…Тут к нам подошла Елена Иванова, которая ведет в ДК «Энергетик» хореографический кружок, красивая женщина с фигурой танцовщицы, и сразу же включилась в разговор:
«Я тогда училась в 9 классе 518-й школы и пела в вокально-инструментальном ансамбле, который назывался «Эдельвейсы». В подвале, там, где сейчас курительная комната, у нас была репетиционная база. Там все занимались: и Макаревич с «Машиной Времени», и Градский со «Скоморохами». У нас было составлено расписание: кто когда репетирует. Мы приходили раньше всех, потому что были школьниками. Как уроки заканчивались, так мы шли на репетицию. Потом приходили институтские ребята… Макаревич над нами шефствовал, ведь у нас даже аппаратуры толком не было! Ударную установку мы собрали из разных пионерских барабанов! И ребята из «Машины» с нами делились, чем могли».
«Я очень любила «Машину Времени», потому что у них были остросоциальные песни, – поделилась Оспанова. – И «Цветы» мне нравились, потому что они были очень спокойные и воспитанные ребята. А с Градским я постоянно ссорилась! Помнишь, Лена, у него в «Скоморохах» был очень хороший ударник? Кажется, его звали Фокин. Ох, какой же хороший ударник! И вот однажды, когда у нас был молодежный вечер в помещении министерства энергетики, наш конферансье Валя Шелков влетает к нам в комнату с криком: «Бегите скорее сюда! Там Градский опять хулиганит!» А что делал Градский? Перед Фокиным стояло пять барабанчиков, больших и маленьких. И Градский начал один за другим их отодвигать в сторону. А Фокин тем временем продолжал играть. Градский забирал барабан за барабаном, а Фокин играл и мелодия оставалась. И все, что он делал на пяти барабанах, он продолжал делать на трех, а потом – на одном барабане. А наш Шелков стоит – весь трясется. Он-то был ответственным за этот вечер, потому и переживал, что сейчас все вот-вот сорвется. Но мы-то знали, что Фокин – барабанщик от Бога! Он и на одном барабане сыграть сумеет!»
Мы с Леной дружно рассмеялись, а Оспанова продолжала:
«В другой раз, когда у нас в ДК шел показ моделей, Градский сидел в зале прямо передо мной и отпускал разные колкие реплики: мол, они и не так ходят, и не так выглядят. Женщина-ведущая в конце концов заявила, что если эти реплики сейчас же не прекратятся, то она вечер прикроет.
У меня с собой была какая-то толстая книжка, которая ужасно мне мешала и все время сваливалась с колен, и вот я этой книжкой, разозлившись, изо всей силы ударила Градского по голове, закричав на него: «Да будешь ты сидеть молча или нет?!»
Но, конечно, вокал у Градского был сказочный. И хоть я его и не люблю, но дома у меня его пластинка все-таки лежит и я ее иногда с удовольствием слушаю».
«А у меня даже не одна пластинка! – похвасталась Лена. – Я очень любила и «Жил-был я», и «Синий лес», а когда они со «Скоморохами» исполняли серию песен на слова Гарсии Лорки, я просто рыдала!»
«Но постоянно от него какие-то неприятности исходили! – пожаловалась Оспанова. – Как-то неспокойно с ним рядом было. Зато «Второе Дыхание», например, были очень тихие ребята. Бывает, заглянешь к ним, а они сидят и репетируют…
Но хорошо, что у нас были эти ансамбли. Это была палочка-выручалочка. Если, скажем, что-то срывается, какая-то заминка, то… к ним всегда можно было подойти и попросить сыграть, тем более, что они же тут базировались, поэтому им можно было сказать, что сегодня вечером или через три дня они отыгрывают на танцах. Так как они базировались здесь, они должны были раз или два в месяц отыграть там, где им скажут. «Машину Времени» мы постоянно брали к себе на танцы. Они играли в розовом фойе. Это были именно танцы. Но потом они выступали и на сцене. Так что база была очень хорошая. И инструменты им не принадлежали, инструменты были ДКовские…»
«Да! У нас был шикарный подвал! Но после капитального ремонта у нас не осталось репетиционных помещений, – вздохнула Лена. – Архитектор так все перекроил, что получился просто зал для заседаний – так тогда было модно. И все наши репетиционные помещения накрылись…»
«И все-таки ответьте мне, дамы: был тот случай с Джигарханяном или не был? Когда Авторское телевидение снимало по моему сценарию фильм «Да здравствует рок-н-ролл!» о первом поколении советских рокеров, мой соавтор Игорь Васильков дозвонился до Армена Джигарханяна, который ответил, что никогда не выступал в ДК «Энергетик» и не помнит такого, чтобы его туда не пустили…»
«Да! Было!» – в один голос подтвердили обе женщины.
«Я же сама стояла в подворотне с этими артистами! – с возмущением в голосе заговорила Лена. – Я пошла встречать артистов из театра Маяковского Александра Лазарева, Светлану Немоляеву и Армена Джигарханяна. И мы вчетвером стояли в подворотне и не могли пройти к воротам, потому что толпа здесь собралась невероятная! И Джигарханян, прижатый к железным воротам Дома культуры, спросил: «Даже интересно посмотреть, что же это за группа такая! Даже на меня так не ломятся!»
Это была «Рубиновая Атака»: Владимир Рацкевич, Сергей «Баски» Ляшенко и Александр Самойлов…
«Я их хорошо помню. «Рубиновая Атака» – это наша недоработка, – неожиданно сердито сказала Надежда Львовна. – А ведь прежде чем поставить ее в программу вечера, мы ездили эту группу прослушивать в Долгопрудный! И мне так понравилась молодежь, так понравилась сама атмосфера, что у меня сразу же возникло желание пригласить «Рубиновую Атаку» к нам в Большой зал. Но у нас вечер прошел почему-то гораздо более бурно, чем в Долгопрудном. То ли там публика более спокойная, то ли там уже привыкли к «Рубинам»… А здесь был настоящий кошмар, потому что они привели своих людей, которые заводили всех остальных. Мы были удивлены, что кресла в зале остались целы, потому что они прыгали на них! После таких концертов обязательно в ДК что-то ломали, поэтому Сергей Борисыч и не любит этот период. Он тогда только пришел, был молодым директором…»
«Я слышал, что на этом концерте публику разгоняла конная милиция. Это правда?»
«Да, конная милиция здесь разгоняла тех, кто не попал в ДК и загородил проезд по набережной», – подтвердила Лена.
«А кто вызвал милицию? И почему именно конную?»
«Не знаю, – сказала Лена. – Это сделал кто-то из руководства ДК. Но я тогда в первый раз увидела, как в Москве работает конная милиция».
«Вообще мы, в принципе, старались такие ансамбли не приглашать. У нас выступали хорошие ребята. А это был прокол, за который мне потом очень здорово попало», – сказала Надежда Львовна.
«От кого? И почему?» – удивился я.
«От управления, естественно. Милиция сообщила начальству о беспорядках, и нас вызвали «на ковер»: почему вечер прошел так шумно и бурно? почему было так много дружинников?»
В этом месте Елена сказала, что у нее уже начинаются занятия в хореографическом кружке, и ушла, а мы с Надеждой Львовной продолжили разговор о взаимоотношениях с начальством.
«Наш зал вмещал всего четыреста восемьдесят человек, а билетов мы делали всего лишь четыреста. А восемьдесят – это бесплатные пригласительные, которые мы раздавали тем, кого считали нужным пригласить. Очень много людей приходило из руководства Мосэнерго. Поскольку эти ансамбли были очень популярны и собирали очень много народу, там сразу же проявили большую заинтересованность».
«Они тоже увлекались битом?» – наивно спросил я.
«Нет, они не увлекались, – ответила Оспанова. – Они нас контролировали. Это ведь все только началось и особо не приветствовалось. Особенно комсомольской организацией».
«Какие были претензии к вам и к музыкантам у вышестоящих инстанций?»
«Во-первых, управленческое начальство было недовольно толпами, которые собирались у входа в ДК во время проведения вечеров. Как правило, на следующее утро после «Орбиты» наш куратор из управления Мосэнерго Виктор Евфстафьевич Леонов вызывал меня: «Мне сказали, что у вас вчера опять была толпа…» А что делать?! Эти толпы были вполне объяснимы, поскольку у нас было мало мест в зале, а. людей, увлекающихся этими ансамблями, было огромное количество. Тем более, что у нас все было качественно, мы же старались держать марку!
