Рокешник мне хотелось играть всегда. С того самого (довольно позднего) момента, когда я впервые что-то подобное услышала. То есть когда мне было лет тринадцать, сестра моей подружки, пловчиха, ездила за рубеж и привозила оттуда, например, “Ram” Маккартни, “Captain Fantastic” Элтон Джона и “Jesus Christ Superstar”. Я ко всему этому тогда сразу отнеслась с повышенным интересом, совершенно было непонятно, как же это так у них получается? Лет в семнадцать уже стала слушать сознательно и крайне хотеть, чтобы было так же. Моррисон, все такое, ну, сами знаете. Криденс там, Лед Зеппелин. Битлз, конечно, отдельным огромным куском. Но было непонятно, может ли это быть на русском языке. “Машина” как-то не считалась, хотя слушали и ее…
Но вот на Новый (1981) год мне принесли сборник питерского рока, где была “Железнодорожная вода”, “Алюминиевые огурцы” и “Сладкая Н”. И стало ясно, что все-таки можно. А вот – как конкретно могу и хочу это делать лично я, выяснилось только еще лет через пять.
Была глубокая зима 85-86 года, я пошла с тоски потусоваться на “Яшку” – площадь Свердлова – около памятника ему же, там мерзла кучка одиноких хиппи, и кто-то негнущимися пальцами пытался что-то сыграть на гитаре, а слов уже совсем не мог изобразить. И я по дороге домой подумала: не попробовать ли мне дать этим людям возможность петь что-то на родном языке? Чтоб был и смысл, и рифма, и три аккорда, и чтоб на бульваре, в парадняке, и на кухне, и можно без хлеба. Так и подумала – довольно серьезная амбиция. (Смешно, но все началось именно с этого. Было даже ощущение (тогда осознанное с некоторой самоиронией, как гонево) некоего исторического момента в моей личной судьбе). В качестве пробы я тут же сочинила маленькую песню с приветом от лианозовской школы: “Свобода есть, свобода есть свобода…” Был еще (и есть до сих пор, но уже не поет) такой Володя по кличке Поня, очень зажигательно он свои песни под гитару исполнял – именно на новый 86-й год, когда вся “московская система” собралась в заброшенном доме где-то, кажется, на Чистых прудах. Заброшенный дом, хлам, известка, пыль, свалка бывших предметов. А в том углу, где сидел Понька с гитарой, валялось какое-то, что ли, велосипедное колесо, и он его в мою сторону катнул через комнату, и это был для меня тогда какой-то знак.
В то время у меня и в мыслях не было когда-либо попасть на сцену или издавать свою продукцию. Дальше парадняка, скамейки или костра мои амбиции не распространялись. Я ведь не музыкант, я по профессии литератор, переводчик и филолог, и это была область моего хулиганства, моей свободы, а не профессиональной деятельности.
За 86-87 годы я записала с разными друзьями 4-5 кассет крайне херового качества, а потом оказалось, что они расползаются по всей стране и даже за границу, как тараканы. Что-то в них, видать, все-таки было эдакое, несмотря на то, что это была чистая – и злостная – самодеятельность, причем на выходе получалась уже совсем неразборчивая каша с буратинистым или, наоборот, слишком вязким от многократного переписывания голосом.
С 88-го по 95-й год я практически ничего не пела и не записывала. А в 1995-м окончательно бросила свои филологические занятия и опять стала сочинять песни, и тут вокруг меня образовалась компания молодых людей, нового уже поколения, которое, как выяснилось, “выросло” на тех моих четырех кассетах и жаждало со мной поиграть. Одному из них, юному тогда гитаристу по имени Ваня Жук, и пришло в голову название “Броневичок”.
То есть, я часто цитировала тот анекдот про Ленина, в котором он говорит, что не возьмет политическую проститутку Троцкого кататься на броневичке, потому что он в прошлый раз весь броневичок забздел. И вот про людей, которые на очередном сейшене (ибо это были не концерты, а именно сейшена – где попало, бесплатно и крайне раздолбайские) самовольно вылезали со мной поиграть на чем попало и делали это из рук вон плохо, я говорила: мол, этого в следующий раз не возьмем, а то он нам броневичок забздел. Ваня и говорит тогда: «Ничего себе «группа»… «Умка и Броневичок» получается. Только я в группе с таким названием играть не буду!». Ну, в общем, через некоторое время он и перестал.
