Картина, которую я вижу – это Иван бродит по общежитию ДСВ (Дома Студента на Вернадского) и на маленьком инструменте типа гармоники что-то для себя наигрывает. Выглядело это потрясающе романтично. Я тогда учился на философском факультете, а Иван был курсом или двумя выше. Помню его на картошке, куда возили всех студентов.
Он всегда был погружен в исследование гармонии внутри себя, то есть хотел подружить музыкальную гармонию и себя. Сколько я помню Ивана, он всегда был в музыке, был в неё погружен в те годы своего становления. Такое было ощущение, что там у него постоянно творится какая-то песня, она не выходит наружу, но она определенно есть.
Иван был человеком крайне романтичным, улыбчивым и немножко ироничным. Мы были тогда знакомы совсем немного. Я отучился три курса и перевелся на факультет психологии, который закончил, а Иван остался на философском. Когда мы с ним встретились, он сказал мне, что есть такая группа «Ночной Проспект», предложил познакомить меня с Лешей Борисовым, пообщаться. Это было, примерно, году в 1985м.
Я сильно практиковал музыку, будучи еще школьником и делал это очень по-разному. Я имел хорошее представление о том, что из себя представляют синтезаторы, опыт игры на них. Умел работать с магнитной пленкой, с разными обработками звука, имел навыки составления коллажей конкретной музыки. Каков принцип составления альтернативной музыки, мне тогда уже было понятно. Конечно, собирал и записывал на кассеты все пластинки, которые появлялись на тот момент. Я живо интересовался музыкой, но практиковать снова стал значительно позже, когда закончил университет. Поэтому у нас с Иваном было очень много тем, связанных с электронной музыкой, поскольку он был человеком, понимающим внутреннюю жизнь приборов очень хорошо и по-своему.
Если можно так сказать, что такие люди, как Хуан Аткинс, Деррик Мэй и другие, открыли для себя «роландовские» («Roland») инструменты и стали заниматься «техно» в начале 90х в Дейтройте, то Иван их в значительной степени опередил. Он вошел в эту, как я ее называю «комнату трансформации», где инструмент представляется музыканту, творцу некоторой голограммой и где он может делать всё что угодно, отнюдь не то, что там в инструкции написано. Любой подход Ивана к инструментам был абсолютно инновативным. Он был первым, кто ввел в московскую сцену бас-лайн «TB 303», в дальнейшем – основу техно музыки во всем мире. Иван – первый человек на Земле, который стал извлекать из «TB 303» совсем не те звуки, для которых она была предназначена. Так что те черные ребята из Дейтройта в то время были мальчиками, когда Иван уже программировал эту машину и это абсолютно исторический момент, который нужно подчеркнуть. Судя по всему, Иван – первый человек, который увидел это инструмент с его изнанки, увидел его силу в том, чтобы не играть структуры в виде некоего сонга, а репетитативные паттерны, которые повторяются все время и изменяются с помощью резонансных срезов и частоты «cut of» этого инструмента. То есть он открыл глаза современной музыки на «TB 303».
Был такой человек в Москве, да и сейчас он есть, коллекционер, музыкант Михаил Михайлюк – очень интересная личность. Еще до близкого знакомства с Иваном я знал таких людей как Михаил Михайлюк, Анатолий Переслегин и Вася Изюмченко (он был ударником у группы «Синяя Птица»). Михайлюк снимал у Васи комнату, и там у него был набор инструментов, в том числе синтезатор «Korg MS 20». Я смог тогда найти какую-то хитрость, чтобы убедить Михайлюка продать его Ивану, а Иван очень этого хотел. Михайлюк очень не хотел с ним расставаться, причем это был очень редкий инструмент, применение которому Михаил не нашел. Иван использовал его тоже репетативно и мог извлекать из него то, для чего требовалась огромная модулярная система. На этом небольшом, полумодулярном синтезаторе Иван реализовывал свои абсолютно оригинальные идеи.
Он не занимался звукоподражанием и стилизацией под известных западных артистов, всегда выбирал интуитивно и сознательно свой истинный путь. Несмотря на то, что Иван был искушенным меломаном, когда дело касалось музыки, которую творит он сам, его предпочтения были как книги, которые он закрывал и ставил на полку. Он начинал с прочувствования инструмента, с понятия «про что это», и зачем он вообще нужен. И главное – что он, как Иван Соколовский, мог с ним сделать, не важно, что делают другие – это был очень индивидуальный, авторский подход. Такой голографический взгляд на вещи, ведь Иван был блестящий аранжировщик, отличный мелодист, но понимал, что только гармонии и мелодии не хватает, что нужно рассказать какую-то историю из того материала, который рождается у него внутри. Я, например, своей жене, которая не является поклонницей нойза и авангарда, однажды поставил первый альбом «Residents». Она прослушала три композиции и говорит: «Ну, с этими ребятами все понятно, это детский театр ужасов».
