Его эфиры стали первыми интерактивными программами для советских слушателей, куда они могли позвонить и напрямую пообщаться со звездными гостями, среди которых был, например, Пол Маккартни. Кроме того, Сэм Джонс выступал в качестве координатора, советника и переводчика многих важнейших общественно-политических мероприятий: от съемок документальных фильмов и проведения благотворительного концерта после землетрясения 1989 года «Рок в помощь Армении» до организации встреч на высшем уровне Маргарет Тэтчер, Михаила Горбачева, Бориса Ельцина и работы координационного Совета Россия-НАТО.
Еще был интересный случай. Мы пришли как-то на обед в «Националь». У нас в центре был «наш» столик, нас знали там, и мы его как бы резервировали. Сели мы, тут официант подходит: «Понимаете, зал полон, а там мужчина один… Можно он к вам подсядет?» – «Ради Бога!». Приходит мужик лет под семьдесят. Разговорились. Оказался кем-то вроде управляющего делами ЦК. В общем, со Старой площади. Выпили и он как давай рассказывать всякие бытовые подробности про тех, чьи плакаты мы на 1 Мая да на 7 Ноября носили. Интересно было… И про Сталина, и про Косыгина, у кого какая дача, чем квартира украшена, каким деревом стены отделаны…
Я был практически уверен, что он не откажется от такого предложения. Но к моему удивлению Беляев предложение категорически отверг: «Не нужна мне никакая книга. Я весело пожил. Как хотел. Всё было, так что писать про это? Ничего не вернуть – пиши не пиши. Песни мои слушают, знают, и ничего мне больше не надо… Пожить бы только ещё…» – сказав последнюю фразу, он как-то осекся и надолго умолк. Я украдкой поглядел на него, окинул взглядом старую кухню, нехитрую мебель, рассыпанные хлебные крошки на столе, и сердце, как ни банально прозвучит, сжалось. Захлестнула волна сочувствия, жалости… Прощаясь, я купил у него несколько дисков и обещал быть на ближайшем концерте в трактире «Бутырка».
Аркадий был какой-то щупленький, узенький весь, личико такое узенькое. И поражало то, что при этом такой могучий басина у него был. Вот этот облик весь, казалось бы, какой-то такой немножко, ну, хиловатый, а такой голос… Вот это сразу как-то подкупало. А потом, когда я стал прислушиваться к голосу, слышу уже знакомые нотки. Тем более, они оба уже финтили по-одесски, с таким характерным одесским акцентом разговаривали и вставляли словечки всякие: «Ну, шо вы хотите сказать, мы-таки приехали… Шо там есть покушать у вас хорошего?».
