Кто они, эти знаменитые «Поющие гитары»? В канун Нового 2003 года мы договорились о встрече с «Поющими» в гостинице «Советская». А в нашем тогдашнем разговоре речь шла не только об истории легендарного ВИА, но и конкретно о тех людях, которые в 1997 году не побоялись рискнуть и воссоздали коллектив. Сегодня я продолжаю свой «перекрестный допрос»…
Дмитрий Кижаев: После консерватории я по распределению попал в оркестр мюзик-холла. Потом служил с Царем в Советской Армии, в ансамбле песни и пляски. Вернувшись из армии, играл в оркестре радио, в оркестре Бадхена. Везде писал что-то такое – аранжировки и даже свою музыку: инструментальную и песни. А еще в 74-м году принимал участие в организации ансамбля “Джаз-комфорт”, обломки которого и сейчас существуют. Успел поработать даже с Эссамбаевым, с Захаровым. В составе оркестра Бадхена мы с Леграном работали.
В 90-е годы плотно работал с Гришей Клеймицем. Мы в престижных ресторанах, отелях по заказу играли для, как Гриша их называл, недобитков. Это когда старые князья, графья съежались, им нужен был такой вот ансамбль, на все отвечающий. Салонная музыка.
И вот он мне как-то говорит: “Слушай, тут такая идея. Ты нам инструменты дашь на возобновление “Поющих гитар”?” А у меня были инструменты, усилители, клавиши свои. Конечно, говорю, дам. Потом что-то не срослось у Васильева. Гриша говорит: “Выходи! Пару пьес сыграешь!”
Юрий Соколов: Увяз коготок – вся птичка пропала!
Дмитрий Кижаев: С тех пор вот прилип. Но параллельно работаю еще в оркестре и в детском театре.
Юрий Соколов: Сергей Дронов – наш продюсер. Когда родился? Говори!
Сергей Дронов: Дронов Сергей Михайлович. Продюсер и директор вашего коллектива. Родился 5 сентября 1960 года в городе Ленинграде.
Ольга Левицкая: Он у нас маленький еще.
Сергей Дронов: Играл на барабанах в Москве в эстрадном оркестре Льва Колмановича. Потом всякие самодеятельные коллективы. После армии устроился в Ленконцерт и практически сразу попал в знаменитый ансамбль “Дружба” к Александру Броневцкому. Вместе с Женей Броневицким мы там работали 5 лет. Потом была группа «Магистр». Потом меня пригласил Игорь Романов, который из “Землян” был, в свою группу “Союз”. После этого – группа “Пассажиры” Владимира Киселева.
В начале 90-х живые музыканты стали не нужны. Я организовал свое театрально-концертное агентство в Петербурге, которое занималось прокатом московских театров и антреприз. Очень удачное агентство, которое существует до сих пор. В 97-м году меня Гриша Клеймиц пригласил директором в ансамбль “Поющие гитары”. Я долго раздумывал. У меня был отлаженный бизнес, очень большой, крупный. Но решил заняться любимым делом, поскольку все-таки я музыкант, и очень любил “Поющие гитары” в свое время, на них вырос. Думаю, что все идет удачно.
– Давайте пройдемся по хронологии. Женя, с какого времени можно считать, что коллектив официально создан?
Евгений Броневицкий: Дело в том, что я по-своему считаю. Может быть, я субъективен, но я не считаю, что пять дней в 66-м году можно назвать рождением. Думаю, что с 67-го года было бы честно считать. Мы сдали программу в конце 1966 года.
Помню наш первый концерт в Военмехе. Нас чуть не избили. И чуть крест на нас не поставили. У нас тогда аппаратура сгорела, и мы продолжали без звука работать. Одна гитара вроде звучала как-то, и мы что-то блеяли под эту гитару. Это полный маразм! Я потом подумал: пойду-ка я обратно в Гидромет учиться. Теперь мне кажется, что это был сверху тест такой, проверочка. Кто выдержит этот позор, когда полный актовый зал студентов? Там мест 800, по-моему. Новый коллектив! Реклама такая! И все бу-бух! Это был нокаут!
– Помните, кто тогда был в составе ансамбля? Кто позорился?
Евгений Броневицкий: Помню. Это организатор ансамбля Анатолий Васильев, который сбежал из ансамбля “Дружба” в надежде с Королевым поделить лавры успеха. Был такой певец Анатолий Королев. Он пользовался невероятным успехом, и Толя хотел создать с ним свое дело. А Королев сказал: “Что это я под гитары буду петь? Я у Силантьева лучше буду работать!” 60 человек – вот это был его конек. Васильев оказался не при деле, и взял молодых, зеленых ребят, таких как я, например.
Я музыке учился – четыре года играл дома с линейкой. Мне били по пальцам, чтобы гаммы играл. В общем-то, сырые совсем, полуграмотные музыканты. Я, Лева Вильдавский. Он на клавишах играл. Я на бас-гитаре учился играть. Так чуть-чуть научился. Неритмично, очень плохо, но все-таки бас-гитара. Ну, я перечислю состав.
Барабанщик Лавровский – умудренный опытом человек, старше нас на 15-20 лет. К тому времени он уже успел поработать с Рубиной Колонторян и даже принимал участие в джаз-фестивале 1966 года. Владимир Калинин – ритм-гитара. Один из старших наших товарищей. До этого он в ресторане, как говорится, лабал. В Михайловке, где мы репетировали, с нами был еще Ивков. Дылда такой двухметровый. Он на половину болгарин, на половину русский. Пел неплохо – бархатный баритончик. И Галя Баранова с нами поехала. Она в консерватории училась. Меццо-сопрано. Это, конечно, такой симбиоз был. Просто Толя Васильев – старой закалки человек. Он считает, что если человек поет, то у него должен быть голос. А если нет голоса, то он не имеет права петь. Галя – хорошая баба, но она никак не вязалась с ансамблем. Абсолютно никак. Он потом это понял.
Мы учились. Мы очень долго учились петь. И я вам скажу, что эта учеба затянулась, наверное, года на два. Толя Васильев учил меня играть на бас-гитаре. Показал, как и куда там пальчики ставить. С нотами я был знаком. Когда мне давали ноты, я их, конечно, не читал бегло, но потихонечку разбирал и выучивал. Нам на сцене нельзя было в лист смотреть. Приходилось выучивать, заучивать. У меня единственная была трудность – у меня пальцы были корявые совершенно. Петь нас учила Лина Борисовна Архангельская. Но она учила нас классике. А зачем нам классика? Зачем нам бельканто?
Дмитрий Кижаев: Дело в том, что в этом жанре профессионального образования нет до сих пор.
Юрий Соколов: Профессиональное образование – это минус. Огромный минус был в жизни! Если человек приходил, зная что-то от природы, то его там калечили.
Ольга Левицкая: Утром надо было петь одним голосом, а вечером – совсем другим.
– А как же «Дружба», «Орэра»? Кстати, у «Орэра» на всех пластинках написано, что они вокально-инструментальный ансамбль.
Дмитрий Кижаев: В «Дружбе» ребята голосистые! Они там все хорьки! Дирижеры хора.
Евгений Броневицкий: Они – музыканты высокого класса были для тех времен. Помню, мы в первый год встретились с «Орэра» в Куйбышеве. Они были с инструментами, и сами себе аккомпанировали. Кикабидзе играл на барабанах и пел. Так что все абсолютно верно. Они, как вокально-инструментальный ансамбль, начинали. Только у них упор на джаз был. Так же, как и ансамбль “Гая”. Это же не только квартет, а квартет в сопровождении. Тоже вокально-инструментальный ансамбль считается.
Биг-бит мы начали играть первыми. Конечно, мы не были первыми вообще. Мы были первыми на официальной эстраде. А такие люди, как Галя Баранова, должны были быть на первых порах. Они, как бульдозер. Для любого ансамбля, чтобы пробиться, нужна была какая-то классичка, т.е. певица с классическим образованием. Худсовет сразу же примолкает. Это нужно было в конъюктурных целях.
От нас все время требовали, чтобы мы исполняли песни наших, советских композиторов. Союз композиторов на нас сильно давил: “Ну, что такое? Мы профессионально пишем песни, а они там где-то копаются, по каким-то блошиным рынкам. Чем мы хуже?” В управлении культуры вынесли вердикт: “Категорически заставить петь ленинградских авторов”. А мы любили западную музыку, и только лишь, поэтому брали ее.
Протаскивали, как могли. Шедоуз, Вентурес – гитарная классика. Она как раз ложилась. Тем более, что петь мы еще толком не умели. Только когда пришел Саша Федоров, дело покатилось. Потому что я нашел себе пару, с кем у меня более или менее сливался голос. Так и пошло, и пошло, и нормально стало. Хотя мне постоянно запрещали петь. Тогда, вообще, много чего запрещали. Длинные волосы запрещали. Петь высокими голосами запрещали. Тогда настоящих теноров любили, а не таких, как я. Коркин запретил мне петь «Сумерки». Как его уломали, до сих пор не знаю.
Ольга Левицкая: Помнишь, как он сказал: «Тома Джонса я бы на работу не принял!» Много всяких казусов тогда было! Время такое.
Юрий Соколов: Битлз пели на русском языке. Текст был такой: “Травка зеленеет, солнышко блестит, ласточка с весною в сени к нам летит”. В сени! В сени! В сени! В сени! Травка зеленеет, солнышко блестит! Бум!
Ольга Левицкая: Когда я еще студенткой была, помню, к нам «Поющие гитары» приехали. Нам так понравилось на концерте! Мы были в диком восторге! Вышли в бархатных, бордовых пиджаках, жабо. Молодые, красивые, статные, стройные, все, как на подбор! Мы молоденькие восемнадцатилетние студентки просто замерли: “Ой, какие мальчики!” Все, что смогли, конечно, записали на магнитофон. У нас был свой эстрадный ансамбль, и мы, хотя до «Поющих» нам было, конечно, далеко, что-то там слепили.
– А что в «Поющих» делал Юрий Антонов?
Евгений Броневицкий: Юрка пришел к нам в конце 69-го года. Пришел и прямо в вагоне говорит: «Хотите, песенку вам покажу “О добрых молодцах”?» Нам понравилось, попросили его написать аранжировку. А он грамотный музыкант, окончил училище, так что мы буквально через два дня уже сделали песню. Правда, пел он ее сам, а мы только подпевали. Потом из него поперло, как из рога изобилия. “Аэропорт”, “Стефания Сандрелли”, да много чего. «Люди встречаются», кстати, тоже он принес в ансамбль. Это венгерская песня. Композитор Янош Коош. Антон принес ее уже с русским текстом. Песня нам понравилась, и он стал петь ее в концертах. Она очень хорошо всегда проходила. Потом ее Сашка пел, потом – Вася.
Еще расскажу про «Нет тебя прекрасней». Когда Юра уходил, он на прощанье оставил маленький клочочек, там буквально одна строчка там была, и мятый листочек со стихами. Расставались тяжело. Он очень не хотел уходить. Вышло так, что дирекция Ленконцерта поставила нам ультиматум. И вот, когда он уходил, оставил эту строчечку. Он ее наиграл и напел. Мне понравилось, я говорю: “Вот уходишь, а на память о тебе останется песня”. И где-то в следующей поездке за одну ночь я эту песню сделал. Практически никакой оркестровки я не делал, написал бас и соло. Бас, бегающий, жуткий такой, который до сих пор остался там. Правда, чего-то Юра Иваненко добавил от себя. Еще круче стало. Но она, вообще, никак не проходила где-то год. Мы все равно продолжали ее петь. А когда ее записали на пластинку, она стала хитом.
– Я недавно где-то прочитала, что «Поющие гитары» начинали очень красиво, но после 70-го у них уже ничего интересного не было, застой!
Юрий Соколов: Наоборот! С 70 до 74 года самые продуктивные годы были. Активный, фантастический взлет! Расцвет пошел.
Евгений Броневицкий: Дальше гастроли были. Заграница – соцстраны. Нас в капстраны не пускали. Германия, Чехословакия, Польша. Самая интенсивная работа шла с 70 и по 75 год. Пять лет мы работали по три концерта в день.
Ольга Левицкая: У “Поющих” было 200 песен, а записано только 22. Так как же можно говорить, что ничего не происходило?
Евгений Броневицкий: Мы не писались, не успевали. Нам некогда было. Весь упор был сделан на концертную работу. Это, конечно, большое упущение.
Юрий Соколов: Пример: мы летим в Среднюю Азию. Три города: Алма-Ата, Ташкент, Фрунзе. В каждом городе огромные залы типа нашего «Октябрьского». В каждом работаем 10 дней по три концерта! 30 дней у нас было по три концерта. Вы представляете, что это такое? Каждый день по три концерта! Или, допустим, Новосибирск! Дворец спорта! За 12 дней 37 концертов!
Евгений Броневицкий: Каждый год, начиная с 70-го или с 71, мы по два раза бывали в соцстранах. В Германии записали «Саласпилс» и заняли первое место в хит-параде.
– Кстати, что за некрасивая история была с этой песней?
Василий Борисов: Эдик Кузинер, уже признанный в то время композитор и аранжировщик, услышал у группы “Аргонавты” песню с названием “Саласпилс”. Его заинтересовала идея, он заказал текст поэту Голякову, написал песню, ее исполнили “Поющие гитары”. Песня стала популярной, а Кузинер в бюро авторских прав, регистрируя произведение, сказал, что идею песни почерпнул у группы “Аргонавты”. Тогда Тимошенко, лидер “Аргонавтов”, когда песня стала греметь, пошел в суд и выбил себя себе половину гонорара. Эдик подал заявление в комиссию по авторским правам. Стороны представили на экспертизу свои клавиры, и эксперты-музыковеды вынесли решение, что обе песни представляют собой абсолютно самостоятельные произведения и по музыке и по тексту. Но ведь всем не докажешь, что Кузинер ничего не крал. Многие верили Тимошенко. До сих пор слухи ползают. Ошибкой Кузинера в этой истории было то, что он признался, будто идею почерпнул у “Аргонавтов”. Тимошенко просто придрался к слову “Саласпилс” и портил Эдику нервы. История очень некрасивая, но позже, Кузинер говорил, что они с Тимошенко даже как-то общались.
– У «Поющих гитар» когда-нибудь проблемы с гастролями в столице были?
Юрий Соколов: Нет! Мы с удовольствием ездили, как домой. Два раза в год. Нас встречали так здорово! Москва – любимый город. В “Октябре” работали все время. На Калининском проспекте. Каждый день по два концерта.
– Федоров в фильме 1994 года рассказывал, что какая-то референт Фурцевой году в 1970-м указала Лавровскому на то, что девочки в 6-м классе уже не девочки, и он лично в этом виноват.
Евгений Броневицкий: После этого случая нам запретили сольные концерты, оставили отделение. Мы как раз должны были ехать в Сочи, а нас сняли. Сольный концерт сняли, оплату сняли. Мы тогда сделали программу из песен советских композиторов, и все равно продолжали работать. Получали за отделение, а работали сольный концерт. Меньше года мы вот эту дребедень исполняли. Потом снова вернулись в свою, как говорится, наезженную колею. Будь, что будет!
Нам все время грозили пальцем. Но закрывали глаза, потому что мы приносили прибыль этим организациям. А деньги – Вы знаете, что это такое. Боялись, конечно, потерять свое кресло многие чиновники от искусства, но закрывали глаза. Потому что деньги! Деньги нужны всем.
