ВИА «Поющие сердца» был популярен в Советском Союзе в 70-80 годах. В 1973 году ВИА стал лауреатом Всероссийского, а в 1974 году — Всесоюзного конкурсов артистов эстрады. Участвовали в съемках кинофильмов “Мы – Архимеды”, “SOS над тайгой”, одной из серий  телесериала 70-х “Следствие ведут знатоки”. Принимали участие в культовых телевизионных программах: “Кабачок 13 стульев”, “Не […]

Москва того времени вспоминается мне, как город, где не прекращался праздник. Если мы не были на гастролях, то все вечера проводили в ресторанах. Устраивали сейшены, ходили в ресторан Дома кино слушать знаменитого саксофониста Леонида Геллера. Кстати туда меня впервые привел Крамаров и познакомил там с танцором из ансамбля Моисеева Витей Дроздовым, он потом иногда подрабатывал, участвуя в наших концертах. Позднее Витя ввёл меня, так сказать, в московскую тусовку, познакомил с Галей Брежневой, с популярным тогда композитором Гариным, которого потом при загадочных обстоятельствах убили в Сочи, и всякими другими известными личностями. Помню, однажды мы пришли в кабак вместе с Наташей, моей будущей женой, и на ней был шикарный белый плащ, на который тут же запала Галя Брежнева и начала торговаться. Наташа согласились продать его, Брежнева плащ взяла, а деньги не отдала. Она кстати частенько так поступала, не только с нами.

Это был 1989 год, мы как раз должны были играть на «Звуковой дорожке» в Лужниках. И перед концертом кто-то позвонил… Кажется, кто-то из «Круиза» – они тогда репетировали на базе у Векштейна. Мы пришли на концерт, но играть не стали, а пешком ломанулись – это ж рядом было – сначала в церковь, а потом – на базу, в ДК имени Свердлова, куда также пришли директор «Поющих Сердец» Гришин, ребята из «Круиза» и «Раунда», чтобы помянуть Виктора Яковлевича…

Потом у нас еще был такой Паша Бабаков. Сначала он работал в ГОЛУБЫХ ГИТАРАХ, а потом – у нас. И очень долго работал. У него – уникальный голос: бас профундо! Ниже голоса я не слышал! Он с нами и в Африку ездил. И когда на концерте в Заире, то есть в совсем черной Африке, он пел «Вдоль по Питерской…», где брал ноты в самом низу, это был какой-то нечеловеческий утробный звук. Это звучало, как эффект, как будто октавный делитель заставлял голос звучать на целую октаву ниже. И нам самим становилось страшно, и динамики не выдерживали, так как тогда не было мощной, такой, как сейчас, аппаратуры. А на верху он брал фальцетные ноты. Сопрановые партии он пел элементарно.