Несмотря на договоренность не отмечать праздник до концерта, Донцов и Хабазин, попав в компанию донецких друзей, не удержались и приняли лишнего. Они появились за пять минут до начала и не произвели на нас впечатления сильно пьяных. Но во время концерта Слава начал прямо за барабанами рассказывать анекдоты музыкантам и сам же смеяться. А Хабазин стоял с очень красным лицом, и все время пытался его спрятать. Казанцев весь кипел от возмущения и обещался после концерта их убить, так как числился худруком.
Но самый прикол случился, когда мы стали играть какую-то инструментальную пьесу. Хабазин сыграл вступление раза в два быстрее, чем надо. После этого должны были вступить барабаны и бас. Но Слава не мог ничего понять, и поэтому долго не вступал и всем своим видом показывал какие мы «козлы». Наконец к середине вещи он плюнул на нас и стал играть вместо твиста вальс в своем темпе, не обращая внимания на остальных. Казанцев убежал за кулисы и грубо матерился, а мы – как идиоты – продолжали ловить, то одного, то другого. Пьеса так и была доиграна в двух разных стилях и ритмах. Тут же, чтобы спасти концерт, посадили другого барабанщика из наших друзей. Он вообще не умел стучать, но зато был трезв. После концерта мы все написали заявление об уходе. Слава богу, что только этим все обошлось, могло быть гораздо хуже.
В общем, работать стало невозможно и мы тихо-тихо разошлись. Я вернулся в Москву и пошли другие дела…
– Переход от группы, которая играла в филармонии, в любительскую группу – это не было странным?
– Нет, это было связано с тем, что настало время снова уклоняться от армии, и я пошел работать в Институт им. Курчатова электриком, чтобы получить «броню». Предприятие было режимное, работа скучная, делать там было нечего, и целый день я просто сидел, потому что даже книжки читать не разрешали! Но именно тогда я познакомился с Валовым, Дюжиковым и Малковым. Первое время на барабанах в «Скифах» играл Малков, но когда я услышал, как он играет, я сказал: «Ребята, это смешно! Давайте, я приглашу хорошего барабанщика!» И привел Донцова, который сразу же пришелся к месту, и мы вчетвером долгое время довольно дружно выступали. А ребята меня подготовили к тому, что нужно поступать в университет, на биофак.
– С Тухмановым потом были какие-то контакты? Ведь «Скифы» тоже для него чего-то писали?
– Это он уже приглашал Дюжикова. Я ему уже был не нужен и в этих записях не участвовал.
Я не очень знаю, что у Тухманова там происходило, потому что после того, как я ушел, вместо меня на бас-гитаре играл Саша Копылов. Был такой здоровый мужик! Очень крупный! Потом он стал гитаристом и играл по ресторанам. Одно время он мне позванивал, а потом я потерял с ним всякую связь, и куда он делся потом, я не знаю.
Тем не менее, в самодеятельности нам не давали развернуться. А тут, нас втроем пригласили в «Голубые Гитары» под крылышко Игоря Гранова. И нам вроде что-то засветило. (Правда, я даже умудрился поработать и в «Новом электроне» с В. Полонским, А. Буйновым и А. Градским.) Кроме того, у всех была такая идея: заработаем деньги, купим аппаратуру… Но потом уже эта профессиональная работа стала затягивать, появилась семья. Так и пошло-поехало.
В ВИА «Голубые Гитары» у нас была относительная свобода. Да, мы делали свой блок, я садился за барабаны, Юрка брал бас, и мы втроем играли. Иногда еще Стас Борисов выходил с бубном. И мы играли куда громче, чем это обычно делали «Голубые Гитары»!
Сейчас я понимаю, что это все – детство, и что дело – не в громкости. Просто мы играли более жестко, более напористо. Мы исполняли и Хендрикса, и «Роллингов», и «Битлз», и даже какие-то свои вещи. Мы постоянно меняли свой репертуар. Мы были на острие современного звука.
Гранов – человек коммерческого склада. Поэтому и его программа была чисто коммерческой. Там присутствовало все, что могло быть интересно, чтобы любая публика осталась довольна концертом, от «цыганочки» до Led Zeppelin. И для этого он специально набирал разноплановых певцов.
У нас было несколько певцов – Бабаков, Максаков, – которые очень хорошо пели народные песни. И были певцы, которые хорошо пели эстраду. А мы пели рок. И так получалось какое-то разнообразие. Концерты строились блоками: то народная песня, то эстрадная, то мы выходили со своим блоком, – чтобы всем было интересно. В принципе, может быть, Игорь Яковлевич и прав. Во всяком случае, он довольно долго этой концепции держался. В то время публика была неизбалованная, поэтому ходили на любые концерты, если на афишах было написано слово «гитара».
Потом, Игорь Яковлевич всегда рассчитывал «на экспорт». Там мы зарабатывали совсем другие деньги. Пусть это были суточные, но они окупали всю работу здесь.
