30-летию выхода диска “Любовь – огромная страна” посвящается…
Вокально-инструментальная эра в нашей стране, длившаяся около 20 лет и имевшая бешеную популярность, о которой сегодняшнее поколение артистов может только мечтать, как о чем-то совершенно несбыточным, породила множество героев. Часть из которых стали широко популярными и известными, но многие так и остались за кадром, хотя их вклад в популярность и развитие этой эры был, зачастую больше, чем у тех, кому эта слава досталась в конечном итоге. Сегодня мой рассказ о малоизвестных героях вокально-инструментальной эры. Речь пойдет о братьях Пузыревых. Они хорошо известны внутри того музыкального круга, который стал основой этого явления, но за пределами его о них знают немногие.
Я встретился с ним в первый раз в июле 1985 года в г.Комсомольск-на-Амуре, куда он приезжал в составе группы п/у В.Андрианова. Я проходил там службу в СА и заодно работал на дискотеке. К тому времени я уже пару лет надеялся на такую встречу, и причиной тому была фраза, сказанная В. Голутвиным в нашей беседе в 1983 году.
Когда в разговоре с ним я коснулся темы ВИА “Веселые ребята”, он сказал, буквально следующее: «”Веселые ребята” – это трагедия одного человека – Алексея Пузырева. Он долгое время был главным идеологом и лидером “Веселых ребят”. Остальные тянулись за ним. Он держал их на высоком уровне, отдал им всю душу. И при этом сейчас о нем никто ничего не знает». Для меня, достаточно хорошо (как мне тогда казалось) знавшего творчество этого ансамбля, фамилия Пузырева хотя и была известна, но о значимости его роли в создании этого “бренда” я даже и не подозревал. С тех пор мне очень хотелось выяснить этот вопрос у самого Алексея. Естественно, при встрече я процитировал ему слова Голутвина. На что он ответил: “Ну, это он немножко переборщил. Для пафоса. Но, действительно, я там достаточно много сделал”. Второй раз мы встретились уже в сентябре 2005.
-Я окончил хоровое училище, – начал свой рассказ Алексей, – потом поступил в консерваторию. После такого образования, которое я получил в хоровом училище, учиться мне было легко. Хотя мне и в хоровушке было легко. На четвертом курсе консерватории в 1971 году мы с Добрыниным собрали группу. Репетировали по ночам в актовом зале 12 таксомоторного парка на улице Вавилова.
Нас было четверо: три гитары и барабан. Репертуар у нас был фирменный, в основном, ” Битлз” и “Криденс”, а так же одна песня Добрынина, для которой он написал слова. Были у нас там и довольно сложные в вокальном плане вещи, которые и сегодня трудно спеть. Сначала я думал, что буду играть на клавишах, но мне, как раз, в то время подарили гитару, и я как-то ее освоил. Даже выучил какое-то соло. Вторым гитаристом был Добрынин, причем, довольно приличным гитаристом и, в свое время, он не попал к Слободкину только потому, что не подошел ему как певец, поскольку у него были проблемы с дикцией, а Слободкину был нужен именно поющий гитарист.
Мой брат Геннадий – великолепный джазовый и классический пианист – работал пианистом в Москонцерте и там познакомился с Маликовым, которого он, спустя некоторое время, привел к нам на репетицию. Он приехал из Японии и собирал тогда ансамбль типа “Веселых ребят”. Маликов нас прослушал и взял меня и Добрынина. Так мы начали работать с Маликовым. Гена там играл на клавишах.
Мы репетировали в клубе на улице 25 октября. Первая поездка у нас была с Ануфриевым. Он тогда пел собственные песни на стихи Бернса. Он вообще недооцененный человек и, как певец, и, как композитор. Мы гастролировали по Донецкой области. Сделали концертов 40. Правда, не получали за это ни копейки. Мы пели “Алешкину любовь”, пели “Битлз”. Добрынин пел “Червону руту”.
Был потом такой случай с этой песней в Воскресенске во Дворце спорта. К тому времени к нам присоединился мой однокашник по консерватории Глеб Май. Он был флейтистом и неплохим певцом. Май был знаменит тем, что у него была девушка Вика-внучка Брежнева, тогдашнего Генерального секретаря ЦК КПСС. И еще он доставал из 101 отдела ГУМа всякие интересные вещи. Кстати, впоследствии он одел, таким образом,
весь будущий ансамбль “Самоцветы”.
В том концерте в Воскресенске мы исполняли песню “Туман” из к/ф “Хроника пикирующего бомбардировщика”. Мы играем вступление, а дальше должен был вступать Май. Он не вступает. Мы опять играем вступление, он опять не вступает. В общем, с этой песней мы провалились. А последней была “Червона рута” Добрынина. Он возил с собой магнитофон и гитару подключал через него, создавая эффект реверберации. И вот он спел эту песню, а у него там был такой лихой “запил” гитарный. Мы ее спели и ушли. Минут через пять прибегают к нам и зовут на сцену. А там, как раньше в Москонцерте говорили, стоит “стон”. Нас не отпускают. Пришлось еще раз ее петь.
