Итак, 23 ноября мы выступили в доме посла, а 3 декабря уже репетировали с Козловым в «Москворечье». И был такой Игорь Косолобенков, который устроил нам поездку в Бакуриани. Игорь там читал лекции о джазе, а мы играли.
В Бакуриани поехали Алексей Козлов, Коля Ширяев, барабанщик Гена Зайцев и я. Не знаю, почему, но мы никак не могли найти общий язык с Лешей. Пока мы играли музыку, все было нормально, но когда начинались разные духовные споры, все шло наперекосяк. Он нам постоянно твердил, что деньги не важны, что важнее идеология, что чистокровных русских нет, что мы все – татаре. Ну, у Леши всегда, как мне кажется, в голове был такой идеологический сумбур.
В принципе, играли мы нормально, пока дело не коснулось денег. А ситуация была такая: поскольку играли мы здорово, то грузины стали нас приглашать на разные выступления. Но Леше это не нравилось, и он два раза не поехал с нами играть. Мы сыграли без него, и для него это явилось смертельной обидой. А что нам было делать? Сыграли втроем. Мы и так все время втроем играли. Конечно, саксофон добавляет краску. Но нет саксофона – ну и ладно! И когда было наше последнее выступление в Бакуриани, произошел случай, после которого у меня испортились отношения с Козловым.
Местные грузины подошли к нам с большим подносом, который был завален деньгами. И эти деньги вместе с подносом они высыпали нам на головы. Я думал, что Алексей Семеныч, как большой духовный человек, откажется от этих денег, но он стал эти деньги, которые валялись под ногами, подбирать. Вот такая история. Я не хочу ничего плохого о нем говорить, он сам про себя все знает: что он – бизнесмен, деловой человек. Но если ты занимаешься бизнесом, то не надо только своим ребятам впаривать, что деньги не важны, что важнее идеология.
Когда мы вернулись в Москву, мы опять стали выступать втроем, пригласив за барабаны Петровича, то есть Михаила Петровича Соколова. Месяца три мы с ним выступали, а потом…
Это был конец апреля. У меня была одна знакомая – Света Маркова. Она жила на Щербаковской. Это была эксцентричная дама, которая обшивала всю Москву. Она была то, что сейчас называется кутюрье. Естественно, у нее дома бывало много людей. Алексей Семенович Козлов пишет в своей книге «Козел на саксе», что тоже ходил к ней на Щербаковскую. И вот как-то раз он вдруг решил пошить у нее жилетку из бархата. А я у нее заказывал, кажется, какую-то куртку. Там мы и встретились.
Леша мне говорит: «А давай ты попробуешь еще раз в «Арсенале»! Только Колю я не возьму!» – «Ладно! Давай», – отвечаю я. Но вечером позвонил Ширяеву и сказал: «Коля, чего-то тебя Козлов не хочет. Может, ты сам к нему подъедешь и поговоришь?» Но Коля был очень тщеславный человек. Может, он имел на это право, а, может, нет – я не знаю. Но общаться с Козловым он отказался.
И начали мы опять репетировать в ДК «Московречье». Козлов научил нас одному очень хорошему правилу: что нельзя головой разбить стену, что стены надо уметь обходить. Это очень мудро! И вся его дальнейшая карьера показала, что он – мастер обходить все сложные ситуации.
На бас-гитаре в «Арсенале» играл Леша Богуславский. Хороший парень. Но не Коля Ширяев. На барабанах – Гена Зайцев, на клавишных – Игорь Саульский (но не всегда – когда играл, а когда и нет) и духовая группа в составе – Саша Чиненков, Вадик Ахметгареев, и еще был трубач, высокий парень из консерватории – не помню, как его зовут. Две трубы, тромбон и саксофон – четыре дудки. Мы выступили в апреле на джазовом фестивале в МИФИ, потом – в Королеве, а затем был легендарный концерт в Театре на Таганке, который посетили Волчек и Высоцкий.
А дальше – летние каникулы: Алексей Семенович бросил все и уехал на дачу. Он же не понимал, что музыкантам надо как-то зарабатывать. Сам-то он работал в НИИ технической эстетики, оклад ему там шел, а все, кто в окружении, – пусть зарабатывают, как хотят. И что делать? И в этот момент нас с Колей пригласили в ансамбль «Москвичи», руководителем которого был Юлик Слободкин.
Вместе с «Москвичами» мы поехали в студенческий лагерь МГУ под Пицунду, во Второе ущелье. Коля Ширяев тоже должен был ехать, уже и билет ему купили. А там у нас был комсоргом некто Бодиловский. И вот встречаемся мы на Курском вокзале, Коля выходит из такси с гитарой – Бодиловский к нему: «Николай, а почему вы не подстрижены?» И Коля произнес тогда свою гениальную дежурную фразу: «Чушки достали!» – сел в то же такси и ухал.
Короче, мы поехали во Второе ущелье уже без него. Потом туда подъехали Саша Градский и Леша Пузырев. И моя первая жена Света Барабаш тоже туда приехала. Играли мы там, играли, а потом решили съездить в Лазоревское, в лагерь МГУ «Буревестник», чтобы навестить «Машину Времени» и «Цветы», которые выступали там. И случилось так, что нас с Пузыревым забрали на пятнадцать суток.
В этом лагере вообще творились нехорошие вещи: говорят, милиция там девушек обижала. А нас арестовали за длинные волосы. Я пошел выбрасывать сигарету, «Машина времени» играла на танцверанде – тут меня и забрали, заломали мне руки. Причем взяли не только меня, но Градского и Пузырева тоже. Но Градский сказал, что он – племянник Андропова, менты испугались и отпустили его.