…Я вливался постепенно. Там ведь уже были – хороший басист Боря Волгин и неплохой барабанщик Женя Грицышин. А когда взяли меня, то в каких-то вещах я садился играть за барабаны, а в каких-то играл на басу. Поэтому первое время я выходил только на те вещи, которые уже выучил. А потом мы стали договариваться, кто и когда будет играть. Ведь я одновременно еще и продолжал учиться на биофаке. И если у меня была сессия, и я не мог поехать, то Боря Волгин фактически играл один. Режим у меня был вольный. Гранов меня за это не ругал. Он мог, конечно, отказаться от меня, но он не сделал этого, потому что ему нужно было, чтобы мы – «Скифы» – были втроем. Чего он и добился.
А потом пошли немножко другие дела. Юра Валов уехал в Америку. Дюжиков ушел в «Цветы», и у меня появилось, честно говоря, безразличие к этой работе! Это было связано с тем, что мы просто зарабатывали деньги – и ничего более. Ну, неинтересно было в творческом плане. И поэтому… вели мы себя, естественно, не ахти как! Поэтому Но для профессиональной работы «такие» мы уже не годились, и наступило время, когда Гранов предложил нам уйти. Был один момент, когда от Гранова ушла практически половина «Голубых Гитар».
Мы возомнили, что и сами все можем, что сами с усами. Ушли – Волгин, Стас Борисов, Коля Сахаров, Рафаэль Аюпов, я. Мы уехали работать в Киевскую филармонию, в Киевконцерт, и ансамбль назвали «Чаривни Гитары». Но половину репертуара составили песни, которые мы исполняли в «Голубых Гитарах». В общем, поменяли шило на мыло.
Стас Борисов пел в «Чаривних Гитарах» то же самое, что он пел и в «Голубых Гитарах». Ведь чтобы как-то самоутвердиться, нужно было показать, что мы не с Луны свалились, а у нас есть своя история. Поэтому на концертах мы говорили, что мы из «Голубых Гитар». В принципе, поначалу мы неплохо работали. А через некоторое время началось все то же самое. Надоело…
Но Валов еще оставался в «Голубых Гитарах». И он оттуда однажды позвонил мне и вытащил меня обратно в «Голубые Гитары». Но постепенно все старички тоже ушли оттуда, и был создан совершенно новый ансамбль «Чаривны Гитары», ничего общего не имеющий с тем, что было вначале.
Я опять вернулся в «Голубые Гитары», проработал там некоторое время, а потом ушел в «Пламя». Это было связано с тем, что пришел к нам работать Леша Пузырев. У меня был тогда сильный внутренний конфликт, неудовлетворенность собой, а Пузырев усилил его, начав выступать против Гранова. Он говорил, что Гранов – плохой композитор. А мы-то – молодые ребята – тоже подхватили это. И возомнили, что мы – великие, что нам сам Гранов нипочем, что мы можем сами шевелить усами. Обстановка в группе стала очень тяжелая.
Но тут как раз я узнал, что развалились «Самоцветы», и появился ансамбль «Пламя», и Леша Пузырев сказал, что там нужен барабанщик. А мне к тому времени ужасно надоело в «Голубых Гитарах» и очень хотелось чего-то нового. А в «Пламени» работали молодые ребята – Леша Шачнев, Валя Дьяконов. Я был уже с ними знаком, мы дружили, часто встречались. И я, конечно, тут же им позвонил, и они меня тут же пригласили. Даже прослушиваний никаких не было: мы и так друг друга хорошо знали – я перешел работать в «Пламя»…
Гранов, кстати, отпустил без проблем. У него были замены на все случаи жизни! Там же народу было – человек двадцать! Кого угодно можно было заменить, и барабанщика, и гитариста, и бас-гитариста. Таких проблем у Игоря Яковлевича никогда не было.
Что же касается тогдашних «Скифов» – стало ясно, что дни наши сочтены, потому что мы уже не представляли собой единого целого, а по отдельности мы Гранову были не нужны. Тем более, что с нами у него было много проблем. И, в конце концов, каждый нашел себе место и ушел. Он никого не держал…
Во время работы в ВИА «Пламя» я экстерном закончил Царицынское Музыкальное училище по классу ударных инструментов. Даже пришлось скрыть свое высшее образование, так как после высшего – среднее не положено.
Затем пошел период исканий, во время которого я работал в Москонцерте в ансамбле М.Корженевича, аккомпонирующем певцу Е.Поликанину. Одно время я был администратором у И.Николаева, затем у В.Малежика, директором С.Лазаревой, ударником в «Лимонадном Джо» В.Шаповалова и, наконец, директором фирмы занимающейся кинопрокатом, а затем грузовыми перевозками. Сейчас я, помимо игры в «Скифах», увлечен Фэн-шуй и создал компьютерную программу, с помощью которой можно анализировать прошлое и предсказывать будущее…
А самый запоминающийся концерт для меня лично прошел в Ереване в составе группы «Супер», в 1972 году, потому что там все было сделано так, как у нас еще не принято было.
