На меня как на зрителя произвел большое впечатление концерт Джона Маклафлина «Remember Shakhti» в Московском Дворце Молодежи. Огромное впечатление произвел на меня также концерт Дэвида Силвиана, кстати, там же, в МДМе. Это было в середине нулевых. «Пинк Флойд» в 1989м в Олимпийском, конечно поразил! Запомнилась грандиозность всего действия, технологии, которые они привезли с собой. Светоэффекты были потрясающие, летающая кровать и боров, круглый кран над группой, про звук я уже не говорю. Мы все такого, я думаю, не ожидали. Меня, прямо скажем, придавило. Подумалось: Господи! А мы-то вообще, в каком веке живем?». Там было подряд пять концертов, и «Олимпийский» был заполнен полностью, там побывали все, кто был в Москве, я думаю.
Я был женат тогда на Свете Татариновой, которая является матерью Мити Журавлева, и на этот концерт мы ходили с ней вместе. Впечатление осталось такое, будто тебе дали пощёчину. Было очень сильно обидно, как будто мы не просто рядом не стояли, а как будто на сто лет отстали. Было такое впечатление, что мы – такие пэтэушники, а нам показали Капицу, Ландау и Нильса Бора всех сразу.
Когда в Москву в 83м приезжала исландская группа, чье название никто вспомнить не может, они играли концерт в малом зале в Олимпийской Деревне реальный нью-вэйв, который мы и по видео-то не каждый видели, видеомагнитофоны были редкостью. Это было живьем, так близко и с таким звуком, что оставило впечатление на всю жизнь. Нас потрясли две маленькие колоночки, которые висели вместо привычного нагромождения ящиков-порталов и из них пер такой мощный звучара! Ребята были в ярких прикидах, у гитариста была гитара, раскрашенная «в зебру» на резиновом ремне, которая просто летела то вниз, то вверх. Для нас это было очень в диковинку, это яркое воспоминание.
Именно «Рок-Лаборатория» мне нравилась и была ближе, чем ленинградский «Рок-Клуб», где заправлял БГ, и все шли за ним, за исключением «Джунглей» и «Странных Игр», остальные не сильно отличались друг от друга.
В «Рок-Лаборатории» каждая группа была очень другой, было стыдно походить на кого-то. Там было много концертов, фестивалей, например – «Движение в сторону весны» был хороший, интересный фестиваль. К самым ярким впечатлениям от наших концертов относится дебют старика Хэна, нашего барабанщика в 1988 году во Дворце Спорта «Динамо». Там были «Звуки Му», «Алиса» и когда объявили нас, такое было ощущение, что над залом пролетел реактивный истребитель МИГ -29. Огромный ор, вопль всеобщий зала и зрители прорвали кордон с охраной и милицией, залезли к нам на сцену, раздавили примочки Сережи Володина, в итоге, он вообще без гитары остался. Люди эти застыли в трех метрах от меня, стали кружком, а мы играем и поем. Он так и стояли на сцене завороженные – такой интересный момент. Ещё был в Ярославле концерт, откуда мы уезжали как «Битлы». Публика готова была нас разорвать, похоже. Мы спаслись так: к нам подогнали «Газель» прямо к сцене, мы туда прямо нырнули ловко и уехали. Это все происходило в 80х, когда New Wave был на подъеме.
На Большой Арене в Лужниках, на футбольном поле, мы играли перед группой «Кино». Представьте себе полные трибуны, вообще полные до отказа, и все поле полное тоже, наверное, 100 000 человек! Тяжело было перед «Кино» выступать, потому что на арене находились люди, очень много людей, которые кричали: «Цо-я!Цо-я!Цо-я!», «Ки-но! Ки-но!». И так после каждой песни вначале особенно, потом мы их перебороли, немного утихомирили, но все равно, они ждали Цоя, и некоторые выкрики грубые были. Я помню разговор двух менеджеров,- там Смольный стоял и Олег Наумович, директор Аллы Борисовны, и они рассуждали: «Да, даже если бы мы сейчас собрали всех вместе, Пугачеву, Леонтьева и Преснякова младшего, все равно столько бы никогда не собрали, сколько собрал один человек Виктор Цой». Они зажгли Олимпийский Огонь, его всего два раза зажигали: на саму Олимпиаду и на этот концерт. Юра Айзеншпиц там поработал над программой. Перед «Кино» мы были не одни, там были и Шевчук с «ДДТ» и «Алиса» в первом отделении, а во втором вышла группа «Кино». Когда Цой выступал в Москве, он, не знаю почему, вызывал нашу группу, чтобы мы его разогревали. Практически все московские концерты «Кино» мы играли вместе.
