Мы приезжаем. И действительно: стоит огромная толпа. И тут же, у входа в ДК – две машины милиции. Что делать? И тут Володя Ширкин проявил колоссальную находчивость! Едва открылась дверь автобуса, туда тут же сунулся милиционер, а Ширкин хватает микрофонную стойку и протягивает ему: «Давай! Скорей! Тащи! Помогай! Быстро! Ребята, помогайте! Опаздываем!» Милиционеры похватали аппаратуру – и сразу же позабыли, о чем хотели нас спросить.А как-то раз мы с Володей Кузьминым поехали на концерт «Смещения», который проходил на Казанском вокзале. После того, как окончился сейшн, мы отправились в бар на Красноказарменный, где пили «фирменное» пиво Саши Золотого, то есть убойную смесь, состоящую из пива с водкой.
С ним была Володина дочка Лиза, и весь пивбар угощал её орешками и солёными баранками. А Кузьмин, сидя за столом, пропел и проиграл на коленках весь новый репертуар группы «Динамик»…В то же время я начал делать концерты группе «Воскресение» и даже стал представляться, как менеджер этой группы. Я сделал «Воскресению» много концертов, даже уже не все сейчас помню. Но последний концерт, который я делал для «Воскресения», я запомнил навсегда. Это было в ДК «Серп и молот», там был двойник, где вынесли все стекла. Это была точка Сережи Шведова, группу приглашал я, аппарат ставил Ширкин. На обоих концертах был полный аншлаг.
Итак, дело «Воскресения». Был дан приказ, и на это дело посадили следователя Людмилу Федоровну Травину, которая занялась им очень серьезно. Первым делом она арестовала Сашу Арутюнова и Лешу Романова. Видимо, она просчитала, что их можно поддавить, поэтому им выбрали меры пресечения и поместили под стражу. И они не вышли из Бутырки до суда, потому что признались в том, что брали деньги за концерты. И пошло, и поехало! Леша показал на допросе, что он и мне давал деньги за концерты! На очной ставке я ему сказал: «Леша, да ты не помнишь ничего! Какие, блин, деньги? Может, тебе кто-то и давал деньги, но как ты вообще можешь это помнить, если ты тогда напился!» Я на него смотрю, мне его жалко, но сделать я ничего не могу. Но я пытаюсь ему подсказать: откажись от своих показаний! Ты сам про себя наговорил лишнего! Но и у него, и у Арутюнова вдруг проявилась патологическая честность: вот мы сейчас все расскажем! Не знаю, что с ними произошло, но могу сказать, что следователи в милиции умели очень профессионально обрабатывать подследственных.
Костя Никольский и Андрей Сапунов психологически тоже были готовы пойти к Травиной и сказать правду. Но поскольку я имел определенное воздействие на Костю и Андрея, то я сумел их убедить, что делать этого нельзя ни в коем случае. Я объяснял им, что как только они придут к Травиной и скажут: «Да, я брал деньги», – они автоматически подпишут себе приговор.
«Ты честный? Хорошо, иди – и сиди!»
Но в том-то и дело, что когда ты говоришь, что «мы не брали…», что «все было, но без денег…», то получается, что деньги брали Романов и Арутюнов, потому что они сознались в том, что брали деньги.
Этот период очень сблизил меня с Костей и Мариной Никольскими. Почти каждую субботу мы с женой приезжали к ним в гости, пили всю ночь водку и обсуждали, как вести себя на допросах у следователей.
Антон Павлюченко, с которым мы вместе учились в институте, снабдил меня самиздатовской книгой правозащитника Владимира Альбрехта «Как быть свидетелем» и тем самым фактически спас нас всех. Прочитав Альбрехта, я пошел на допрос подготовленным, и когда следователь Травина начала задавать всякие вопросы, а я ей один в один по-альбрехтовски стал отвечать: «запишите это в протокол» или «этот вопрос не имеет отношения к делу».
