*
ЧЁРНОЕ МОРЕ
В августе 2016, когда я создавал крымский рок-клуб в посёлке Любимовка, расположенном в пятисот метрах от взлётно-посадочной полосы аэропорта Бельбек, мне пришла идея свою песню «Джессика» с Томом Уэйтсом переделать в «Сирийскую строевую». Выбросить все припевы и заменить на маршеобразное:
«Нарисуй мне закат, раз-два
Средиземное море, раз-два
Вечер тихий, нежаркий
Паруса на просторе
Нарисуй, нарисуй, раз-два
Я же знаю – ты можешь…
Что она меня любит
И что я её тоже.
Иншалла — ша-ла-ла..»
Через звукорежиссёра «Мелодии» Виктора Динова я стал вести переговоры с хором Александрова, чтобы они спели нашу песню. Хор должен был записываться здесь, и я решил не упустить случай: в нужное время подсунуть им «нужные партитуры» и записать наш номер. Динов поговорил с людьми и получил согласие. Мы могли записаться с хором Корнева, но я всё же склонялся к хору Александрова, потому что камерные корневцы вряд ли смогли бы обеспечить брутальное, приближенное к полевому звучание хора солдат. Договорились с Диновым о встрече с корневцами, а я замешкался где-то с машиной и до студии так и не доехал. Виктор обиделся и прекратил переговоры, и, может оно и к лучшему. Если бы я записал с хором Александрова «Сирийскую строевую», сто пудово нас бы тогда взяли в тот самолёт, что упал в Сочи.
У меня есть одна не расхожая мысль на этот счёт. В расследовании падения самолёта минобороны все упрямо обходят эту версию. Забыли из чего состоит Чёрное море. А оно на девяносто процентов состоит из чистого, концентрированного сероводорода. Лишь на пятьдесят метров уходят вглубь солёные воды, а всё что ниже – сероводород. Почему такое количество сероводорода в Чёрном море до сих пор остаётся тайной, ибо второго такого места на Земле просто нет.
В те дни жители города жаловались на неприятный запах, идущий с моря. В акватории наблюдалось тектоническое возмущение, слои смешались, яд попал в живую среду, рыба погибла. И как раз накануне злополучного дня отмечалось большое скопление птиц. На поверхность выбросило тонны мёртвых рачков, на которые слетелись все прибрежные воробьи. Таким образом, над поверхностью моря оказалась слишком обогащённая атмосфера для того, чтобы в ней эффективно горел керосин. Ему нужен кислород, чтобы гореть, а не сероводород. Отсюда провал тяги.
Не впервые такое, кстати. Когда я ребёнком был, в 1972 году в том же самом месте таким же образом упал, казавшийся самым надёжным самолёт ИЛ-18. Только он упал на шесть километров дальше, туда где дно прерывает глубокий склон и начинается чистый сероводород. Там очень опасно. Когда начинается возмущение вод и сероводород поднимается выше пятидесяти метров, то давлением он уже не удерживается. Каждые десять метров — это одна атмосфера. Сто метров — десять атмосфер. Когда давление становится ниже десяти атмосфер, сероводород закипает и попадает в атмосферу зловонным облаком. Я уверен: если проверить в тех водах PH, он будет весок.
Если внимательно посмотреть на обломки, можно увидеть следы от коррозии, вызванной серной кислотой, потому что, когда сгорает сероводород, получается серная кислота. При высоких температурах серная кислота сжигает металл без остатка. Со дна Чёрного моря периодически поднимается либо сероводород, либо метан. В 1927 году в Ялте горело море на три километра вглубь — тогда был большой выброс метана. А если выходит метан – самолёт попадает в яму. Крыльям не на что опереться, и самолёт бьётся о воду. И это в большей степени относится к самолётам с узкогорлым высокооборотным турбореактивным двигателям, каким являлся Ту-154 Минобороны.
Современная полутораметровая турбина, что на Airbus, работает на более низких оборотах, и она менее критична к помпажу, и может работать на переобогащённой смеси. Если бы в Сирию летел Airbus, его бы просто немного «уронило» при взлёте над пагубным морем.
Метановые ямы – известная версия причин пропажи самолётов в Бермудском треугольнике. Украина давно бы освоила добычу сероводорода, чтобы отапливать страну, если бы знала, куда девать серную кислоту. Разумеется, из неё можно сразу делать химическое оружие, но, как и в случае с ипритом непонятно, как его утилизировать? Он ведь разъедает всё. Стоит бочка с ипритом, проходит двадцать лет, бочка разъедается, иприт капает наружу. Американцы свой иприт научились ректифицировать так, что потом его можно хранить и он ничего не разъедает. А у нас под Куйбышевым эти заводы-склады. Я это знаю потому, что химзащита была моей второй военной специальностью.
*
ХИМЗАЩИТА
После армии, в случае войны я должен был отправиться старшим лейтенантом в дивизион радиационной, химической и биологической защиты. А в армии я попал на курсы химзащиты, потому что проходили они в Ропше прямо в том самом дворце, в котором убили Петра III. Это, как известно, всего в двадцати километрах от Красного Села, то есть совсем рядом с городом. Я решал офицерам контрольные по физике и математике – они учились в академии химзащиты имени Тимошенко. Взамен офицеры отпускали меня в город. Один из них рассказывал мне, что самое страшное, что он видел, это куйбышевские склады. Трёхрядные стеллажи, уходящие вглубь на сотню метров полные двухсотлитровыми бочками с ипритом, который их разъел и протекает. Одна капля иприта попав на сапог прогрызает резину за два часа – просачивается между молекул. Куда она диффундирует, там образуется язва, которая будет заживать три месяца. Если чуть больше — помрёшь.
Офицеры рассказывали, как на них испытывали v-газы. Они ехали на боевой машине разведки и подвергались испытанию, но как он рассказывал, независимо от того, что машина БРДМ оборудована газовой и химической защитой, они всё равно надели на себя двойной комплект защиты и противогазы. Потому что этот газ, проникая внутрь мгновенно блокирует передачу нервных импульсов от аксона к нейрону. Весь организм встаёт – это всё равно, что у компьютера перерезать все провода. Чтобы умертвить город достаточно тридцати граммов. Для человека смертельная доза – много нулей после запятой. Оно во много раз сильнее LSD, после которого ты видишь город в алмазах. После одного вдоха v-газа сразу увидишь Господа Бога или чёрта, в зависимости от…
*
СЕРГЕЙ ФИЛИППОВ
Сергей Филиппов был женат на моей бабушке Антонине Голубевой. Он окончил цирковой техникум, и у него был прекрасный танцевальный номер, с которым он пришёл работать в Кировский театр. Но, буквально после первого и второго спектакля ему стало плохо с сердцем. Врачи сказали ему, что ещё один выход на сцену – с неё прямо в гроб. Из Кировского его уволили. Но когда он заканчивал техникум, его номер на одном из конкурсов восхитил Николая Акимова, и он взял Филиппова в Театр Комедии.
Началась война, и в Ленинграде наступил голод. Актёру давали не 125 граммов хлеба на день, а двести, и с пятью граммами масла, но это всё равно очень мало. В театре жили два обезумевших от голода кота, ослабленных, со впавшими боками. Когда стало ясно, что без еды коты помрут, артисты решили поймать их, освежевать, почистить и сварить. Обессиленные люди закрыли двери в костюмерную и принялись ловить несчастных животных. Одному из них удалось шмыгнуть в воздуховод, а второго актёры всё же поймали. Филиппову подавали костюмы, и он закидывал ими кота. В конце концов ему удалось упасть на кота сверху и прижать собой. Он вытащил перочинный нож и медленно отрезал коту голову.
Бытует мнение, что Филиппов был весел и много шутил – это далеко не так. Самое весёлое, что слышал я от него, когда он проходил мимо нас с сестрой:
– «Марина UND Андрюша»
Это была самая главная его шутка. Приходил домой, спрашивал шёпотом:
– «Барабульки нет?», – так мы называли мою бабушку, Антонину Голубеву.
– «Нет», – отвечал я, – «она на работе»
И тогда Филиппов садился за стол, наливал в чайный стакан ром, клал ложку, лимон, и пил, под видом чая. Тогда ромы были очень большой редкостью. 1956 год – я часто помогал ему в качестве грузчика в походах в винный магазин, который располагался рядом с углом Мойки и Невского. Прямо в проходе к Дворцовой сейчас магазин сувениров, а в то время был винный магазин, очень хороший. У Филиппова был знакомый продавец, и он ему оставлял Гавайский ром и вина, которые любил Сталин. И вот идём мы к Каналу Грибоедова, и вдруг Филиппов заметил на другой стороне молодого человека, ускорил шаг и быстро свернул в проходной двор.
– «Это мой сын Юрий. Я не хочу с ним встречаться», – сказал он, еле отдышавшись.
Не знаю, в чём там дело, да он и не рассказывал мне. Потом Юра с предыдущей женой эмигрировал в Америку, и Филиппов относился к этому очень плохо. Эмиграцию он считал предательством Родины. Ему много раз предлагали играть немецких генералов, но он отказывался наотрез, допустил лишь один случай. И покойников тоже отказывался играть, хотя один раз всё же пришлось. Он всегда старался играть положительные роли.
Однажды на углу Садовой и Невского Филиппов стал спорить с прохожим маленького роста и попытался его стукнуть. Молодой человек развернулся и так звезданул ему ногой в торс, что Филиппов несколько дней недомогал. Впоследствии он был осторожен и никогда ни к кому не задирался. Однако в общении с людьми он был довольно колюч. Говорил неприятные вещи, циником был, одним словом. Отца своего он очень не любил, всегда приводил его как пример мерзостного характера с иудейскими наклонностями. Хотя сам Филиппов воспитывался в Саратове в условиях лютого голода.
Его отец был с немецкими корнями, работал на заводе механиком, его посылали учиться в Германию. По субботам он садился на комод по-турецки, ставил рядом с собой бутылку и начинал горланить немецкие песни. Он был высокооплачиваемым рабочим, но, когда начался голод, куда-то исчез без следа. Мать кружевница не могла обеспечить семью, и Филиппов прижился в еврейской семье, где ему не дали умереть. С одной стороны Филиппов был антисемитом, а с другой евреев уважал, потому что они его выкормили в детстве.
У них с Барабулькой была дача в посёлке писателей близ села Торфяновка на берегу Комсомольского озера – собственно, известный кооператив «Озеро» там рядом. Бабушке как писательнице дали возможность купить там дачу в 1947 году. И я с ними часто туда ездил, нагруженный сетками с провизией. В Торфяновке уже продавался в то время семилетний Havana-Club, мы ходили туда за восемь километров и нагруженные возвращались в наш домик.
А однажды увидели настоящее чудо. Приехали из города сильно под вечер. Был конец июля — начало августа, то есть уже абсолютно темно. И когда мы втроём с Барабулькой подошли к дому, участок осветился голубым светом и вдруг стало светло. Так отреагировали на наше появление миллиарды светлячков, сидящие на деревьях плотным слоем. Я набрал их в банку немного, и потом долго читал под светом живой лампы.
Недавно совсем его могилу отремонтировали за счёт города и немного расширили.
ДЛЯ SPECIALRADIO.RU
лето 2017