Году к 99-му, после некоторых пертурбаций, состав изменился на сто процентов и стал таким, как сейчас: на гитаре играет человек из Севастополя Боря Канунников, ритм-секция (барабанщик Боря Марков и басист Миша Трофименко, с которыми мы еще в 95 году джемовали и что-то записывали) перешла ко мне из группы “Ковчег”, на гармошке стал играть Игорь Ойстрах. С нами еще много кто играл, но перечислять не буду, долго получится. Однажды во время бессонницы посчитала – вышло порядка ста человек, от безымянных уличных музыкантов до, к примеру, бывшей ритм-секции “Звуков Му”, и играли они со мной от одного раза до двух-трех лет.
Так что можно сказать, что состав не набирался, а как-то нарос сам собой.
Некоторые считают, что мы играем RNB. А я, честно говоря, и не сказала бы, что мы играем эрэнбэ. Особенно это не RNB в том смысле, в котором сегодня эта аббревиатура употребляется: жирная американская музычка для отдыха самодовольных взрослых людей. Если имеется в виду ритм-энд-блюз в старинном смысле, типа Роллинг Стоунз, тогда, конечно, да, потому что на этой основе стоит весь рок-н-ролл, этого никто не отменял.
Музыка, которая мне нравится, довольно разная сама по себе, и вместе с тем, с точки зрения человека, который слушает другую музыку, она вся одинаковая. Как для меня одинаковая та музыка, которую я не слушаю – например, рэп, или техно, или неофолк, или готика, или современный псевдогараж, – как для белого человека все китайцы одинаковы, а для них, наоборот, белые. У меня отсутствует любопытство по отношению к новой музыке. В разные периоды из этой музыки, которую я слушаю, выдвигаются на первый план какие-то отдельные личности или группы, и начинается на некоторое время активная любовь. За последние лет 10 в этой роли перебывали Лу Рид с Вельветами, Дилан, The Kinks, Grateful Dead, Игги Поп, а вот сейчас, похоже, наступило время Einstuerzende Neubauten.
Девочки же идут нафиг навек. Женские аспекты темы меня совершенно не интересуют. Я вообще женский рок не слушаю. Кстати, вот интересная тема: я ни разу не слышала, чтобы женщина пела своим родным голосом, как Дилан или, например, Лу Рид, или Игги Поп – они всегда наворачивают какой-то “вокал”. Им без “вокала” – как без каблуков.
Особенность лично моей судьбы заключается в том, что человеческая жизнь у меня началась только тогда, когда я познакомилась, подружилась и стала жить вместе с Борей Канунниковым. (Прямо фраза из протокола какая-то получилась!) Просто дело в том, что чтобы жизнь была нормальная, у людей, которые друг с другом живут, должно быть общее дело. И тогда все будет ништяк. Если это, конечно, дело их жизни, а не просто способ зарабатывания денег.
Поскольку я не только автор и вокалист, но и директор, менеджер и так далее, – я себе иногда устраиваю некие такие встряски, которые я называю «взятием водокачек». В 1999 году мы, например, взяли в аренду кинотеатр “Улан-Батор” и устроили там большой бесплатный концерт, на который пришло больше 1000 человек. Для меня тогдашней, только что игравшей на Арбате, это было просто что-то невероятное, я впервые в жизни увидела перед собой такой огромный зал. (Очень полезный опыт). Причем надо сказать, что никакой “настоящей” рекламы не было – только подземное радио и самовольная расклейка самодельных афиш руками друзей и знакомых Кролика.
Мы вообще любим большие бесплатные концерты. В последнее время, правда, мы их устраиваем в основном в Севастополе – там, пока что, дешевая аренда и аппарат. Раз или два в году берем главную открытую площадку города и устраиваем себе праздник, на который уже съезжается народ из других городов. Тоже без всякой поддержки СМИ. Ощущение невероятное, особенно в последний раз, когда кода нашей предпоследней песни совпала с салютом – а салют в Севастополе любят и умеют. Чистая победа, настоящий пиздец в лучшем смысле слова!