Тем не менее, Травина отправила меня в следственный изолятор. Об этом Илья Смирнов написал в своей книжке, но почему-то не указал ни моего имени, ни фамилии. Он просто написал что-то типа того: «одного инженера из института Курчатова отвезли в следственный изолятор…» А ведь это было жутко!
Привезли меня в следственный изолятор, и дежурный командует: «В холодную его!»
Следственный изолятор устроен так: слева – камеры и справа – камеры. Последняя дверь открывается на улицу. И вот меня сажают в ближнюю к этой двери камеру. И открывают дверь на улицу. А на улице было минус двадцать. Уже через десять минут в камере установилась минусовая температура. Вот тогда я и понял, что значит «холодная», тем более, что у меня забрали всю одежду, оставив только свитер и джинсы.
А потом ко мне в камеру подсадили парня, которого якобы взяли на рынке, где он продавал телевизор. Ну, конечно же, он и с Градским в одной школе учился, и Алика Грановского с Алесей Троянской знает… Я сразу понял, кого ко мне подсадили в камеру.
«Ну, а ты-то сам этих знаешь?» – спрашивает.
«Ну, видел, слышал…»
«А концерты им делал?»
«Не, концерты не делал. Тусуюсь – да»
Так я себя и не сдал.
Но дальше у меня начала ехать крыша. Я перестал понимать, какое сейчас время суток, какой день недели. Я знал, что меня могут задержать на трое суток, а через трое суток, если продлят санкцию, еще на десять дней, а потом на месяц…
Но через трое суток меня выкинули из изолятора на улицу, я сел на электричку и поехал в Москву. Доехав до первой станции в черте Москвы, я вышел на перрон и, нашарив в кармане две копейки, позвонил Ширкину, чтобы рассказать ему всю эту историю: его ведь тоже вызывали к следователю.
Допросы продолжались. Травина принуждала меня рассказать про концерты, и я соглашался: да, делали концерты – но денег не было! Вот не было денег! Все делали на энтузиазме! А они шили мне 53 статью – частное предпринимательство. Но раз нет денег, то я остался в этой истории свидетелем, а не обвиняемым.
Благодаря тому, что я действовал так, как советовал Альбрехт в своей книге, я отделался лишь испугом, а вот Алексея осудили на два с половиной года с конфискацией. Здесь система сработала на «отлично»…Потом мы с Сергеем Шведовым делали «левые» концерты «Круиза». Серега Шведов нашел «Круиз». И зал, в котором мы делали концерты, это был его зал. Аппарат был «круизовский». А на мне было распространение билетов. Вырученные деньги мы с Серегой делили пополам.
А потом, когда я уже работал в «Курчатнике», приезжает ко мне Серега Сафонов, барабанщик «Рубиновой Атаки», и говорит: «Знаешь, тут такая история: группа «Круиз» разошлась. Вернее, ушел Сарычев, а он – офигенный музыкант! Поедем и поговорим с ним!»
Приехали к Сарычеву. «У меня есть материал», – говорит он.
«А я могу собрать музыкантов!» – говорит Серега Сафонов.
А я говорю, что у меня есть все для того, чтобы начать делать концерты.
Вот так родилась группа «Альфа».
А незадолго до этого в нашу компанию попал Сергей Мусин, которого интересовал прокат комплекта «Динаккорд», который принадлежал ДК Министерства иностранных дел. И очень быстро мы приняли решение задружиться с этим Мусиным, поскольку концерты идут в полный рост, а Ширкин не всегда свободен. Кроме того, у Мусина аппарат был даже лучше, чем у Ширкина, и на первых порах даже дешевле. Плюс ко всему аппаратура Мусина могла работать автономно, то есть его «Динаккорд» можно было включить, например, в лесу, на корабле или еще где-то, а ширкинский аппарат требовал стационарной сети. И тогда мы с Юрой Троценко, зам. директора дома культуры института им Курчатова, который меня поддерживал и прикрывал, сделали письмо в министерство иностранных дел: «в качестве оказания технической помощи просим передать нам этот аппарат…» Таким образом этот «Динаккорд» попал в наши руки.