Мы проработали полгода, и Маликов выгнал меня и Добрынина. Потом он ко мне подошел и сказал: “К тебе это не относится”. Маликов с Добрыниным не могли вместе работать. У Славы было очень много пафоса, а Маликову нужен был коллектив. Так же Слава не мог работать и с Ануфриевым. Он вообще не может работать в коллективе. И я с трудом работаю в коллективе, тоже не могу, но жизнь заставляет.
Потом появился Эдуард Кролик из ансамбля “Лада”. Такой, маленького росточка гитарист. Очень любил раскладывать вокальные партии. Он привел Березина. Я его не очень воспринял, поскольку он был вдвое меня старше. Мы тогда много и с киношниками ездили. Приятно было работать с Марком Фрадкиным. Я работал с ним на записи песни “Увезу тебя я в тундру”, делал ей аранжировку. А премьера этой песни была во Дворце спорта.
Осенью 1971 года Алексей перешел в “Веселые ребята”. В тот момент ансамбль готовился к первым зарубежным гастролям в ЧССР. Перед поездкой Алексей сделал свою первую аранжировку в составе “Веселых ребят”. Это была песня руководителя польского ансамбля “Скальды” А.Зелинского “Размышления деревенского почтальона”. Эту же песню Алексей исполнял и как солист в той поездке. В Чехословакии “Веселые ребята” записали несколько песен: “Записка”, “Нет тебя прекрасней”, “Down on the Corner” – Creedence (пел Бергер), “Рыбацкая песня” и еще что-то. Вернувшись в Москву, группу покинули В.Витебский, В.Фазылов и Ю.Слободкин. Уход Витебского был связан с его женитьбой на фигуристке из Киевского балета на льду. А уход двух других был вызван, скорее всего, желанием Слободкина играть “более фирменную музыку”, чем ту которую ансамбль исполнял до этого. В 1972 году Алексей закончил с отличием консерваторию и должен был ехать по распределению в Челябинск.
– Миша Плоткин и Слободкин сделали уникальную вещь. И за это я им по гроб жизни благодарен. Они добились того, что после консерватории меня распределили в Москонцерт. Это был первый в истории консерватории случай. Вообще, мне многие помогали, и за это им большое спасибо.
В 1972 году в ансамбле произошло очередное обновление состава, ушли основные солисты: Бергер, и Петерсон, а пришли В.Сахаров и А.Лерман. Они вместе с Алексеем образовали трехголосье, о котором так мечтал Слободкин. Лерман, кроме того, стал и основным солистом и к нему перешел основной репертуар Бергера, в частности “Down on the Corner”, которую он потом и записал на пластинку. Еще одну песню бергеровского репертуара “Нет тебя прекрасней” стал петь Сахаров.
– Многие песни начального периода Слободкин взял из репертуара “Поющих гитар”. Так же поступали и все другие ансамбли в дальнейшем уже в отношении “Веселых ребят”. Был такой случай. Мы выступали в Минске во Дворце спорта с “Синей птицей”, она тогда только появилась. Мы вышли во втором отделении стали петь, а никто не хлопает… Оказывается “птица” до нас пела те же самые песни.
Одной из первых записей Лермана стала песня Д. Тухманова “Варшавский дождь”, где вступление сыграл сам композитор. Аранжировку этой песни тоже делал А. Пузырев – к тому времени он стал основным аранжировщиком ансамбля
– Тухманов – пианист очень высокого уровня. И вообще профессионал во всем. Вообще у нас два высококлассных пианиста, имеющих отношение к эстраде – Дьчков и Тухманов. Дьчков, конечно, повыше. Он великолепный классический пианист уровня Владимира Ашкенази. К примеру, он наизусть играет 24 этюда Шопена.
– Слободкин специально собирал людей под запись первого диска “Любовь – огромная страна” или так получилось случайно, что в тот момент в ансамбле собрались такие сильные музыканты, включая Дегтярюка?
– Диск этот мы начали записывать в 1973 году и писали его долго по мере накопления материала, поскольку мы все время были в поездках. Для этого диска я сделал 5 аранжировок. Кстати, песня “Скорый поезд” не получился на записи, так как Полонский не смог ее сыграть. Там было все жутко неровно. Тогда Тухманов просто размазал ее по реверберации. Конец этой песни придумал Барыкин, взяв кусок из какой-то польской группы. На этом диске все записывалось кусками. Что касается Дегтярюка, то история его появления в “Веселых ребятах” следующая.