Иван бесконечно любил группу «Residents» именно за этот их подход инновативный метод рассказа историй при помощи звуковых коллажей. Он так же искал именно свой аккорд, свое необычное звучание, он понимал, что суть музыки в несколько небольшой кривизне элементов, которые будучи все несколько кривенькие, вместе создают нечто вроде метагармонии, которая является гармонией другого порядка, нежели та, которая является привычной для всех. И он чувствовал всё это «на раз».
В наших разговорах не было предметности, мы с ним общались какими-то образами когда анализировали произведение. Где развитие, где тайна развития произведения, а не какова здесь последовательность развития аккордов. В великих произведениях есть какая-то тайна и Иван хотел её постичь. Меня всегда это интересовало, и невероятно увлекательно было с ним дискутировать на эту тему: «За счет чего живут великие произведения?». Он обладал блестящим аналитическим философским умом, и результаты этого анализа он применял в своем творчестве. Сейчас мы можем бесконечно удивляться тому, каким образом Буриел (изобретатель даб-степа) сводил свои даб-степ работы, когда никакого даб-степа еще и в помине не было. На простом компьютере своего отца, без мультитрекинга он сочинял свою потрясающей красоты музыку путем «Copy-Paste». То есть, он в тело единого файла копировал какие-то элементы, дублировал и сводил. Он настолько овладел этой технологией, что представив в голове всю композицию, её развитие, он воплощал её за час.
Когда Иван приобрел свой первый Макинтош «Power PC 7100» у него там была программа «Deck», которая позволяла замиксовать две стереопары. Поэтому, когда он работал над проектом «Мягкие Звери», то записывал игру приглашенных музыкантов отдельно, а потом «паистил» их партии кусочками на базовый трек. Получается, он практиковал такую технологию за десять лет до Буриела, то есть он всегда был в значительной степени впереди всего, что происходило. Он понимал, что есть ходы для изготовления музыки совершенно параллельные мэйнстриму, он их находил и изобретал, выходил в параллельные пространства и черпал оттуда информацию и знания. То, чем занимался Иван, оказывается близким к оккультным практикам, тем что практиковал Алистер Кроули или чем занималась группа «Coil». Иван был инноватор в квадрате.
В более поздние годы, когда мы общались, Иван приходил ко мне в мастерскую, ему нравилось то, что я делал, признавался, что очень хорошо относится к моему творчеству. Иван мог видеть красоту в нюансах и искренне, как ребенок радоваться этому видению. Без всякой задней мысли или зависти он искренне радовался и говорил: «Смотри как круто!». Как человек, который видел и чувствовал красоту, он испытывал безграничную радость в этот момент, и переживать такие состояния вместе – это было очень здорово!
Несмотря на то, что тогда не было интернета и формата mp3, нельзя сказать, что мы были обделены информацией. В нашей компании с музыкальной информацией сложностей не было вообще никаких. У нас было все, что нам хотелось: пластинки, кассеты – всё привозилось из Европы и Америки. Более того, мы не пребывали в хаосе восприятия и, если Ивана заинтересовал Клаус Шульц (ex «Tangerine Dream»), то он довольно длительное время слушал этот материал и анализировал его, не распыляясь на что-то другое. Эти исследования позволяли находить ответ на вопросы «Где красота?», «Чему я могу научиться у этого человека?», «Могу ли я идти дальше по отношению к тому, что он делает?», «Где мои границы, чего я не понимаю?». Любой музыкальный материал, с которым сталкивался Иван, это был предмет для диалога.
Когда я познакомил его с ранними записями «Einshturtzen Neubauten», где музыканты играют на строительных инструментах, он уже был абсолютно подготовлен к самой идее и к восприятию этой музыки. Это новое, которое могло его удивить, и к которому он уже был готов, было той каплей, которая открывала в нем резервуар всяких творческих идей. Он начинал думать об этом, жить с этим. Так родился индустриальный материал «Демократия и Дисциплина», и это было его место во вновь открывшемся потоке. Думаю, что силу маленького инструмента «Casiotone» он открыл параллельно с немецкой группой «TRIO», которые сыграли на нем почти в каждой песне. Иван программировал «Casiotone» до того, как услышал «TRIO».
Обращаясь к безвременно ушедшему нашему другу, скажу:
Иван, мы тут все, на земле, кто как может – занимается музыкой, в твоих же руках Небесный Секвенсор, до которого нам ещё придется доживать, чтобы встретиться с тобой и сыграть лучший джем-сейшн.
Для SPECIALRADIO.RU
Москва, Сентябрь 2016
Материал подготовлен Игорем Шапошниковым
