30-летию выхода диска “Любовь – огромная страна” посвящается…
Вернулся я в конце 1976 года. Тогда шла работа над песнями Фельцмана-Вознесенского. Из четырех песен этого миньона я сделал три: “Летайте самолетами Аэрофлота”, “Разлука” и “Дальняя песня”. Четвертую – “Первый лед”, кажется, делал Дурандин. Еще одна песня Фельцмана – “В синем омуте”, которую я делал, попала на диск “Дружить нам надо”. На этом диске 5 моих аранжировок и, кроме того, я записывал гитару в песне “Напиши мне письмо”, которую спел Алешин. Тогда же я стал петь “Some Kind Of Worderful” из “Grand Funk”. Этой песней я закрывал концерт. Я вообще хотел петь только английские вещи.
– А как создавалась пластинка “Музыкальный глобус”?
– Песни для диска принес я. У меня был дружок, и мы с ним отобрали все эти хиты, а русские тексты написали Луговой и Харитонов. Кстати, там, на конверте под фотографией нет моей фамилии, хотя на самой фотографии, я есть. Зато на фото нет Гатауллина, но есть его фамилия под фотографией. Когда диск готовился к выходу я, как раз, уходил и поэтому Слободкин вместо меня на диск внес Гатауллина, который в записи не участвовал, поскольку Слободкин до этого его уволил. Потом, правда, опять взял.
Из “Веселых” мы ушли втроем: я, Дурандин и Файбушевич. Еще хотел уйти и Глызин, но он что-то с Файбушевичем не поладил и остался. Когда мы уходили, то думали сделать ансамбль типа барыкинского “Карнавала”, а этот “Карнавал” к тому времени уже развалился, и Женя Казанцев опять вернулся к “Веселым ребятам”. Ушли мы в ресторан “Витязь”, где работал барабанщиком Саша Тамаров. Собственно он и подыскал для нас это место.
Мы записали на “Мелодии” миньон со своими песнями. Там были две мои песни “Любовь всего превыше на Земле”, “Белка в колесе” и две песни Дурандина. “Белку” я еще у Гранова пробовал петь. Песни были сложные и записали мы их не очень удачно. Был худсовет, приезжали Саульский, Рыжиков, еще какие-то люди. Мы в кабаке им стол накрыли. Первый худсовет прошли, а второй нет, хотя Саульский был двумя руками “за”. В итоге мы еще одну записали пластинку, где были переводные песни. Она прошла худсовет и вышла, поскольку в худсовет входили люди, писавшие русские тексты к этим песням.
Вообще-то, мы хотели устроиться в какую-нибудь филармонию, нам очень помогал Саульский. Но тут ушел Файбушевич, его пригласили в “Аракс”, но пробыл он там недолго. Мы остались втроем. Были потуги что-то создать, пришел Юра Шахназаров. Мы обзавелись аппаратурой, нашли базу в Измайлово. Но энтузиазма не было, все тянули в разные стороны. Тамарова устраивала работа в ресторане, а мы хотели возобновить гастрольную деятельность.
Потом мы ушли из “Витязя” в другой ресторан “У рыцаря”, но там не было народу и не было денег. Дальше мы работали в ресторане Олимпийской деревни. Там какие-то деньги были, но начались внутренние конфликты. В итоге мы разбежались, проработав года полтора, как “Экипаж”. Я позвонил Гранову, и он легко меня взял. Это был 1983 год, Гранов тогда написал новый мюзикл “Телешоу”, а я делал аранжировки некоторых песен. Фрагменты этого мюзикла были записаны потом на пластинку. На записи в основном играли Сережа Цирис и я, что-то Иван Смирнов. Он очень роковый гитарист, у него техника гитарной игры, на мой взгляд, выше, чем у Пако де Лусия. На барабанах играл Василий Изюмченко, пришедший в “Голубые гитары” из “Веселых ребят”. Леша Казаничев играл на басу. Он сейчас священник, у него свой приход, и он крестил мою дочку. Дима Коновалов – клавишник из Омска. Он потом выбросился из окна…
В конце 1984 года я из “Голубых гитар” ушел. Что-то мне надоело. У нас был прекрасный отпуск, мы поехали с Казаничевыми семьями в Крым. Так потом не хотелось окунаться в эту тягомотину. В итоге мы ехали куда-то ансамблем на съемки на автобусе, я попросил остановиться, вышел из автобуса и ушел.
Что-то мы потом опять пытались создать с Файбушевичем. Сначала дуэт, после что-то с Валей Игнатьевой сделать, а в начале 1985 года я уехал в Хабаровск в ансамбль Андрианова. Этот проект возник достаточно случайно. Однажды он позвонил мне и предложил поработать от Хабаровской филармонии. До этого мы с ним встречались только на гастролях. Решили попробовать. В тот состав я пригласил гитариста Сергея Васильева. Однако проект этот имел очень короткую жизнь по целому ряду субъективных факторов. И все расстались без сожаления.
Вернувшись в Москву, Алексей получает приглашение от Владимира Куклина поработать в группе “Акварели”. Был такой вокально-инструментальный ансамбль в Москонцерте, созданный в 1975 году, под руководством достаточно колоритной личности – Александра Тартаковского.
– Когда я туда пришел, там человек 20 работало. Числились какие-то люди из Москонцерта, кто постарел, кто спился, и для всех них – это было прибежище. Тартаковский всех их возил с собой, и они просто сидели в номерах. При этом на сцене работало четыре человека: Куклин, Сергей Криницын – ударные, Александр Рогожкин – бас и гитарист Владимир Ананьев. Ананьев тогда купил новые клавиши – они взяли молодого клавишника и меня. Я думал – посмотрю их репертуар, посмотрю коллектив, что-то порепетируем в поездке и я сыграю. Мы поехали в Карелию в Петрозаводск. И так получилось, что их клавишник не приехал. Я не знал ни ансамбля, ни репертуара, ни людей. Ничего. Куклин нацарапал мне какие-то гармонии и сказал: “Здесь так сыграешь, а здесь так. Все”. А надо было играть живой сольный концерт на незнакомом инструменте, который я видел первый раз в жизни. За утро и день, сидя в номере, я разобрался с тембрами и сыграл.
Дальше началась обычная работа, которая продолжалась около 2-х лет. Репертуар складывался таким образом, что Куклин пел свои песни, а Пузырев – свои. Деньги были не ахти какие, но зато было много поездок в места, которые до того он не посещал. Вторая поездка была по маршруту Тбилиси-Ереван-Баку.
– С “Веселыми ребятами” я бы такую поездку никогда не совершил. Это было бы не выгодно с финансовой точки зрения. А тут я в Баку первый раз в жизни побывал. Мы там Дворец спорта собрали. Тартаковский на нас никакого влияния не оказывал. Он мягкий человек по натуре. На концерте он иногда выходил и играл какую-то пьесу на фортепиано, а все остальное время бухал в люксе. Позже ко мне обратился Файбушевич, и я его в 1986 году тоже пристроил в “Акварели”. Далее как-то все поменялось, и мы уже стали выходить всего на две песни. Когда ушли Ананьев и
Куклин, Тартаковский решил взять целиком какой-то современный ансамбль со своим репертуаром и аппаратурой, и со всеми своими паразитами, которые имелись. В результате: это все развалилось, а он помер.
Дальше была группа “Час пик” от Ярославской филармонии, где работали Матвиенко, Мазаев, Попов, Ерастов, Расторгуев. Меня туда определил Добрынин. В то время мы репетировали какую-то программу для живого исполнения, хотя уже началось фонограммное время (благодаря товарищу Минаеву). А у нас были такие скрупулезные люди, которые хотели только вживую. И, короче, не сложилось… Тогда вообще не понятно было, что надо делать… А надо было иметь секвенсор (для фанеры) и пару хитов. Расторгуев там пел “Не сыпь мне соль на раны”.
История записи этой песни достаточно интересна. Я записал там партии всех инструментов, а вокал должен был записывать Расторгуев, но он не приехал, и Добрынин попробовал сам. Так родился новый хит Добрынина. Аранжировка там – наполовину Матвиенко, наполовину моя.