Как-то между концертами Айзеншпиц нам устроил совместный банкет. «Я хочу вас познакомить!» – говорит. Мы пришли, за стол сели, поели что-то, и в полном молчании сидели – московская группа и питерская. Если бы я знал, что случиться с Виктором наперед, я был бы более коммуникабельным. Ну, как-то в душе было: «Еще поиграем, еще познакомимся поближе». Поговорили мы тогда с Игорем Тихомировым, пару фраз. А так – они сами по себе, мы – сами по себе. У нас же было как бы условное противостояние, то есть настороженное очень отношение у питерского Рок-Клуба к московской Рок-Лаборатории и наоборот. То есть мы противопоставляли друг другу себя как культурные столицы. Это было не соревнование, а настороженность между Санкт-Петербургом и Москвой. Композитора Чайковского Антон Рубинштейн, директор консерватории как-то не очень поначалу принял, а Николай Рубинштейн, директор московской консерватории, сразу Чайковского заприметил, принял и боготворил. Так и с Гоголем, что-то у него в Питере все никак, а в Москве тут ему Погодин встретился и сразу все дороги открылись…
Выступление в «Лужниках» мне не понравилось. Звук плохой, на сцене было ужасно некомфортно. Совок ведь, он и в Африке совок. Да, кстати говоря, у «Кино» звук тоже был так себе. Сделали организаторы всё, кроме звука. И играли они как-то вяло, и Вите показалось всё это как-то не очень, судя по его реакции. Зато Юра Айзеншпиц был очень доволен, на него мероприятие произвело впечатление – такой аудитории он никогда в жизни не видел. Для меня это не имеет значения – количество публики. Я не смотрю, сколько в зале – 50 человек или 1150. Мне очень нравились «Странные Игры», и произвела впечатление «Алиса», особенно их первые творения «Экспериментатор», «Соковыжиматель». Что-то в них было такое от New Wave, нравилась мне их монолитная энергия. «Игры» мне нравились своей изысканностью. Вроде и дурашливые, с одной стороны, а с другой – прикольные аранжировки и необычные песни.
Я был в Ленинграде в 1984 году, там проходил большой трехдневный фестиваль, у меня до сих пор билет на него хранится. Все эти три дня, не смотря на всякие возлияния и прочая-прочая, я всё отсмотрел и отслушал. Тогда был дебют группы «Телевизор», и мне понравилось, честно скажу. Вот этот революционный дух в Питере остался, по тем временам Москва более застойная была, скажем так: «Первопрестольная – застойная». А Питер, – он такой бунтарь, и все там бунтари такие, чего в Москве не было. И, конечно, я отмечал себе группы, которые наиболее музыкальные. Москва, как раз брала музыкальностью, а в Питере было очень много немузыкальных составов. Но было довольно разнообразно. «Секрет» тогда начали выступать, «Джунгли» дебютировали, «Теле У» (группа гитариста из «Аквариума»).
