Закончим группой ЛЕНИНГРАД
Евгений Маргулис: Самые первые выступления в качестве участника “художественной самодеятельности”, в роли эдакого голимого гитариста-балалаечника, я за концерты не считаю. А первый мой концерт в составе МАШИНЫ ВРЕМЕНИ состоялся в клубе “Красная роза”, в 1975 году. Мне было тогда 19 лет. Я играл на басу, и из 20 песен “забыл” 25 – облажался по полной программе.
Но никто этого не заметил: я был нагл, с бакенбардами типа свиных, а аппарат звучал настолько плохо, что за грохотом и шумом мою лажу просто не услышали – тем более, что когда я понял, что все забыл, то убрал высокие частоты и играл на гудящем таком звуке. Этот прием мне нравился и был хорош тем, что какую бы ноту ты не взял – что “ля”, что “ре”, – они звучали одинаково.
Когда мой отец впервые побывал в конце 70-х на нашем концерте – аппаратура была дерьмовой, звук отвратительный, ничего не понятно, – он после концерта подошел и спросил меня: “А вы по-русски что-нибудь поете?” Он не мог понять ни одного слова и решил, что мы поем по-английски.
Сергей Попов: ***Большинство бит и рок-музыкантов конца 60-х – начала 70-х годов никогда не рассматривали занятия рок-музыкой в качестве главного дела жизни. Остальное население, а часто и власти, относили их к неустойчивой социальной группе, склонной к занятиям художественной самодеятельностью в ущерб основной работе. Таких, действительно, было много в танцевальных, хоровых, драматических и тому подобных кружках. Но рок-музыканты сильно отличались от этой шумной и легкомысленной братии, часто использовавшей время занятий в клубных кружках для банального пьянства в окружении единомышленников и поиска сексуальных приключений. Рокеры были упертыми людьми, стремящимися делать то, что до них не делал никто – в этом была их уникальность и их карма. Кончилось всё тем, что во многом благодаря им – и в том числе МАШИНЕ ВРЕМЕНИ, в которой играл Евгений Маргулис рухнула эта безнадёжно устаревшая советская система.***
Маргулис: Сейчас времена поменялись, но я тоже не считаю их плохими. А тогда нам просто безумно хотелось нравиться всем девушкам. У нас не было перспективы стать настоящими музыкантами: мы все где-то учились, пытались получить образование и профессию. А музыку рассматривали как хобби, как способ привлечь к себе женское внимание. И надо сказать, что нам это удавалось. Все это было и огромной радостью: выходишь – народ кричит, девки визжат, портвейн льется рекой…
Кстати, мой первый гонорар за концерт составил 10 рублей. Сейчас гонорары за концерты (хотя бывают и бесплатные выступления) позволяют мне пойти в магазин и купить то, что мне нужно. Но то, что хочется, все равно стоит безумных денег, и далеко не все я могу себе позволить. Например, мне нравится гитара “Martin D 28”, классная модель, которая стоит 7,5 тысяч долларов…
Как-то в 1976 году мы поехали с первыми большими гастролями в город Самару. Там напечатали такую смешную афишку: “Бит-группа “МашинЫ времени” и – наши фамилии – я, Макар и Серега Кавагоэ, чья фамилия была написана как “Кавагае”. А в прессе я себя впервые обнаружил в том же 76-м году, когда мы поехали на рок-фестиваль в Таллин, и наше выступление анонсировала местная газета. Никаких особых эмоций собственная фамилия, напечатанная типографским способом, у меня не вызывала. И вообще, если бы мне кто-то в детстве сказал, что я буду музыкантом, я бы плюнул тому в рожу: тогда я хотел быть пожарником, космонавтом и врачом одновременно.
Впервые, воочию, западных рок-исполнителей я увидел в 1976 году там же, во время фестиваля в Таллине. Сначала это был Фрэнк Заппа. В то время в Эстонии можно было смотреть по обычному советскому телевизору передачи из Финляндии. И там можно было найти все, что душе угодно – я видел и Заппу, и Led Zeppelin, и Deep Purple, и Beatles, и много чего еще. Это было сумасшедшее впечатление, так как живьем все выглядело и звучало – даже с тем шипом и треском, которые издавал говеный советский телевизор – совершенно по-другому, нежели наши такие же говеные вокально-инструментальные (рокеры прозвали их “влагально-менструальные” – корр.) ансамбли на какой-нибудь сраной “Песне 70”.
Мы находились в подполье, сидели в подвалах и играли свою музыку. Конечно, мы многое копировали – аккорды, звук гитар, сами песни. Но потом появились первые тексты на русском языке, и, в конце концов, наша музыка оттуда вырвалась и нашла свою публику.
Попов: ***Большинство рокеров до начала Перестройки не видели, что происходит на западной рок-сцене, в буквальном смысле слова. На ТВ ничего не показывали, только – высушенные цензурой группы “братских социалистических стран”. Первые две фотографии (а не видеоряд!) Beatles показали весной 1968 года в передаче, посвященной тлетворному влиянию Запада на молодежь Чехословакии. Потом был фильм “Спорт, спорт, спорт”, где те же Beatles бегут по стадиону с гитарами от вертолета до сцены, но – никакой музыки. Все уважающие себя рокеры, конечно же, посмотрели фильм ради этих 5 секунд. Были, правда, люди, которые ездили за границу, там все видели и потом рассказывали. Но чаще всего к музыке они отношения не имели: например, знакомый автора, волейболист, был на концерте Rolling Stones и даже привез оттуда фотографии. Но все его комментарии сводились к одному: “Орут и прыгают, музыку не слышно, но очень громко”.***
Маргулис: …В 1975 году мы с “Машиной” на базе впервые записали песен 8. Это было сделано специально – чтобы дать послушать народу, чем мы занимаемся. На самом деле эта проба была не очень интересна с технической точки зрения: в каком-то журнале мы прочитали про запись “с наложением”, взяли 2 магнитофона, скорости у них не совпадали, и получалось полное дерьмо: никак не могли синхронизировать и т.п.
Раскрутиться МАШИНЕ ВРЕМЕНИ, в конце концов, помогло радио – на ТВ мы тогда рассчитывать не могли.
Когда в 80-м году в Москве была Олимпиада, то Дмитрий Линник где-то, на какой-то волне прокрутил запись группы ВОСКРЕСЕНИЕ, в которой я тогда играл. В результате ВОСКРЕСЕНИЕ стало безумно популярно, а вслед за ним, на “этой волне”, покатила и МАШИНА.
Конечно, были еще сейшена, но лично меня они доставали ужасно. Не важно было, где ты играешь, в Капотне или где-то в Подмосковье: одни и те же люди приходили, пусть в зале 500 человек, из них 480 – те же самые рожи. Мы стали заложниками собственного творчества, поэтому хотелось идти куда-то в филармонию, получить возможность концертировать по всей стране, чтобы расширить круг людей, которые могут тебя услышать и увидеть. Но это было практически нереально… В какой-то момент все это становилось неинтересно, творчество изживало себя, и мы начинали повторять все, что было сделано раньше. В такие моменты я со спокойной совестью уходил в другие коллективы.
Отхожий промысел
…В других коллективах тоже было не без проблем. Например, в составе АРАКСА, к моему величайшему огорчению, никто не умел писать музыку. Я и сам не прилагал усилий к написанию вещей, поскольку они пытались работать с “советскими композиторами” – Зацепиным и другими. То есть, все очень сыгранно, “по-американски”, но, по большому счету, полное говно. Где-то года полтора назад они вновь собрались, Толя Колюжный из Америки вернулся, я пошел на концерт – посмотреть, что это такое, – и обломался безумно. Я наконец-то послушал, что мы играли раньше – играли ретиво, хорошо, так не играл никто. Но играли полное говно, это конечно.
Попов: ***”Работать с советскими композиторами” просто принуждали, был даже какой-то приказ, который предписывал всем ВИА, независимо от их самодеятельного или профессионального статуса, иметь в репертуаре 80% произведений, написанных исключительно членами Союза Советских композиторов. Сейчас приятно вспомнить, что в рапортички, которые ежеквартально заполнял автор этих строк (как руководитель ВИА, играющего на платных танцевальных вечерах) и по которым начислялись авторские проценты, он регулярно вносил фамилию “Маргулис” – просто так, от балды и от любви к МАШИНЕ. Естественно, Женя никаких денег не получал-J)).***
Маргулис: Если сравнивать МАШИНУ ВРЕМЕНИ, АРАКС и АЭРОБУС, то каждая из этих групп имела свою аудиторию. Тот, кто ходил на МАШИНУ, никогда бы не пошел на АЭРОБУС, а те, кто ходил на АРАКС, не пошли бы на МАШИНУ ВРЕМЕНИ потому, что для этой публики последние “играли плохо, и плохо пели”.
Юрий Антонов – это блестящий мелодист, Пол Маккартни Советского Союза, поющий абсолютнейшую херь. Но мелодии и музыка были сделаны очень хорошо. Сам АЭРОБУС был рядовым вокально-инструментальным ансамблем, состоящим из наборных людей. Если в МАШИНЕ, АРАКСЕ, ВОСКРЕСЕНИИ – были настоящие команды, где каждый “гусь” долго подбирался, притирался, жил с коллективом, то тут, понимаешь, такой “прием на работу” или в школу: какой класс дали – то ли пятерочный, то ли троечный – в таком и сидишь. Это было бедой всех ВИА – отсутствие настоящей команды.
Попов: ***Музыкальный статус этих трех групп в 70-е – 80-е был различным. МАШИНА ВРЕМЕНИ – типичный представитель андеграунда: нелегальные концерты, подпольные записи, давление властей. Даже в короткие периоды легализации их музыкальной деятельности в начале 80-х – жесткие цензурные рамки и запрет на концерты в Москве. Плюс травля в прессе (“Рагу из синей птицы” в “Комсомольской правде”, например).
АРАКС же сидел на двух стульях. С одной стороны, это был профессиональный коллектив, и трудовые книжки участников лежали в отделе кадров “Театра имени Ленинского комсомола”, с другой – группа имела собственный репертуар, с которым успешно выступала на “левых” концертах. А АЭРОБУС – группа сопровождения Юрия Антонова, типичный представитель жанра ВИА, хотя и собранный из классных рок-музыкантов.***
Маргулис: В АЭРОБУС я поперся потому, что у меня начались проблемы с Советской властью.
Моя жизнь была испорчена года на четыре: когда расформировали АРАКС, я попал в черные списки и нигде не смог работать в качестве музыканта. Но Юрка Антонов предложил мне поработать у него – “пока я не сдох с голоду и меня не посадили в тюрьму, дурака”, как он выразился. Я его спросил: а как же “черная строка”, запрет на работу? На что он ответил: “Я работаю в Чечено-Ингушской филармонии, срать они хотели на советскую власть, просто называешь свою фамилию, и тебя примут”. И я у них проработал года два, пока вся эта шумиха не закончилась. В некотором смысле это было интересно, поскольку это была музыка другого уровня: Кремлевский дворец съездов, столичные концертные залы, заграница. Это не какие-то обшарпанные стадионы или заблёванные клубы, как у МАШИНЫ ВРЕМЕНИ. Были хорошие гастроли в хороших городах, все республики объехали.
Я с Юркой впервые съездил в Чехословакию, увидел, как живут иностранцы. До сих пор с ним отношения поддерживаю – насколько позволяют обстоятельства. И если видимся с ним, то видимся с удовольствием: нам есть, что вспомнить, и я его очень люблю, несмотря на его тяжелый склочный характер.
…Одно время на гастролях мы с Серегой Рудницким читали Рериха – “Шамбала”, “Белый разум”. Антонов заинтересовался: что это такое? Ни фига не понял, но что-то в башке, видимо, отложилось. И вот однажды в Минске пьяный Юрик в гостинице, в лифте терзает какого-то чернокожего: ты говорит, откуда? – “Из Нигерии”. – “А Шамбалу знаешь?” – “Анаши у меня нет!”, – отвечает тот, по-моему, явно наложив в штаны.
Но музыкант и мелодист он блестящий, я перед ним снимаю шляпу: подобных нет и, наверно, не будет.
О времени и о себе
…Моя жена – психолог, мы с ней давно вместе. Она не лезет в мои дела, поскольку понимает, что помочь ничем все равно не сможет. Ну, если только дать какие-то житейские советы.
Тем не менее, я показываю ей свои первые “зарисовки”, и если она говорит: “дерьмо”, – то я этим больше не занимаюсь и начинаю делать что-то другое. То есть, она как бы подталкивает меня к тому, чтобы я написал что-нибудь более стоящее.
Бесспорно, на меня в свое время повлиял Майк Науменко, а также Леха Романов – величайший поэт, я считаю. Из современных нравится Саша Василиев из СПЛИНА. очень хороша и своеобразна ЗЕМФИРА; Лагутенко тоже очень неплох: в нем есть что-то, что цепляет.
Музыку же я слушаю разную – все, что можно слушать. Главный мой герой – Рей Чарлз. Единственный музыкант, с кем я хотел сфотографироваться – это именно он. Хотел – и сделал. (Достает и демонстрирует цветную фотографию, на которой с плохо скрываемым чувством неповторимости момента стоят Андрей Макаревич и Евгений Маргулис, а в центре – настоящий Рей Чарлз.- корр.)
…У меня в Канаде есть приятель, хозяин крупнейшей сети музыкальных магазинов. Когда я приезжаю в Канаду, в которой делать абсолютно нефига, я трачу время на посещение концертов и музыкальных магазинов, в которых слушаю все, что “recommended”, а “рекомендовано” там по всем жанровым и стилевым позициям. Часто слушаю какой-нибудь “special”, который здесь совершенно неизвестен, всякую-разную альтернативу.
Меня привлекает то, что интересно записано; то, что играют инди-исполнители.
У меня дома стоит порто-студия, на которой я сам записываю какие-то отдельные интересные партии, чтобы послушать, как это звучит. Втыкаю разные педали и смотрю, что из них можно вытянуть. Вообще-то все партии у меня и так звучат в голове – беда всех, кто давно работает в шоу-бизнесе: они чаще всего хорошо представляют себе, как будет выглядеть конечный продукт.
Я всегда любил ковыряться в инструменте, в музыке, чтобы извлекать что-то новое. Могу с гордостью о себе сказать, что к 50-ти годам научился петь так, чтобы меня самого это не обламывало (см. песню “Сакура-катана-сакэ” на последнем альбоме МВ – “Машинально” – корр.). Еще пару лет назад мне это не удавалось, я ненавидел слушать себя со стороны. А сейчас вот чувствую себя как-то вольготно и владею голосом так, как мне хочется.
Раньше в МАШИНЕ ВРЕМЕНИ мы все аранжировки делали сообща. А сейчас каждый из нас настолько на своем месте, что когда кто-то приносит новую вещь, у него в голове уже есть представление о том, как она должна звучать. Но если в принесенной кем-то из нас идее мне лично что-то активно не нравится, я начинаю перелопачивать все так, как мне хочется. И если мои поправки устраивают “кунаков”, мы продолжаем работу, если же нет – нам легче отказаться от вещи, которая кого-то из нас (либо всех) не устраивает, и начать делать что-нибудь другое.
На запись пластинки мы можем приходить и порознь. Мне, например, удобнее одному записать все партии, а потом выслушать, что скажут остальные. Если они предложат что-то дельное, я это использую. Если же что-то, что покажется мне неинтересным, то все останется так, как я хочу. Но все равно, последнее слова остается за нашим “народным курултаем”. Конечно, мы репетируем, вырабатываем концепцию каждой вещи, но без “красот”. Получается такая “болванка”, на которую потом нанизывается все остальное.
И каждый, конечно, готовит свою часть работы и отвечает за нее.
Особенно любит работать дома Андрей Державин. Он забирает с собой все исходные файлы и что-то там, у себя, “выкручивает”, а результат показывает нам. Такой подход позволяет – при том условии, что в данный момент все из нас находятся в Москве, – записать новый альбом за две недели. Причем, никто не пытается тянуть одеяло на себя, именно вместе мы чувствуем себя вольготно.
…Когда в 90-е годы интерес молодежи к рок-музыке поиссяк, я не увидел в этом ничего странного и плохого. Массовая культура была и будет всегда. Те же Beatles в начале своей карьеры не очень отличались от ЛАСКОВОГО МАЯ, просто были немного по-музыкальнее. И сейчас существует множество артистов, от которых тащатся 13-летние. Те, кто хотел слушать рок-н-ролл, продолжают его слушать, остальные слушают ЛАСКОВЫЙ МАЙ. И у нас есть своя, относительно массовая, аудитория.
Играть рок-н-ролл можно долго, по крайней мере, до того момента, пока сам не почувствуешь, что пора валить. Для нас такой момент еще не наступил, и думаю, что мы будем заниматься музыкой еще долго – пока нам самим это не надоест. А потом можно продюсировать кого-то, делать что-то еще. Мне нравится заниматься тем, что можно назвать (для себя) таким предварительным продюсированием. Люди, которые меня как-то попросили этим заняться, мне глубоко симпатичны. Например, я спродюсировал альбом группы БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ, где мне самому пришлось и поиграть и попеть. Альбом этот был очень популярен года четыре назад.
Потом я прикоснулся одним крылом к “We well rock you” – консультировал, отсматривал тексты, пытался понять, насколько удачной будет русская адаптация. Если честно, мне было все это не очень интересно, интересно было познакомиться с Мэем и Тейлором.
А сейчас мне предложили стать музыкальным продюсером фильма, который снимает Валерий Теодоровский – дико сложная, трудная работа, которой я сейчас увлечен. Мой опыт позволяет мне заниматься этим, я стараюсь т.к. привык зарабатывать деньги честно. Предложений вообще много, например – ПОЮЩИЕ ЖЁНЫ. Жены, понятно, “рублевские”, но мне противно, не могу.
