октябрь 2025
Для SpecialRaio.ru


ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:

ОРКиКО – страница ВКонтакте
АукцЫон – страница ВКонтакте


 

Материалы по теме:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *