*
ТРЕТИЙ ПУТЬ
*
Когда всё у нас здесь начало эффективно разваливаться, в 90е, и когда постепенно начал функционировать «Третий Путь», именно Борис (Борис Раскольников – ред.) создал социокультурную площадку для очень многих людей – обывателей, художников и музыкантов, которые хотели прикоснуться к чему-то не совсем ординарному. Борис сформировал среду общения, которая позволяла учиться друг у друга новому взгляду на мир, расширять свою чувственную и интеллектуальную вселенную. Это позволило многим творцам выйти к зрителю, к слушателю, так что для Москвы очень было важно, это Борино детище, поэтому и я и многие случайные люди помогали Борису, чем могли. Такого рода заведения не хватает и сейчас.
Нас объединяет только реальность, наше отношение к реальности, необходимость называть стол столом, а стул стулом, иначе любые два человека, которые стоят на собственных фантазийных парадигмах никогда не договорятся друг с другом, потому что аргументы одной стороны никогда не будут аргументами для другой. Это имеет отношение и к нефактологическим вещам, связанным с нашей духовной психической деятельностью. С Борей мы очень много говорили на все эти темы в наших беседах, похмельных в основном, потому что именно похмельное состояние приводит к тому, что появляются какие-то мысли, не свойственные обычному состоянию. Боре очень нравилась одна из моих сентенций, которую я тогда изложил по поводу того, как понимать тексты, понимать то, что нам говорят.
Именно площадка «Третьего Пути» позволила в общении друг с другом развивать свою интеллектуальную сферу, что важно особенно для молодых людей, для которых остро стоит тема выхода на новый уровень самоактуализации. Для того, чтобы расширить свою ментальную сферу, обязательно нужно заниматься когнитивными действиями, которые связаны с реальным описанием этого мира и расширять свой кругозор именно в научной сфере. Именно это дает возможность нам объективно подходить к субъективной реальности и действительно найти связь с другим человеком. Как Вольтер в свое время говорил: «Главное достоинство разума не в том, что мы мыслим, а в том, чтобы уживаться с людьми, которые в основном не разумны». «Третий Путь» и был площадкой для «вразумения». Так как наше сознание дихотомно, как по Гегелю – «борьба и единство противоположностей», то можно сказать, что на этой площадке люди понимали, что существует не только две стороны одной медали: «богатый-бедный», «жизнь-смерть»…
«Третий Путь» не зря был назван «Третьим Путем», ведь чтобы вникнуть в процесс осмысления реальности нам необходимо понять, что же лежит между этими двумя крайними точками: «не бедный – не богатый», «не жизнь – не смерть». Тогда мы начинаем понимать структуру нашего окружения, ту карту реальности, которая помогает нам общаться с людьми и становиться более терпимыми к чужому мнению. Наши обстоятельства, наши желания и наши решения есть единый клубок, который и является нашей жизнью, главное – чтобы он крутился достаточно весело. Очень важно на активном гормональном поле включать иногда сознание и даже на какие-то бредовые идеи не говорить сразу «нет!», а всё-таки подумать: «может быть, «да!», и лучше сказать «да!», а потом уже: «разберемся!». Для творческих людей это очень важно, потому что любой творец защищает свою идею и порой считает разумным только того, кто разделяет его взгляды.
Мы как-то с Борей задумались о том, часто ли понимает человек, о чем он говорит. «Понимаете ли вы что говорите?» – спросил один великий и сам же ответил: «Понимаю, когда внимательно слушаю». Наше чувственное восприятие заканчивается уровнем представления, и только через понятия мы приходим к суждению и умозаключению. И сколько бы мы не чувствовали, у нас создается только иллюзия понимания. Чтобы понять текстовую информацию надо учитывать, что все понятия, которыми мы оперируем можно разделить на две категории: фактологические (стол, стул, человек, психика) и нефактологические (душа, Бог), изначально непознаваемые. Я люблю философию, эту кузницу мыслей, но как бы в этой кузнице что-нибудь не упало на ногу, или паче на голову. Философия – это квазинаука, хотя современное её течение, постструктурализм – многое берет от науки и включает в себя и герменевтику и семиотику и социологию, психологию, синергетику.
В то время я любил Бердяева, горячего ученого философа и находил в его книгах постоянно расходящиеся семантические ряды, исходя из того, что он использует много нефактологических категорий. Рождается ощущение о том, что он в чём-то разобрался, хотя изначально то понятие, которое он использует – непознаваемо. Как говорил Лев Шестов: «Одно нефактологическое умозаключение нисколько не лучше другого». Философия приятна тем, что она провоцирует на мысль, которая работает на пользу нашей матрицы-карты реальности.
*
БОРИС
*
С Борей нас познакомил наш общий друг Игорь Лень задолго до «Третьего Пути», в конце 80х. Игорь был тогда клавишником у Кузьмина, играл в «Николае Копернике», потом переехал в Америку, там и живет. Мы с Борей моментально нашли контакт, и он часто приезжал ко мне в гости на улицу Москворечья, мы выпивали и общались, причем о музыке особо не говорили, потому что наши взгляды на музыку различались в достаточной степени. Я не очень любил музыку, не связанную с мастерством, а Борису хватало в группах умения выцарапывать какие-то мысли и идеи, когда как мне в них не хватало искусства исполнения. Для меня это сразу теряло ценность, ибо они искажали собственную идею.
Какая-нибудь группа «Cure», которая там что-то мяучит и шкрябает, от которой весь мир сходил с ума, мне была совершенно неинтересна. Я почитал смитовские тексты: ну тексты как тексты, написанные по схеме автоматического письма и методом свободных ассоциаций.
При этом другая группа, которую мне принес и поставил Борис – «Talking Heads», были совершеннейшими мастерами. Поэтому мы о музыке не зарубались, у нас было спонтанное общение, и, в основном, мы прикалывались, комментируя реальность, свою собственную глупость и незнание, постоянно провоцируя друг друга на мысль.
С Борей было очень интересно общаться, нас интересовала живая мысль, и мне было интересно, что выбросит, словно дацзыбао, мой друг. Можно сказать, что на мне он оттачивал некоторые вещи, которые потом гнал публично, а я на нем оттачивал вещи, которые гнал во время лекций начинающим текстовикам. Я всегда говорил Боре: «Главное нам не выходить на тот уровень, когда мы становимся излишне дидактичны», а он меня спрашивал: «А что это такое?». Конечно, мы прикалывались, и казалось, что это веселье бесконечно. Вокруг всё рушилось, и нам от этого было ещё веселее.
*
ВЛАДИМИРСКАЯ
*
Меня в то время интересовал шоу-бизнес, и я стал писать песни для Светланы Владимирской, стечение обстоятельств помогло нам выйти к слушателю. Хотя у Светы до меня уже было выпушено три альбома на компактах, но она была никому не известной певицей. Когда я с ней начинал, все говорили, что она – «холодная принцесса», «холодная певица» и «ничего не получится». У меня был выбор, ведь Дубовицкий предложил мне заниматься их общей с Аллегровой дочкой. Я согласился и песню «Мальчик мой» написал, в принципе, для этой девочки. Но девочка была совершенно не готова к профессиональной работе, дальше просто вышла замуж, и всё у нее стало прекрасно. Марк Большой, мой партнер, тогда был директором Кузьмина, куда-то уезжал и предложил присмотреть за Светой Владимирской.
Она выступала тогда с музыкантами в сборных тусовках перед группой «Мираж», но как-то безрезультатно. Любое произведение культуры только тогда становится товаром, когда возникает общественный резонанс. Каждому времени в популярной музыке соответствует своя психоделика. Могу сказать, что авторская аранжировка песни «Мальчик мой», с которой прославилась Светлана, до сих пор современна, а мелодия универсальна, потому как основана на мелодиях народных тюркских песен.
Нам помог телевизионный фестиваль «Звездный дождь», когда Ревзину, который был директором «Песни года», просто очень понравилась песня, а когда он увидел Свету, она ему тоже понравилась, и он помог нам как альтруист. Я ездил со Светой в города, в которые хотел поехать, в качестве наблюдающего созерцателя. Помню, на первом фестивале рекламных роликов в Ялте я жил как мажор – в полулюксе, и вся тусовка рекламщиков уже с утра находились у меня, шумели и выпивали. В одном из рекламных роликов того времени была моя песня «Дави на газ» («Все будет класс»), поэтому меня пригласили.
Для Светы я написал музыку и слова на три полных альбома: «Мальчик мой», «Город снов», «Город Солнца». Так как Света попала в тоталитарную секту, ни второй, ни третий альбом не раскручивались, хотя песня «Горячий ветер июля» была самой ротабельной и ротируемой летом 1995го года по FM радиостанциям, и Света даже получила какую-то премию. Дальше с работой у нас не сложилось, и она уехала жить в Сибирь.
Мы с Борей отлично прожигали мои гонорары за песни в лучших ресторанах города и продолжали изрядно веселиться, радуясь случайным встречам с непонятными людьми, с иностранцами, которых тогда в Москве стало много.
*
ПУТЬ ПЕСНИ
*
Сейчас я занимаюсь с вокалистами, возвращаю контроль над мышцами людям, которым не помогли традиционные методики пения, либо работаю с теми людьми, которые идут к высшему мастерству владения голосом. Если у нас развиты мышцы, которые отвечают за пение, а это внутренние межреберные мышцы и диафрагма, и всё это соединено с мышцами, отвечающими за тонус глотки, гортани, и если мы всеми этими мышцами управляем, то можем петь практически в любом стиле вплоть до оперного пения. Так что я помогаю людям прийти к «топовому» пению, как поют лучшие певцы и певицы мира. Поэтому я не занимаюсь с начинающими, и ко мне попадают люди, которые прошли несколько кругов обучения и понимают, что они не поют так, как им бы хотелось, и я показываю путь. Знание о вокале, оно не большое, если сконцентрироваться, то всё о вокале можно рассказать за несколько часов, а всё остальное – упражнения и спорт, создание новых синаптических связей и тренировки, тренировки и тренировки.
Главное, к чему мы идем – это чтобы пение было эмоциональным. Эмоцию рождает не звук, а наши мышечные движения, которые мы воспринимаем друг у друга, и эти мышечные движения заставляют срабатывать наши зеркальные нейроны, которые были открыты в 1996м году: сначала зеркальные нейроны действия, затем нейроны чувств. Как оказалось, такие нейроны имеются у всех представителей живого мира, которые ведут социальный образ жизни – от пингвинов до мышей, от обезьян до крыс. Теми проявлениями высшей психической деятельности, присущими, как раньше казалось, только человеку, как эмпатия и антипатия, оказалось, наделены и мышки…
И сколько бы мы не пели, если мы не затрагиваем определенные мышечные движения, то работаем только с эстетикой. Нам нравились «Песняры», мы их слушали, но когда ставили «Битлз» или «Лед Цеппелин», башню сносило совсем по-другому. Теперь понятно, что «Песняры» работали в большей степени в зоне эстетики, а музыка «Битлов» и «Цеппелинов» обращалась к животному нашему началу. Слушая музыку человек, имеющий достаточно расширенную сферу эстетического восприятия, сам вводит себя в состояние транса, самогипноза. Песни – это самое простое средство на время отключить свое «суперэго», переорганизовать нейроны на акт медитации. За это наш бортовой компьютер выдает нам бонус в виде амфитаминовой либо опиатной группы химических соединений, нас «вштыривает», или нам становится просто хорошо.
У творческого человека часто бывает – пишешь, сочиняешь, сам кайфуешь от сделанного, а утром просыпаешься, смотришь, слушаешь и недоумеваешь: «Над чем я вчера кайфовал? Ерунда какая-то! Хрень собачья!». А это был результат гормонального подарка в виде эйфории при отключении бортового компьютера. И мы с Борей находились постоянно в эйфории, давя на кнопку удовольствий несколько лет подряд, успевая параллельно подумать о многих других вещах, успевая работать и делать нужные и важные вещи.
*
МИФИ
*
В «Третьем Пути» я отдыхал от всего, мне было там комфортно, среди замечательных людей. Как музыкант Борис был очень талантливый человек со своим взглядом, и мы много играли вместе по ночам свободную спонтанную музыку, обычно к нам присоединялся ещё кто-нибудь из музыкантов. К нашим импровизациям Борис был подготовлен – он постоянно занимался на электрогитаре и быстро соображал, перестраивался. Есть люди, которые в общении обращаются к своей памяти, и есть люди, которые обращаются к живой мысли. Борис, обращаясь к живой мысли, всегда обращался к своей памяти, его импровизация была формообразующей, он импровизировал в форме, но редко импровизировал в содержании. Боре приходилось быть шоуменом, клуб практически держался на нем, и его главный большой феноменальный талант – способность находить общий язык с совершенно разными интеллектуально и социально людьми. Ему не было скучно от людей, он мог найти такие темы, когда в общении раскрывал человека. Из-за своего дара воспитателя, очень многим людям Борис казался гораздо старше, чем был на самом деле.
В свое время жизнь меня завела в МИФИ, – родители настояли, чтобы я получил образование. МИФИ дало мне очень много, расширило кругозор не только в сторону наук по естествознанию, но развило опыт мышления в совершенно иных сферах. Я там встретился с удивительными людьми, благодаря которым у меня появился опыт мышления. Аркадий Семенов («Солдат Семенов»), Рома Суслов («Вежливый отказ»), Гор Оганесян (художник-концептуалист) – замечательные люди с острым мышлением и совершенно самостоятельным взглядом на очень многие явления. Боря Раскольников тоже расширил моё восприятие окружающей меня действительности.
В свое время метафора в искусстве расширяла поле восприятия реальности, заставляла человека трансцендировать, выходить за рамки своего опыта к новым горизонтам. Метафора в двадцатом веке стала главным героем в любом, даже абстрактном искусстве. Благодаря научным достижениям, сейчас непознаваемый мир сузился, и я понял, что новая поэзия будет создаваться, не опираясь на метафоры как на элемент произведения, а ведущим элементом произведения станет обращение к «серому веществу». Нас сейчас в большей степени занимает точность воспроизведения мысли, даже если сама мысль вполне ординарная, сама по себе точность должна быть в достаточной степени афористичной.
Сам описываемый объект становится метафорой, и это позволяет по-новому осмыслить подход к созданию текста. Это позволяет нам комментировать реальность, наше отношение к реальности на уровне знания и незнания. Романтический оттенок, который мы вносим, он становится скептическим, рождается скептическая романтика и романический скептицизм. Наличие вкраплений чувственных моментов вместе с обращением к мысли, к «серому веществу» дает новый мир ощущений и эмоций.
В двадцатом веке таким новым миром стала музыка Прокофьева, где чувственная сфера связана с совершенно алгоритмической сферой. Связь интуиции и аналитики, синтетическое мышление, требует от современных текстов обращения и оперирования не с псевдонаучными терминами, а реальными, научными, и тогда это позволяет нам понять, что действительность может иметь совсем другое содержание, чем нам кажется.
Все мы выходцы из социализма так или иначе, и поэтому для нас всё, что относилось к культуре было так или иначе идеологически ангажировано. Но мы уже вдохнули воздух битломании, а позже погрузились в мир «Лед Зеппелин», поэтому если мы хотели заниматься музыкой в СССР, наш побег от идеологии мешал этому. Мы постепенно очень небыстро понимали, что все культурные события в нашем обществе творятся элитой, культура была пропитана идеологическими установками, поэтому мы бежали от этого и поступали в технические ВУЗы, чтобы всё-таки получить образование. Математика одинакова и для женщин и для мужчин, для коммунистов и капиталистов. В то же время это структурировало наше сознание, мы привыкали к тому, что можно анализировать что-либо. Социальные явления мы не могли правильно анализировать, потому как умение анализировать проявляется только с опытом мышления именно в определенном направлении.
Ещё на заре кибернетики люди мечтали о том, как компьютеры будут решать всё, и планировали создать программы, которые бы прекрасно описывали те законы, по которым работают эксперты, чтобы получить идеального эксперта. А когда сделали подобные программы, убедились, что они работают как эксперт-новичок. Наш мозг – сетевая структура и с опытом приобретает интуицию, которая позволяет ему учитывать массу факторов и использовать законы, необходимые для экспертной деятельности. В нашей институтской компании многие люди, вовсе не связанные с гуманитарным искусством, обращались при общении к живой мысли больше, чем к собственной памяти, остро мыслили и имели очень подвижный ум, и наше общение развивало нас, безусловно.
*
КАШИРКА
*
После окончания института я уже считал себя физиком, удалось поработать при институте на Каширке. Там я увидел людей, которым не надо было так напрягаться как мне для решения тех или иных задач, и понял, что занят не совсем своим делом. Музыка и поэзия меня крайне интересовали ещё на последних курсах учебы и давали мне больше свободы и воздуха, поэтому я всё же ушел из института и занялся написанием поп-песенок и игрой свободной музыки.Я приобрел синтезаторы и начал заниматься аранжировками. Познакомился с Иваном Соколовским, и мы много чего вместе сделали, выступали вместе как «Софт Энималз» на первом фестивале электронной музыки в Москве, в ЦДХ, который курировал Володя Рацкевич. Андрей Синяев, успешный бизнесмен и сподвижник нового музыкального движения, предоставлял студию для записи первых альбомов. Мы закрывались на ночь в студии ДК на улице Вяткина и создавали уникальный саунд нашего проекта.
Для первой пластинки «Yat Kha», где пел Альберт Кувезин, я Ванечке подготовил все базовые оригинальные лупы, которыми он потом пользовался во время концертов. У меня была возможность что-то быстро сделать, набросать музыкальный эскиз, поэтому Ванечка часто приезжал ко мне, и мы придумывали ходы вместе, которые становились заготовками для будущей музыки. Пришлось мне ситуативно участвовать в шикарной работе «Солдат Семенов» с Аркадием Семеновым. Там, где требовалось простое, но не ординарное решение, они призывали меня, и я с удовольствием этим занимался. Мы были ограничены формой, стилем, а содержание можно было влить туда любое, поэтому это было интересно. Не хватало, конечно, технологии, чтобы довести этот продукт до состояния безупречного, чтобы не потеряна была ни одна интонация. Делалось всё на коленях, и нам не хватало красок, но я считаю, работа эта достойна времени и обстоятельств.
*
НОВЫЕ СМЫСЛЫ
*
Мы с Борисом Раскольниковым увлекались чтением африканских поэтов, перед этим употребив, как водится, всякую дрянь для расширения сознания. И это приносило свои плоды, мы выпивали не для того, чтобы затуманить свой мозг, а для того, чтобы испытывать одинаковые эмоции, одинаковые чувства, которые позволяли нам находиться на одной волне. А кто-то выпивал не для того, чтобы опьянеть, а чтобы люди казались интереснее. «Я люблю тебя как калибас, когда он цел, стоит с водой, а разобьется – не беда!» – такая была африканская поэзия, которая нас тогда очень занимала.
Когда мы прикасаемся к другому языку, даже в переводе на русский, для нас мир становится в большей мере стереоскопическим за счет смещения и наложения картинок восприятия мира. Тогда мы стали отмечать, что поэзия приводит нас к самому быстрому мышлению и приводит к тем мыслям, которые мы даже не ожидаем сами. Когда мы сами, полетав, ловим какую-то фразу, далее, чтобы писать стихи, необходимо призвать на помощь рифму. Когда мы начинаем соединять слова, мы чувствуем, что эти слова между собой ментально связаны на каком-то уровне, и мы пытаемся проявить эту связь, как в своё время говорил Иосиф Бродский. Связь эта может быть настолько для нас неожиданной, что без рифмы сами бы мы никогда не пришли к той или иной мысли. Здесь работают вместе и интуиция и аналитика, более того, мы приходим к холистическому, то есть системному мышлению, к системному анализу.
Наше восприятие зависит от рамок наших представлений и от культурного контекста, в котором мы находимся, и, расширяя свои представления, свой кругозор, мы изменяем наше восприятие. В разговорах с Борей в состоянии очередного абстинентного астрала, мы попадали порой на совершенно неисследованные семантические ландшафты, и тогда появлялись неожиданные, совершенно бредовые мысли. И когда совершенно ординарные вещи собирались в систему, то давали совсем иной умозрительный результат, в некотором смысле «внезапные озарения». Книга африканской поэзии была достаточно толстой, там было множество стихотворений, и в ходе многих наших с Борисом бесед, не всегда иронизируя над предметами разговора, мы обращались к ней.
В один из таких перманентных отрывов с зависанием на несколько дней я понял, что умение анализировать дифференциальные уравнения и матричное исчисление совершенно не помогает ориентироваться в реальности. И я придумал игру, которой поделился с Борей. Ещё Гегель написал: «борьба и единство противоположностей», и мы стали искать антонимы словам. «Бедный – богатый, не бедный – не богатый…», и главным оказалось не останавливаться и увидеть, что там есть между ними. При этом мы обращались не к собственной памяти, а к живой мысли. Эта мысль на поле нашего реального и в то же время субъективного взаимодействия с миром, искала за словами смежные смыслы и значения: «Жизнь – смерть, не жизнь – не смерть, выживание…». При появлении личного «хочу», получалось: «иметь – не иметь, хочу – не хочу, хочу, но не имею, имею, но не хочу…». В такие весёлые игры мы иногда играли. Это позволяло нам справляться со своими демонами и смотреть на жизнь и сущее со стороны, с божественной точки зрения, так сказать. Даже в банальной среде появлялись и проявлялись новые смыслы.
«Всё отчетливо станет во мраке, мудрость детства, невинная кровь, мы любили друг друга до драки и дрались, защищая любовь» – сочинилось тогда у меня. Психика людей устроена по-разному, кому-то скучно без новых действий, кому-то не по себе без новых смыслов. Боря в этом был гармоничным, ему было скучно и без новых действий и без новых смыслов.
ДЛЯ SPECIALRADIO.RU
Москва, декабрь 2016 – февраль 2017
Материал подготовил Игорь Шапошников