Потом я работал в группе “Доктор Шлягер”, которая аккомпанировала Добрынину. Отделение пели мы, отделение Добрынин. В отличие от многих, тогда мы играли “живьем”, но звучало это хуже, потому что фонограмма всегда звучит лучше. У нас, в нашем отделении, пел в основном Кондаков и я – пару песен. С нами работал и Тамаров.
В начале 90-го года или 89-го Дьячков прислал мне приглашение в Израиль, и я решил поехать. Когда я приехал в Израиль, то меня там никто не встретил. Я, к тому же, перепутал телефон и не смог связаться с Дьячковым. Меня в Израиль не пустили, посадили опять на тот же самый пароход и отправили в Египет, а потом на Кипр без копейки денег. На Кипре какая-то русскоговорящая киприотка мне помогла связаться с Дьячковым по телефону, и меня оттуда вытащили. Полгода я был в Хайфе. Там я попал в один достаточно сильный местный ансамбль – играл на бас-гитаре и клавишах. Потом я приехал в Москву, чтобы взять жену. Она сдавала экзамены, и мы задержались. Ребята из ансамбля меня торопили, но пока мы решали тут свои дела они, в конце концов, взяли другого человека. Мы с женой приехали туда и работали около года вдвоем. Пели в основном английские песни.
Как только вернулись в Москву, тут же позвонил Куклин, и предложил работу на Кипре. Мы сначала работали там с ним, а потом и одни. Где-то в общей сложности проработали мы там 4,5 месяца. Когда надо было жене сдавать сессию, мы вернулись в Москву. Тут меня снова нашел Добрынин и предложил работу. Пока жена сдавала, я решил с ним поработать. Успел с ним съездить в Израиль и Германию. К Новому году мы что-то раздумали ехать опять на Кипр и совершенно зря. Но Добрынин уговорил меня остаться и даже взял жену в ансамбль. Так мы и работали до где-то 2000 года. Потом мы все-таки решили опять на Кипр поехать, но не получилось. А тут и “Веселые ребята” подвернулись. И круг замкнулся.
-Приходилось “Веселым ребятам” выступать под фонограмму?
– В 1971 году на “Динамо”. Я тогда еще не работал в ансамбле, но на том концерте был. Это было позорище, но – все равно – они там дали 11 концертов. Больше при мне такого не было. Тем не менее, двух составов у «Веселых ребят» никогда не было, и одновременно в разных местах они никогда не выступали. А вот выпивать – выпивали. Но на концертах или перед ним – таких случаев единицы. Когда три-четыре концерта в день на это просто не было времени. Был случай с Дурандиным в Нальчике. Он играл-играл, потом вдруг бросил гитару и начал плясать на сцене. Живой концерт без баса выглядел тогда занятно. Полонский с Казанцевым в Полтаве тоже сильно перебрали после концерта и даже попали на 15 суток…
А когда не было концертов, то всякое бывало. У нас база была в ДК завода “Звезда” на 3-ей улице Ямского поля, там, где сейчас казино “Голден Пэлас”. А надо сказать, что в “Веселых ребятах” репетиционный процесс не прекращался никогда. Ежедневно к 11-00 все обязаны быть на репетиции, которая длилась до трех часов дня. После “звездочки” у нас был ритуал, мы шли на Белорусский вокзал пить портвейн. Каждый день после репетиций. Еще мы всегда отмечали День Артиста. Это когда был переезд куда-то. Потом, уже после моего ухода появилась еще одна база в Лужниках в ДК им. Свердлова. Там же появилась и студия, где-то в году 82-83. По моему глубокому убеждению “Веселые ребята”- это чисто концертный коллектив. Их записи не дотягивали до концертного уровня.
– А ты мог бы назвать сильнейших музыкантов ансамбля?
– Из барабанщиков, которых я знал, самым слабым был Тамаров. Валитов – хороший, техничный барабанщик, но у него звук слишком легкий, а надо играть тяжелее, как Китаев играл. Когда появился стиль диско, я Валитову говорил: “Виталик, стучи энергичней бочкой, а он тук-тук, тук-тук”. Это хорошо видно по фантазии “Нам 13 лет”. Записано это просто никак.