Я сразу же озвучил Мусину предложения Сарычева и Сафонова, и в Министерстве иностранных дел после короткой репетиции у меня на глазах была записана та замечательная фонограмма, которую все знают.
Через Юру Троценко, который приписал эту группу к ДК института Курчатова, была получена литовка в Ворошиловском райкоме, в отделе культуры. Помогал нам некий Леня Иоффе, с бородкой которая делала его похожим на Ленина, в 90-х годах он засветился на телевидении с эротическими программами. Он и поставил литовку. Все было утверждено: и Есенин, и Андрей Лукьянов, который написал тексты для остальных песен.
И тут тоже забавно получилось: когда мне было 11 лет, Союзу кинематографистов выделили пять квартир в доме № 21 по улице Народного Ополчения, корпус 1. И так получилось, что эти квартиры дали Ролану Быкову, народной артистке СССР Максимовой, еще нескольким известным людям, в том числе – и моему отцу, который тогда уже был заслуженным работником культуры РСФСР. А эта Максимова была бабушкой Андрея Лукьянова, поэтому мы с ним жили в одном подъезде. Вот ведь как тесен мир.
Мы договорились, что для поддержания имиджа Юры Троценко сделаем два бесплатных концерта «Альфы» в институте атомной энергии – и это были первые концерты «Альфы».
А дальше вместе со Шведовым я устроил «Альфе» концерт – двойник – на комбинате твердых сплавов в Марьиной роще. Это была точка Шведова. Там был совершенно огромный зал, с высокими конструкциями, поэтому аппарат ставили Ширкин и Мусин вместе. До этого у нас там «Аракс» хорошо играл. И вот «Альфа»… Был шикарный концерт, а так как фонограммы уже разошлись, то все билеты были проданы…
Но между первым и вторым концертом приехали две черных «Волги» с мигалками. Из этих черных автомобилей вышли суровые мужчины, которые прямиком направились ко мне. А я тогда пребывал в полнейшей эйфории, будучи уверенным, что после Травиной мне уже на все наплевать. Но когда я взглянул в глаза человеку, возглавлявшему эту команду, то понял, что мне – конец!
«Садитесь!» – говорит он. И смотрит на меня исподлобья.
И вот он мне текстует: «Мы – Комитет Государственной безопасности, мы про тебя все знаем!»
«Ну, хорошо! – отвечаю. – А в чем, собственно, дело?»
«Хоть тебя за руку мы и не поймали, но неприятностей у тебя будет – поверь мне! – много!»
После этих слов они садятся в машины и уезжают. Как потом я выяснил, про второй концерт они не знали. Кто-то им стукнул только про первый. Это меня тогда и спасло.
На следующий день прихожу я на работу в «Курчатник», где меня встречают нерадостным известием: «Тебя вызывают к первому секретарю Ворошиловского райкома партии!»
«Не пойду! – отвечаю. – Я же не коммунист!»
«Нет, ты должен пойти!»
Короче, меня заставили туда прийти.
Прихожу.
…Звали его Земсков,
«Ну, так что это там за группа «Альфа» такая?»
«Да вот… группа «Альфа». Поет песни Сарычева на стихи Есенина и молодого поэта Андрея Лукьянова. Все документы в порядке. Вот бланк Курчатовского дом культуры. Вот литовка Ворошиловского райкома. Вы же сами все это и утверждали!»
Он смотрит: там действительно везде стоят печати райкома. Тогда он берет всю эту пачку, рвет ее на мелкие кусочки – и в урну.
«Вы знаете, что такое «Группа Альфа»? Нет? Группа «Альфа» – это была такая зондеркоманда SS, и значит, вы пропагандируете фашистские лозунги на концертах!»
«Что вы такое говорите! Вы тут стоите и нагло мне в лицо врете!»