Кроме того, здесь собирались молодые ребята, которые вели себя довольно шумно, а дирекции ДК и управлению Мосэнерго хотелось, чтобы это все было тихо и спокойно, как в «кружке вышивания» или «кружке вязания». Это сейчас все просто, а тогда, если певец выходил на сцену, он должен был стоять по стойке «смирно». А Андрюша Макаревич, например, вышел как-то на сцену и поставил на рояль… калоши. Это так всех шокировало!
Во-вторых, главбуха управления Анну Викуловну Голицыну очень волновали наличные деньги. Ведь если музыкантам платили чисто символически, то артисты театров требовали за свое выступление достаточно большие суммы.
Однажды Анна Викуловна собрала всех, кто имел отношение к молодежной работе, и заявила: «Нельзя продавать билеты!» Я ответила: «Очень хорошо! У нас как раз намечен показ моделей из Дома моды. Давайте сделаем так: я им позвоню и спрошу, сколько это может стоить». И когда я им позвонила, они назвали какую-то ужасно громадную сумму. Я сообщила об этом Анне Викуловне, та воскликнула: «С ума сойти!» – но тем не менее все оплатила. А вот наличные деньги для ансамбля она выдавать категорически отказалась. И в результате народу было всего ползала. Даже меньше. И я сказала, что так будет и дальше, потому что если не будет ансамбля, то никто не пойдет на вечер. А ансамбли берут только наличными.
Анна Викуловна лично пришла на вечер, убедилась, что народа нет и зал полупустой, и сказала мне: «Да, наверное, надо за наличные…» Я спросила: «Анна Викуловна, а что, если меня – и в тюрьму?» Она рассмеялась: «Я первая принесу тебе сухари…»
Но больше всего начальство волновали не деньги, а тексты песен, которые часто не соответствовали требованиям «взрослого» населения, поэтому и райком комсомола, и наше «мосэнерговское» начальство часто бывали очень недовольны. Например, когда Андрюша Макаревич спел песню «Если бы я был миллионером», начальство устроило мне настоящую проработку: «У меня такое ощущение, что вы никогда не слушаете слова, которые идут со сцены! – выговаривал мне наш куратор Леонов. – Послушайте, о чем они поют! Это же ужасно! Как вообще советский мальчик может такую мысль держать в голове?!»
А ведь у Макаревича было очень много таких песен, над которыми надо было бы призадуматься. И, конечно, молодежь с ума сходила по «Машине Времени» именно из-за текстов. Их популярность росла очень быстро. Сначала они играли только на танцах в фойе, а потом стали выступать и в большом зале. И тогда народ целенаправленно шел только на них, а время других страничек устного журнала молодежь проводила в нашем буфете…
Но закрыли нас все-таки не из-за острых рокерских текстов, а из-за того, что «умные» люди стали спекулировать билетами на наши концерты. Они же были дешевыми! У нас билеты стоили 50 копеек, а возле Устьинского моста с рук они продавались по три с лишним рубля! Нас, конечно, очень раздражало то, что наши билеты продавали гораздо дороже, чем они стоят, ведь мы не брали себе ни копейки, а кто-то наживался на нашем труде! Мы сами устанавливали цену на билеты и старались сделать ее минимальной. Она могла быть и 30 копеек, смотря по тому, кто из артистов приглашен на вечер. Мы сначала расписывали, сколько нам надо получить денег, а потом уже ставили цену.
Спекуляция нашими билетами стала основным поводом для придирок к нам со стороны начальства, и в конце концов все было запрещено».
Но я думаю, что на закрытие «Орбиты» повлияла не только спекуляция билетами, в том «повинны» сразу несколько факторов.
Во-первых, в ДК «Энергетик» пришел новый директор Сергей Борисович Ершов, который только-только окончил ГИТИС, и мечтал создать свой театр. И этот театр получился именно благодаря поддержке команды Надежды Оспановой, которая сказала тогда: «Ребята, к нам пришел молодой директор! Он только что окончил режиссерский факультет! Он так хочет сделать театр! Давайте ему поможем!» И театр в помещении дома культуры на Раушской набережной существует уже более тридцати лет.