Переход от «Новой Волны» к этнике у «Альянса» произошел естественно. Как-то вдруг надоело быть похожими на «Duran Duran», «Tears For Fears», «Depeche Mode» местами и кусочками из «Police», надоело всё это. Тут всё совпало. Замараев всё говорил, что надо что-нибудь русское начать делать, и тут же знакомство с Инной Желанной, которая, как я понимаю, набралась духа почвенности от Димы Ревякина. И, само собой, эту возникшую от компиляций образов музыкальную опустошенность заполнила смена состава. Вернулся Костик Гаврилов, накануне он на полгодика уходил в «Николай Коперник» к Юрику Орлову. Он вернулся и привел с собой басиста Гребстеля (Сергей Калачов), гитариста Костю Баранова и перкуссиониста Мисаржевского. Образовался новый состав, мы начали что-то пробовать играть, тут появилась Инна Желанная, и всё у нас пошло-поехало по новой дорожке. В записи нового альбома участвовать Сергей Старостин, Клевенский Сережа. Дело в том, что за полгода до этого Володя Щукин, композитор группы «Последний Шанс», пригласил нас с Гребстелем, скрипача Сергей Рыженко, детский хор, балалаечника и Сергея Старостина, как фолклорника, на рожках что-то сыграть для записи своего «Детского Альбома». Писали на студии «Мелодия», там мы и познакомились. На лесенке посмотрели в глаза друг другу и как-то ссимпатизировались, обменялись телефонами. Параллельно мы писали материал с Инной, потом она забеременела и выпала на время. А Замараев настаивал: «Надо продолжать делать русское!». Я вспомнил про Старостина и говорю: «Хочешь, фолклориста приведу настоящего, аутентичного?». «Давай», – отвечает, так я привел Сергея Старостина, который привел Клевенского Сергея. Здесь Старостин серьезно состоялся, мы сделали «Балладу о горе». К сожалению, со Старостиным мы не выступали. У него уже было «Moscow Art Trio» с Альпериным и Шилклопером – серьезный коллектив. Помню, он меня пригласил на концерт в музей Глинки году в 1991м, и это на меня произвело большое впечатление. В Швецию мы поехали с программой «Сделано в белом», но без Старостина. В Стокгольме был отличные концерты нашей группы с Инной Желанной». Там, на концертной площадке устраивали вечера для шестнадцатилетних шведов. Меня удивило, что там не было ни грамма спиртного, только «Пепси-Кока-Кола» и коробки с презервативами стояли. Накануне концерта нас позвали посмотреть зал и публику посмотреть. Там в тот вечер выступала группа «Army of Lovers». Они ужасно выступали под фанеру, и молодежь кидалась в них этими презервативами. Потерпели они фиаско, молодежь их не приняла, а мы на следующий день должны были выйти ну ту же сцену. Начали мы играть, зрители на нас посмотрели и начали расходиться кто в бар кто на улицу. А потом, вещи на третьей вернулись, были у сцены и очень хорошо нас приняли, приятно вспомнить.
Второй концерт в Стокгольме был в клубе «Blues Brothers» и там был потрясающий звук. Каждому были потом записаны и розданы кассеты с этого концерта и спроси сегодня – ни у кого ничего не осталось! Мистика какая-то. И во Франции мы были с этой программой, а в России мы никому не были нужны. Это было новое совсем для того времени, даже слишком. Тогда World Music только зарождался, Питер Гэбриэл делал это на Западе, а мы занимались своим фолком в России. Я вообще не любитель тусоваться, и когда Гэбриэл приезжал в Москву с частным визитом по приглашению Стаса Намина, мы не общались и не виделись. Собственно, меня никто и не приглашал. У нас со Стасом тогда ещё история произошла нехорошая, мы как-то взяли разом, и ушли из Центра Стаса Намина, ничего ему не сказали. Нам не понравились его требования, когда пришли гитары от фирмы «Крамер», он заявил, что надо подписать контракт. Мы тогда испугались этих контрактов и ушли по-английски. У нас интересный концерт состоялся с группой «Big Country» из Шотландии в Ледовом Дворце Спорта. Вспоминаются выезды в Париж и в Гавр. Марьяна Цой организовывала эти совместные концерты с питерской группами «Объект Насмешек» и «НЭП». А в 1994м в Париже мы взяли премию Гран При. Потом у Инны возник свой проект, ребята разъехались – кто в Америку, кто в Норвегию, барабанщик ушел в «Моральный Кодекс». С Инной Желанной у нас было сотрудничество, я не считаю, что она была в составе «Альянса», это была «Инна Желанная и группа «Альянс». Когда мы с ней познакомились, она исполняла песни под гитару – «До самого неба», «Только с тобой», а мы уже сделали аранжировки и аккомпанировали ей. Она – прекрасный исполнитель и красивая женщина.
На концерт Дэвида Боуи я не попал, туда сходил мой друг Герман Дижечко, фронтмэн группы «Матросская Тишина» и подарил мне фотографию с автографом Боуи. Два хороших человека встретились, и от их встречи на моем холодильнике осталась такая светлая печальная память как искра любви. Мы посвятили собственный концерт памяти Дэвида Боуи.
ДЛЯ SPECIALRADIO.RU
Москва, Январь 2016
Материал подготовил Евгений Зарубицкий