Юрий Соколов: Они договаривались. Ленконцерт, если отправлял кого-то на гастроли, всегда получал три процента от сборов, а нас посылали только на паритет – 50 на 50. Т.е. 50 процентов Ленконцерт забирал себе. Как сейчас помню, работаем 10 дней в Киеве во Дворце спорта. В будни по два концерта, в субботу и воскресенье по три! Первое отделение какие-то певцы, второе – мы. Ленконцерт заработал за 10 дней, как сейчас помню, сто восемьдесят тысяч! По тем деньгам! Это баснословная сумма была! У них тогда как раз какой-то провал в деньгах был. И мы им все это за 10 дней восстановили.
Еще помню, Ташкентский мюзик-холл приехал. 15 дней в зале “Октябрьский”. Первый день в зале было что-то процентов 60-70, а на второй пришли только два узбека с семечками. Все! На сцене аншлаг, в зале никого! В Ленконцерте думают, что делать. А тут как раз мы приезжаем. Афиши срочно меняют: Ташкентский мюзик-холл и “Поющие гитары”. Аншлаг! И все 15 дней. Мы покрыли им сразу все. Это вот, как на духу.
И чего они могут нам сказать? Мы уже снова и волосы распушили. Они ничего не могут с нами сделать. Понимаете? Мы, между прочим, можем и не выйти на сцену. Можем заболеть или еще что. Просто не будет концертов и все. Давали нам поблажки. Почему? Потому что мы делали деньги. Мы были, как дойная корова. А так бы нас давно сгноили и посадили.
Валерий Ступаченко: На “Поющих” махнули рукой. Потому что если на западе спрашивали, им отвечали, что у нас есть такой коллектив, который и рок-н-ролл играет, и Битлз играет. У нас свободно! Пожалуйста!
– Дмитрий, надо сказать, что кавер версии гитарных композиций, которые сейчас вышли на компакт-диске, звучат намного лучше, чем оригиналы 68-го года.
Дмитрий Кижаев: Можно и так сказать, а можно и наоборот. Если бы в те годы такие же условия нам предоставили – переписи, сведения. Вы не понимаете, что это значит – четыре человека в разных концах зала и без всякого мониторинга!
Юрий Соколов: Слова не надо здесь разные иностранные! Мониторинга там! Нахватался!
Дмитрий Кижаев: Подушку в рот быстро! Пластинки, которые Васильев записал с “Поющими гитарами” – это просто чудо! Потому что на западе уже были совершенно другие условия, были многоканальные магнитофоны, а у нас в лучшем случае стерео было. Ни наложения, ничего. Когда играется композиция 9 минут, и на последней ноте первый трубач лажает, переписывается вся композиция. Вы понимаете?
Валерий Ступаченко: Я «Синюю песню» два с половиной часа записывал. Конец у меня никак не попадал. Приходилось петь снова, и снова.
Евгений Броневицкий: Когда писали первую пластинку, Толя Васильев говорит: “Ну, что ты так холодно играешь?” С его позволения мне принесли бутылку 0,7 вина, я ее высосал и стал играть. Как сейчас помню, прямо с винищем сидел, играл.
Юрий Соколов: Мне больше всего нравилось, когда мы записывали “Саласпилс” в Москве на “Мелодии”. Женьке дали орган большой Хаммонд, с ножной клавиатурой. А тоже на одну дорожку пишем, стараемся. И вдруг Женька лажает. Так он после этого снял ботинки и в одних носках играл. Это нужно было видеть!
Ольга Левицкая: Условия были, конечно, допотопные, не то, что сейчас. Сейчас только пой!
Для Специального радио.
Июнь 2006
ПОЮЩИЕ ГИТАРЫ – ПЕРВЫЙ СОВЕТСКИЙ ВИА. ЧАСТЬ 1: «НЕМЕЦКИЙ ПАРОЛЬ ДЛЯ ПУТИНА»
ПОЮЩИЕ ГИТАРЫ – ПЕРВЫЙ СОВЕТСКИЙ ВИА. ЧАСТЬ 3: «ПРОСТО У НАШИХ ВИА НЕ БЫЛО КОРНЕЙ»
