То, что мы делали, в мире это обычно называется андеграундом. Это была культура андеграунда, потому что мы никуда не лезли, мы нигде не выступали, да и негде было с такой музыкой показываться в Москве, такой музыкой занималось здесь пару человек. Началось это всё на Болотной, у меня в мастерской мы с Лёшей сделали комнату на последнем этаже с чердаком, и когда в один из моментов перформанса открывался люк, там стояли прожектора, они включались в последний момент, комната была наполнена дымом, в зале сидело полтора человека. Раз в неделю, по четвергам, мы делали там концерт.

Курехин – тот просто напрямую был связан со всеми основными джазистами: и музыкантами и корифеями. Его двоюродный брат, Артем Блох, будучи пианистом по образованию, переиграл с несчетным количеством джазовых исполнителей того времени. А сколько музыкантов ленинградскому року дал только один ансамбль Голощекина! Даже в среде питерских музыкальных теоретиков все так или иначе были одновременно связаны и с ленинградским роком и с джазом. Понятно, что представители обоих направлений использовали друг-друга на разных этапах, поскольку задачи у них были разными, но взаимопроникновение было сильным, хотя об этом почти не упоминается.

Совместное выступление с Курехиным стал мощным импульсом для того, чтобы сделать нечто подобное, но уже своими силами. Сначала вездесущий Летов взял инициативу в свои руки – он объединил нас в небольшой оркестр, который назывался “Афазия”. Мы дали пару концертов, наверно, в конце 1983 – начале 1984 года в ДК “Каучук”. На рояле играл Артем Блох, которого я уже упоминал, кстати, двоюродный брат Курехина. Помню, во время одного из выступлений он вошел в экстаз, отшвырнул ногой стул, встал в боксерскую позу и несколькими сокрушительными ударами послал рояль в нокаут. Выбитые клавиши так и летели во все стороны…

Когда на следующий день после инцидента Владимир Резицкий был вызван на ковер в Обком КПСС, власти предержащие поинтересовались у него подтекстом перформанса: “Человек на сцене застрял в красном рояле, просит его спасти, его оттуда за ноги тянут потянут, а вытянуть не могут! Что вы себе позволяете?! Думаете мы не понимаем, на что они намекают?!” На что Владимир Петрович не стал оправдываться, пожал плечами и многозначительно прокомментировал: “Москва… Перестройка…”