Во-вторых, те, кто делал эти вечера, просто повзрослели. «У нас очень много времени занимала подготовка к вечеру, а «Орбиту» делали всего лишь несколько человек, – рассказывала Надежда Львовна. – Но ведь мы же еще и работали! Я была по специальности инженером-конструктором, но мне и работать-то было некогда. Мне очень повезло, что у меня был хороший начальник, который очень спокойно к этому относился. Слава Богу, еще семьи ни у кого не было, так как все были молодыми! Объем работы был большой, а люди уже привыкли к тому, что раз в месяц мы обязательно устраивали наш устный журнал. В конце месяца люди, беспокоясь, начинали подходить и спрашивать: «Как же так? Уже месяц заканчивается, а афиши еще нет?! Какого числа будет «Орбита»?»
И, когда мне исполнилось 28 лет, я отказалась продолжать эту работу, сказала: «Ребята, у меня больше сил нет!». Меня вызвали в райком и сказали: «Мы вас просим остаться еще». Я ответила: «Если вы так высоко оценили мою работу, оставьте мне мой комсомольский билет на память!» У всех обычно забирали билет по истечении комсомольского возраста, а мне оставили на память…»
Стоит вспомнить команду Надежды Оспановой: это Таня Савкина, Елена Иванова, Валентин Шелков, Коля Гладченко, Таня Фадеева и ее муж Юра Семагин, – они создали ту легенду, которую передают из уст в уста вот уже несколько поколений рокеров и хиппи.
«Где они сейчас?» – спросил я Надежду Львовну.
«Сначала мы так и работали в Мосэнерго, а потом все разлетелись кто куда: кто-то в Госстрое работает, кто-то – даже в администрации Президента. А тогдашние наши мальчики, которые дежурили у входа, сегодня составляют элиту Мосэнерго.
«Может быть, этот вопрос покажется вам смешным, но, наверное, качество работы человека напрямую зависело от того, прошел ли он горнило «Орбиты» или нет?»
«Конечно! – абсолютно серьезно ответила Надежда Львовна. – В дружину ведь тоже выбирали тех, кто серьезно относится к любому делу!»
Но сейчас рок-н-ролла здесь больше нет, зато есть детский театр.
«Наш клуб просуществовал всего лишь шесть лет, – сказала на прощание Надежда Львовна. – Но это такое счастье – оказаться в эпицентре таких событий. Это – на всю жизнь!..»
Директор театра Борис Сергеевич Ершов встретил меня у выхода:
«Андрей Макаревич в 1987 году пришел ко мне и спросил: не сможем ли мы предоставить репетиционную базу для его «Машины Времени»? Но, к сожалению, я не мог его здесь принять, потому что уже не было тех закуточков, где они базировались когда-то и где можно было бы работать. Все уже было перестроено. Я очень сильно огорчил его отказом и он ушел очень расстроенный….
А Градский у нас занимался! Но это было до ремонта, то есть в 1981 году. Он приехал, что меня удивило и даже порадовало, и рассказал, что у его группы здесь раньше была база, что я, в общем-то, знал, и попросил: «Не дадите ли вы нам возможность здесь позаниматься?» Я ответил, что тот подвал завален всяким мусором, что там половину надо уже выбросить, однако мы ничего этого не делаем, потому что ждем ремонта. «Я со своими музыкантами все там расчищу!» – сказал Градский. И можете представить: действительно, и он сам, и его музыканты приехали, надели какие-то робы и все оттуда вытащили! Это был настоящий подвал: жуткий, темный и грязный. И вот они, все в пыли, в грязи, измазанные в чем-то белом, все это вытаскивали, вышвыривали. Вывезли несколько машин всякого хлама и грязи! Молодцы! Меня тогда Градский восхитил: ведь он уже был большой величиной! И тем не менее и он, и его музыканты сами все это делали! А ведь когда человек достиг определенной высоты, не каждый возьмется это делать, не каждый примется за это! Понимаете? И после этого они какое-то время здесь занимались, может быть, месяц, а, может быть, два, но потом, к сожалению, у нас начался ремонт. Вернее, к нашему счастью, а к сожалению для Градского. И поскольку это был капитальный ремонт всего дома культуры, то здесь все начали крушить и ломать. А после ремонта здесь все перестроили и этого подвала как такового уже нет…»
Теперь здесь только театр. Впрочем, это действительно хороший театр…
Для Специального радио
Январь 2007
ДК «ЭНЕРГЕТИК» – ЛЕГЕНДА МОСКОВСКОЙ РОКЕНРОЛЬНОЙ ТУСОВКИ.ЧАСТЬ 1: «НАЧАЛО 70-Х.»