В 1973 году я отдыхал в Пицунде. Дегтярюк там тоже отдыхал, и мы там познакомились. Потом я Градский и Дегтярюк поехали в Сочи в лагерь “Буревестник”. Там был Макаревич, “Цветы”, Малежик… И Дегтярюк на танцплощадке закурил (играла как раз Машина времени) и его повязали. Мы пошли его с Градским защищать, и попали все вместе. В результате Градский отмазался, а мы остались и отсидели месяц. Потом я привел Дегтярюка в “Веселые ребята”. Он прослушался, (а играл он здорово) и Слободкин его взял, но проработал он где-то полгода, а потом взял и ушел. Ничего не объясняя.
– Ходили слухи, что это Тухманов настоял, чтобы на диск попали две его песни “Это Москва” и “Вечная весна” в оркестровом аккомпанементе. А Слободкин был против и на почве этого у них возник конфликт?
– Да нет, ничего подобного не было. Они прекрасно ладили друг с другом. Да, Тухманов и сам человек не конфликтный. Что касается песен Тухманова в нашем исполнении с оркестровым аккомпанементом, то была еще песня “У той горы”. На записи там тоже использовалась тухмановская фонограмма, а на концертах мы ее, кажется, никогда так и не исполняли.
– А существовали ли внутри ансамбля группировки?
– Как в любом коллективе, а в творческом особенно, естественно, они существовали. И будут существовать всегда. Слободкин, как любой руководитель, хотел знать, что творится в группе. Я его за это не осуждаю. Когда я пришел, мы первое время дружили с Сахаровым, жили в одном номере, потом я вдруг подружился с Хабазиным. С Лерманом мы были на ножах. Он пытался всех учить английскому языку. Потом мы с Лерманом подружились и были лучшие друзья. Когда у меня не было квартиры, я жил у Лермана. С музыкантами всегда так. Это сплетни, завидки, вертеп…
В конце 70-х я оформился в Ленком для поездки в составе “Аракса” в Португалию. Я отдыхал в Крыму и опоздал на репетицию, а когда приехал, – узнал, что Слободкин, каким-то образом, через Москонцерт это оформление аннулировал, мотивируя тем, что нам предстоят правительственные концерты, которых, конечно же, не было. Мы поругались, и я не ездил с ними никуда, а сидел дома и писал оркестровки и получал деньги. Потом надо было мне поехать, кажется во Владимир, но Буйнов сказал: “Я не буду работать, если Пузырев не будет на сцене”. В результате мне пришлось с ними ездить и сидеть за кулисами…
– Почему ты ушел из “Веселых ребят” в 1975 году и чем потом занимался?
– Да там какая-то общая буза была. Не могу сказать, что это все из-за Пугачевой, хотя это тоже сказалось. У меня тогда ребенок родился, и я поругался со Слободкиным. После ухода мы с Барыкиным пытались создать что-то свое, но у нас ничего не получилось. Потом позвонил Гранов и пригласил меня в “Голубые гитары”, а там уже работал Малежик. Пришел я в ансамбль, а там куча народу. Это был инструментальный состав плюс певцы. Гранов уже тогда задумал делать “Красную шапочку”. Малежик играл на ритм-гитаре, а соло-гитаристом был Дюжиков. Гранов сразу записал меня на “Мелодии”. Я спел песни “Крокодил ” и “Почтальон. Потом мы работали на ВДНХ, а после этого поехали на гастроли по Украине.
В Днепропетровсе я вместе с Дюжиковым жил в одном номере гостиницы “Днепропетровск”. В этой поездке я должен был разучить репертуар ансамбля, как гитарист, но я не думал особенно в этом усердствовать, поскольку Дюжиков – это супергитарист, и ансамблю его вполне хватало. В общем, я надеялся больше отдохнуть в этой поездке. Однако все вышло не так.
В самом начале гастролей он и солист Вадик Лыньковский перебрали лишнего, и Гранов их тут же отправил в Москву, а потом и уволил. И мне сразу же пришлось играть вместо Дюжикова. В “Голубых гитарах” я много пел сольно и хорошо проходил. Там было больше концертов, чем у “Веселых” и соответственно больше денег. Я на квартиру смог заработать, только работая у Гранова.
Как-то мы с “Веселыми ребятами” пересеклись в Тернополе. Ко мне подошла Пугачева, и мы с ней долго беседовали. Другие ребята подходили, тот же Буйнов. Все звали назад. Да я и сам уже понимал, что “Веселые ребята” и “Голубые гитары”- это небо и земля. И после концертов люди часто подходили ко мне и говорили, зачем я ушел из “Веселых ребят”? Потом у меня возникли конфликты и в “гитарах”, и моя жена позвонила Слободкину. Он согласился на мое возвращение. И хотя мои конфликты к тому времени закончились, я все же решил вернуться. Все-таки “Веселые ребята” были более престижной маркой. Хотя теперь, с высоты опыта, я не уверен, что тогда поступил правильно. А тогда все произошло импульсивно.
Для Специального радио
Ноябрь 2005