Организатор фестиваля Рафик Мкртчян хотел все сделать «по-европейски». Там была хорошая реклама. Нас поселили в лучшей гостинице, и повсюду сопровождала съемочная группа, которую он нанял, чтобы сделать про нас фильм. Они снимали и сами концерты, и по улицам с нами гуляли. Водили нас по самым достопримечательным местам
Выступали мы во дворце спорта. Каждая наша песня встречалась невероятным ревом толпы. Публика кричала, ломала стулья. Причем, Рафик только радовался этому: «Это хорошо, что стулья ломают!»
Чтобы как-то унять буйствующую публику, организаторы решили разбавить наш концерт выступлением местных команд. Они играли еле-еле, поэтому публика воспринимала их довольно сдержанно, но как только на сцене появлялись мы, буйства продолжались.
Рафик предпочитал не светиться. Перед выходом на сцену он наливал нам коньяку и исчезал: «Вы меня не знаете, я вас тоже не знаю…» Впрочем, деньги нам заплатили еще в Москве, поэтому мы особенно и не волновались…
Но вот – заключительный день. Мы подходим к Дворцу спорта и не можем понять, в чем дело? Каждый день перед входом во Дворец спорта стояла толпа из тех, кто не смог попасть на концерт, а теперь никого у входа не было. «Что-то здесь не так!» – сказал Бергер. «Может быть, концерт отменили?» – спросил я Серегу Грачева.
Но оказалось, что все, кто раньше толпился у входа, сегодня выломали двери и проникли внутрь. Нам сразу как-то не по себе стало. И действительно, у входа нас встретила милиция: «Вы куда?» – «Мы – музыканты!» – говорим. – «Проходите!»
Но лишь мы зашли за кулисы, к нам подлетел милицейский полковник и прорычал: «На сцене сегодня стоять по стойке «смирно»! Не дергаться! Все быстрые песни из репертуара исключить! Если – не дай бог! – народ начнет плохо себя вести, я самолично размозжу ваши головы вашими же гитарами!» В зале, действительно, была настоящая давка, и он боялся, как бы не случилось несчастья.
Ладно! Вышли на сцену, встали по стойке «смирно», и весь концерт играли, не сходя со своего места. Но, тем не менее, публика все равно бесновалась.
После концерта нас проводили в какую-то подсобку, в которой мы просидели до трех часов ночи. Мы там сидим, вдруг стекла вдребезги и туда влетает какой-то чувак. Менты его тут же повязали…
Когда мы пришли в гостиницу, то до утра практически не спали, Бергер все переживал, что его теперь не выпустят за границу. А утром нам позвонил от Рафика человек и сказал: «Ребята, билетов нет, но я договорился о том, что вас посадят в самолет и отправят в Москву. Собирайтесь, за вами сейчас придет машина и – в аэропорт!»
Мы поднялись в самолет, стюардесса посадила нас в проходе. Там, когда входишь в самолет, есть проход, в котором есть откидные лавочки. Вот там мы и летели. Но до последнего момента мы ждали, что вот сейчас придут менты, и нас ссадят. И только когда самолет взлетел, мандраж начал немножко отходить. Бергер всю дорогу переживал: «Зачем я сюда приехал?! Очень мне это было нужно, что ли?!»
Прибыли в Москву, там все было спокойно, и по поводу Рафика нас ни разу никуда не вызвали. Потом я услышал, что Рафика надолго посадили.
А потом, намного позже, когда я уже работал в в «Пламени», я случайно встретил Рафика на улице Горького, у Белорусского вокзала. Оказалось, что он работает в Москве, занимается каким-то строительством. Прямо там, у Белорусского вокзала он завел меня за деревянный заборчик, которым было обнесено строящееся здание. Он усадил меня за стол, тут же какие-то мужики принесли коньяк и закуску. «Садись! – сказал Рафик. – Выпьем, поговорим!» Он работал в каком-то тресте. По снабжению. Я думаю, что достать что-либо для него не составляло проблемы, так как он был очень коммуникабельный человек.
Рафик мне оставил свой телефон, и я еще захаживал туда к нему, когда бывал в тех краях. Он всегда очень гостеприимно меня принимал. Но через некоторое время я с ним связь утерял, и сегодня даже не знаю, жив он или нет…
– Круто! А вот недавно по ТВ группа товарищей отмечала 25-ти летие отечественного Рока…
– 25-ти летие?! Эти люди – не в теме. Или им подкинул эту «идею» какой-то не очень умный человек…
Для Специального радио
Ноябрь 2006
ВИКТОР ДЕГТЯРЕВ: «САМЫЙ КРУТОЙ СЕЙШАК МЫ СДЕЛАЛИ В ЕРЕВАНЕ В 1972 ГОДУ». ЧАСТЬ 1: «ЗОЛОТЫЕ ОЧКИ»