Для записи лучший барабанщик – Полонский, а на концерте – Багрычев. На записи Багрычев был никакой, ритм у него плавал, но на концерте это не так заметно. А то, как он играл соло – это было нечто. Он не совсем нормальный человек был, сильно пил. У него был кейс, в котором были водка, портвейн и коньяк. Он выпивал огромное количество воды и этого “кира”, поэтому, когда он играл, от него брызги летели во все стороны. Он на износ работал.
Из басистов, выбирая между Казанцевым и Дурандиным, я бы отметил следующее. Дурандин – это аккомпанирующий басист, не солист. Ему по большому счету все равно, что играть. Когда он играл, его бас звучал ровно и не выпячивался. Казанцев более яркий басист, склонный к самовыражению. Кроме того, он был постоянно ищущим музыкантом и тот музыкальный материал, который ему приходилось исполнять, звучал по-разному, в зависимости от его отношения к нему. По этой причине, мне больше нравился Казанцев.
Что касается гитариста то, тут смотря, что считать лучшим? Вот Харрисон не такой гитарист как Хендрикс, но он играет туда, там, где нужно и что нужно. Тут все очень сложно.
– То есть, лучшим гитаристом был ты 🙂 ?
– По технике – нет. А вот как ансамблевый гитарист, скорее всего, да. Еще мне нравился Дегтярюк.
– А из певцов?
– Хорошим певцом был Дегтярюк. Лерман хороший певец, но он очень увлекался вибрацией в стили “Uriah Heep,” и мне это активно не нравилось. Из певцов лучшим был Бергер. Тут даже и думать нечего.
Перечень песен, изданных на пластинках “Веселых ребят”, аранжировки которых делал А.Пузырев.
“Была любовь” (В.Добрынин-И.Шаферан)
“В синем омуте” (О.Фельцман-М.Лисянский)
“Варшавский дождь” (Д.Тухманов-В.Сергеев)
“Всегда вдали” ( Е.Адлер-Л.Дербенев )
“Дальняя песня” (О.Фельцман-А.Вознесенский)
“Дружить нам надо” (С.Дьячков-Л.Дербенев)
“Если любишь ты” (Верю, верю я) (Ю.Антонов-Л.Дербенев)
“Когда молчим вдвоем” (П.Слободкин-Л.Дербенев)
“Кукла” (А. Морозов – Г. Горбовский)
“Летайте самолетами Аэрофлота” (О.Фельцман-А.Вознесенский)
“Любовь-дитя планеты” (Д.Тухманов-Е.Евтушенко) (переаранжировка для ансамбля)
“На Земле живет любовь” (В.Добрынин-Л.Дербенев)
“Наша песня” (В.Гамалея-М.Танич )
“Напиши мне письмо” (В.Добрынин-М.Рябинин)
“Ни минуты покоя” (В.Добрынин-Л.Дербенев)
“Олимпиада” “Отчего” (Ю.Антонов-Т.Сашко)
“Песенка для всех” (В. Добрынин, А.Пузырев – М. Пляцковский)
“Песня, моя песня” (О.Иванов-П.Леонидов)
“Полоса невезения ” (Д.Тухманов-Л.Дербенев, И.Шаферан)
“Разлука” (О.Фельцман-А.Вознесенский)
“Скорый поезд” (Д.Тухманов-В.Харитонов)
“Фантазия “Нам 13 лет”
“Чернобровая дивчина” (Р.Мануков-Т.Сашко)
“Что с ним делать ” (Ю.Антонов-Л.Дербенев)
“Я к тебе не подойду” (Д.Тухманов-Л.Дербенев, И.Шаферан)
О вкусах, конечно, не спорят. Но для меня совершенно очевидно, что если брать во внимание то количество песен, для которых Алексей сделал аранжировки, и которые в итоге стали хитами (не только в исполнении “Веселых ребят”), то именно его надо признать лучшим аранжировщиком нашей вокально-инструметальной эры. Считается, что лучшей грамзаписью в СССР был диск Д.Тухманова “По волне моей памяти”. Так вот, первый экземпляр этой пластинки композитор подарил Алексею Пузыреву. И это говорит о многом.
Для Специального радио
Ноябрь 2005