Будучи самым старшим членом группы и вдобавок директором, я всячески стараюсь элиминировать момент капризов с чьей бы то ни было стороны. Парни молодцы, они тоже стараются. Если у нас какие-то разногласия (обычно по поводу записи новых песен), мы стараемся их как-то затоптать и засунуть свои капризы себе в задницу. Есть одно у меня качество, неприятное всем остальным: когда я сочиняю что-то новое, мне обязательно надо это немедленно записать, зафиксировать, иногда в ущерб качеству. Но я стараюсь, честно.
Однажды мы с Борей попали в небольшую стычку в городе Кирове, давным-давно, когда после концерта трое молодых людей пытались рассказать нам, что они парикмахеры и что нас можно бесплатно постричь. Мне вывихнули палец. Больше никаких повреждений, слава богу, не случилось. Еще однажды в Севастополе на бесплатном концерте всех достала пара пьяных панков, народ полез их бить, а я пыталась всех разнимать, и вышла свалка. Но это, наверное, единственный случай, поскольку гопники редко нас слышат. Когда слышат – прутся. Думаю, если бы те кретины в Кирове нас послушали, они с тем же рвением полезли бы дружить и совать нам свою водку или что у них там было.
Бывают и еще неожиданные радости – приезжаешь в какой-нибудь, неведомый тебе доселе город, например, Курган или Черновцы, а там – в маленький клуб набилась огромная толпа и орет от восторга, прямо Битлз в Гамбурге. Нравится мне такое. Еще я люблю после концерта сесть на краешек сцены, продавать и дарить диски и прочую фигню и со всеми разговаривать “до последнего клиента”. И очень не люблю, когда после концерта начинается дискотека, но, к счастью, в последнее время такого не бывает…
Мои альбомы – как дети. Самый любимый – всегда последний, младшенький. На сегодня это “Ничего страшного”. Ну и два предыдущих – “Парк Победы” и “600” – я тоже люблю. Они втроем образовали такую как бы трилогию, их лучше слушать все вместе подряд. Или, может, мне так кажется. Но они как-то логично вытекают друг из друга, поскольку представляют собой трилогию о том, как “Броневичок” превратился в “Броневик”. Мы ведь теперь уже “Броневик”, а не “Броневичок” – об этом я заявила со сцены на презентации “600”, потому что в голову это пришло мне именно в тот момент. Давно хотелось сменить название, но непонятно было, как это сделать, а тут вдруг осенило. И я всем объясняю, что вот выросли, обросли толстой броней, запасными пушками, только тронь! Это же и по звуку видно, и по материалу. И когда состав сыгрался, музыканты начинают слету понимать друг друга, группа звучит как один человек – это, ни с чем не сравнимый, кайф!
Сегодня очень много спорят на темы, типа, что происходит с роком или почему отделы маркетинга попсовиков своё фуфло тоже стали называть «роком», говорят о равнодушии к музыке у молодого поколения и т.д. Честно говоря, я в это не лезу. Те, кто нормально работал в свое время, нормально работают и сейчас. Вон тот же Игги Поп приезжал – какая глыба! Или взять Уотерса – мы два раза на него ходили, и оба раза – молодец! Дилан последний отличный, а особенно предпоследний. А это фуфло, которое выдают за рок-ривайвл… ну это же за версту видно, что фуфло. Про публику в грандиозном смысле, т.е. народонаселение, даже говорить не хочу – она всегда велась, ведется и будет вестись на фуфло. Ничего страшного, в природе фуфла всегда было дофига.
Сейчас народ немного оклемается от «техно-революции» 90-х, – может, что интересное и снова появится. А пока, кажется, все никак не пережуют чисто технические достижения. Никак не успокоятся. Хорошо хоть, стали понимать, что компьютер – не музыкальный инструмент и живой звук ничем не заменишь. По винилу вон затосковали. Спохватились… Кстати, о “судьбАх” мировой музыки очень хорошо написал Андрей Горохов. Очень утешительное чтение…
А кто чем чего называет – да подумаешь, жалко, что ли?! Вон, можно выйти на улицу и крикнуть: “Аня!” – и сразу столько дур и уродин оглянется. Конечно, может быть, парочка качественных девиц попадется. Но на самом деле Аня – это я. Единственная и неповторимая.
Для SpecialRadio.ru
Февраль 2007