«Да вы с кем так разговариваете? Да я вас! Да завтра! Да ноги тут вашей больше не будет!»
«Да пошел ты на фиг!» – ответил я. После чего собрал манатки – и махнул домой!
На следующий день она мне позвонила сама: «Летом 1985 года в Москве будет фестиваль молодежи и студентов, и сейчас как раз сложилась такая ситуация, что в Люблинском райкоме комсомола нужен человек, который будет от Петровки, 38 руководить комсомольским оперативным отрядом. Я порекомендовала тебя…»
Я съездил на собеседование в райком комсомола, а потом поехал в «Курчатник», где объявил, что увольняюсь.
«Как это ты увольняешься, ты же еще должен отрабатывать после института!» – набросились на меня.
«Да ничего я не буду отрабатывать!» – говорю я и прямиком направляюсь в комитет ВЛКСМ: «По комсомольской путевке в течение трех дней…» Я даже не сдавал там ответственность: ушел – и ушел. Все были просто в шоке!
Мне дали ментовскую ксиву и посадили в Люблинском райкоме. Начали мы зачищать район. Прошел у нас мощный рейд, в ходе которого было задержано 115 человек: кто-то обнюханный, кто-то – с цепями, уже первые люберы появились. О каждом задержанном были собраны данные: имя, фамилия, год рождения, где, чего и как. Все это записывалось в трех экземплярах…
И вот звонит мне тот парень из Комитета и говорит: «Надо встретиться!»
Я говорю: «Давай! У меня для тебя много интересного!»
Он говорит: «Отлично!»
И мы встречаемся. Я приношу ему эти списки.
Он спрашивает: «Ну, что у тебя?»
Я говорю: «Да вот списки принес» – и протягиваю ему эти тридцать листов с данными на 115 люблинских неформалов.
«А что это такое?» – спрашивает он.
«То, что вас интересует: неформальная молодежь…»
«А откуда ты это взял?»
«Да вот комсомольский оперативный отряд Люблинского района провел работу. Эти сведения, конечно, есть у нас в комитете ВЛКСМ, в спортивном отделе. Но я специально принес для Вас, потому что Вам эти сведения нужны для Вашей работы. И мы еще будем такие рейды делать!»
«А ты там что делаешь?»
«А я там… милиционер».
Он на меня тогда сильно разозлился.
«А институт имени Курчатова?»
«А я там больше не работаю. Я по комсомольской путевке направлен в Люблинский райком ВЛКСМ».
В результате все произошло так, как говорила Юля: от меня отлипли и, та история завершилась. Но после истории с «Воскресением» и «Альфой» я почувствовал, что еще немножко – и я перейду грань. До сих пор я каким-то чудесным образом выкручивался, мой ангел-хранитель вытаскивал меня из всех историй. И тогда я прекратил делать концерты.
А потом открылся рок клуб в Питере, появилась рок-лаборатория в Москве, да и в «Курчатнике», где я некоторое время проработал, замутилось рок-движение. Многие из тех людей, с которыми я работал, продолжали во всем этом вариться, а я отошел в сторону.
Мы не были антисоветчиками, но я неосознанно противостоял существовавшей системе. Теперь рок-музыка развивается совершенно легально. Но почва для этого была подготовлена нашими усилиями. Может быть, именно мы и сделали эту революцию, которая привела к тому, что мы сегодня живет в другой стране? Ведь те, кто ходил на подпольные рок-концерты, были уже людьми совершенно другой формации…»
С наступлением XXI века, Константин Межибовский вновь начал устраивать сейшена своих любимых музыкантов, но только теперь «ДДТ», «Алиса» и Вячеслав Бутусов выступают в лучших столичных залах. А однажды Константин реализовал свою давнюю мечту и организовал концерт в Кремле, во Дворце Съездов: это был творческий вечер поэта-песенника Юрия Энтина.
Для Specialradio
Апрель 2009