…Недавно слушал модную группу КРОВОСТОК – Рита Митрофанова присоветовала, Земфира о них говорила. Послушал и… послушал: на меня они особого впечатления не произвели и к “открытию года” я бы их не отнес – лучше буду слушать “Queens Of The Stone Age”. Еще мне нравится ЛЕНИНГРАД, я считаю Шнура очень талантливым человеком, но это получилось не сразу.
Как-то я ехал на машине километров за 100, в дорогу купил несколько кассет ЛЕНИНГРАДА, но все их по пути выкинул – ужасно голимым мне все это показалось. Отношение изменилось года 2 назад, когда мы вместе участвовали в записи трибьюта группы СЕКРЕТ. Вот там ЛЕНИНГРАД меня по настоящему вставил.
Как-то МАШИНУ пригласили на “Фабрику звезд”, они там пытались нашу песню петь -полное говно. Я видел аналоги этой идеи и в Америке, и в Германии, там участвует много талантливых поющих ребят. Здесь же беда в том, что песни уже заранее проплачены, и получается, что люди просто выбирают плохие песни! И здесь совсем нет творческих личностей. Была какая-то хорошая девочка с еврейской фамилией – то ли на “Фабрике 2”, то ли “3” – но, естественно, она там не прижилась…
В общем, у меня ненормированный рабочий день, который я устраиваю себе сам: если это запись, то я иду на студии, если какие-то другие дела, то делаю их. Если же никаких дел нет, мне иногда проще вообще никуда не ходить и ничего не делать. Могу собраться на хороший концерт или спектакль – есть масса интересных мест, которые стоит посетить, и много друзей и интересных людей, с которыми можно пообщаться или просто попить водочки – если это, конечно, не мешает работе. Гуляю с собакой или уезжаю за город.
Сплю мало – в сутки 5-6 часов: все время есть, чем заняться…
Сергей Попов: PS. То, что я хотел рассказать в начале, расскажу в конце.
9 марта 1995 года ко мне домой – я жил тогда на съемной квартире – пришли три человека. Они отобрали у меня ключи, заперли дверь и показали копию расписки, по которой я должен был двум N – по 500$. За этот долг они хотели забрать у моей бывшей жены и двух детей квартиру-двушку. Ситуация банальная для того времени.
Две недели меня никуда не выпускали, я сидел на телефоне и делал вид, что ищу деньги по друзьям и знакомым. Меня не били и не пытали, но один из этих заезжих бандитов пас моих детей и даже познакомился с младшей, 16-летней Лерой, провожал ее домой и т.п. Я об этом не знал, но квартиру отдавать не собирался: считал, что на счетчик меня поставили “не по понятиям”.
Через некоторое время по этому же адресу приехала еще парочка крутых и залетных. Первые гости испугались и выпустили меня на улицу ко вторым. У них тоже была расписка, но уже на группу АЛИБИ и на бОльшую сумму. Их требования были честными: верните деньги и банковский процент – и мы в расчете. Я знал, что этим ребятам надо отдавать: у них в заложниках сидел человек, у которого мы брали деньги, и ребята эти были очень серьезные…
Что-то наврав тем, кто ждал меня дома, я сказал, что надо ехать в Москву, за деньгами. Меня отпустили, и я поехал.
В Москве позвонил всем, к кому мог обратиться за помощью. Помогли двое: Юра Давыдов из ЗОДЧИХ и Женя Маргулис, оба дали по 500$. (Олега Усманова я ни о чем не просил – откуда деньги у контрабасиста группы МИСТЕР-ТВИСТЕР? Но вид у меня, похоже, был такой, что Олег достал откуда-то 200$ и сказал: “Поешь чего-нибудь нормально”).
То, что я быстро отдал треть суммы, успокоило бандитов, они назначили реальный срок и реальную сумму следующего платежа. Свои обязательства я выполнил, деньги вернул, а тех, кто пас меня дома, вскоре разогнал Угрозыск: одного посадили, один, почуяв неладное, скрылся первым, третий сбежал в последний момент.
Спасибо тебе, Женя, за помощь не только мне, но и тому человеку на заднем сиденье “Альфа-Ромео” – именно у него мы брали деньги, – которого представили мне в качестве серьезности намерений: ему было больно и страшно. Тогда я тебе не рассказал всех подробностей…
Для Специального радио
2005
ЕВГЕНИЙ МАРГУЛИС: “Я УЧИЛСЯ В ШКОЛЕ С ДЕТЬМИ ШПИОНОВ”. ЧАСТЬ 1