Далее был суд. Судья говорит: «А вы вообще кто?» – «Как кто? Отдыхающие?» – отвечаю я. – «Какие вы отдыхающие? Посмотрите на улицу! Видите? Это – отдыхающие! А вы – хулиганы!» Мне объявили: «Если подстрижешься, мы тебя отпустим». Надо было сказать: конечно, подстригусь! Но я не умел тогда обходить стенки. И в итоге мы с Пузыревым честно отработали пятнадцать суток, подметая улицы.
А после того, как мы вернулись в Москву, Пузырев устроил мне протекцию в «Веселые Ребята». Я сразу же включился в работу над альбомом «Любовь – огромная страна». Там я играл на гитаре в песнях «Качели» и «Скорый поезд», но петь на пластинке мне не дали. Хотя на концертах три вещи я исполнял: «Воскресенье – радостный день», «Honky Tonk Woman» Rolling Stones и «Отчего». В «Веселых Ребятах» мы жили иногда весело, иногда грустно, но всегда хлебно, потому что мы зарабатывали очень большие деньги. Но тут Максим вернулся из армии, и я ушел из «Веселых Ребят».
Стали мы репетировать в клубе имени Крупской, что на Каретном ряду. Игорь Косолобенков, о котором я уже рассказывал выше, устроил нам через «Спутник» ангажемент: мы поехали по студенческим лагерям Прибалтики.
Съездили мы в это турне очень неплохо, но когда вернулись в Москву, жена Максима (бывшая. А позже – жена Слободкина. Была такая Мила Снегова…) пришла к нам и объявила, что Максим больше на барабанах играть не будет, он будет переводчиком. Такая вот ситуация. Мы снова остались без барабанщика…
Но в этот момент «Машина Времени» приехала с гастролей, и они предложили мне поиграть с ними. И даже обсуждался вопрос, как мы будет называться: «Второе Дыхание» или «Машина Времени»? Кавагоэ мне предложил. Мы были соседями, он жил на улице 26 Бакинских комиссаров. И Лерман жил там же. А я – на улице Миклухо-Маклая. Это рядом.
Стали мы играть с «Машиной Времени», снялись в фильме «Афоня», причем аранжировку для «Солнечного острова», который прозвучал в фильме, придумал я.
Проблема Андрея состояла в том, что у него были хорошие песни, но они были толком не аранжированы, и он не понимал, как это делается. Для аранжировщика, прежде всего, требуется умение компилировать. Аранжировщик – это компилятор. А вот придумать мелодию или стихи – для этого действительно талант требуется. Но Макаревич тянул одеяло на себя, мои композиции он старался не учить, говорил, что это ему непонятно. И в конце концов я решил, что нам лучше расстаться.
Когда закончилась эпопея с «Машиной Времени», мы с Колей опять воссоединились, привлекли Сашу Юдова и Гену Хащенко. Честно говоря, я был категорически настроен против Хащенко, я хотел, чтобы был Максим. Но Гена действительно был барабанщик мирового уровня. Мы его слышали, когда еще работали у Миансаровой, – он играл у Кролла. Там еще Антонов пел и сестры Зайцевы.
Стали мы репетировать на Красносельской новую программу. Но тут началась борьба за лидерство, и однажды, когда я пришел на выступление, мне объявили: «А ты с нами больше не играешь! С нами играет Ваня Смирнов». Это мне Саша Юдов сообщил… Но они недолго шебуршились, а потом разбежались.
А я начал работать в ансамбле «Рапсодия», которым руководил Владимир Николаевич Петренко, покойный ныне. С ним мы записывали очень много различных песен, выпускали альбомы Андрея Эшпая, Евгения Птичкина. И выпустили миньон композитора Королева, где мне наконец-то дали спеть. Я пел песню, которая называлась «Навсегда свободен». Это был блюз, посвященный Мартину Лютеру Кингу.
Настал 1979 год. Алексей Семеныч Козлов опять пригласил меня в «Арсенал». Значит, возвращаюсь я в «Арсенал», и мы едем на гастроли в Архангельск, затем в Уфу и в Питер. Я опять там исполнял Хендрикса – «Little Wing». Еще играл пьесу «Starless and Bible Black» из репертуара King Crimson. Но Леше она не нравилась, он считал, что это –«Чернуха». Но что такое Шнитке или Губайдуллина? Тоже «чернуха»! Это же не Бах и даже не Бетховен!
Играли мы опять же втроем: я, Толя Куликов на басу и покойный Коростылев на барабанах.
Летом 1980 года Лешу пригласили на фестивали в Западный Берлин и в Италию. Мы ехали в поезде из Ленинграда, где во Дворце спорта, как оказалось, были мои последние концерты с «Арсеналом». В одном концерте с нами выступал Владимир Высоцкий. Это был июль 1980 года, перед самой его смертью.
И вот Леша вызывает меня в тамбур и говорит: «Знаешь, Игорь, тебя за границу не выпускает КГБ. Поэтому я должен тебя уволить. На твое место я беру Зинчука». Ну, уволить – так уволить. Что ж делать? Правда, я собирался жениться. Играя в ансамбле, я хорошо зарабатывал. И как теперь жену содержать?
И я иду руководить самодеятельностью в ДК «Прожектор», одновременно заканчиваю Царицынское училище и пытаюсь поступить в консерваторию. Но меня не принимают, потому что я на фортепиано не играю. Ладно, не приняли в консерваторию – я решил восстановиться на факультете журналистики.
Моя жена работала в Политиздате. И вот однажды к ней приходит Алексей Семеныч Козлов, который хочет издать свою книжку, и начинает ей про всех, в том числе и про меня рассказывать. Но он-то не знает, что она – моя гражданская жена, а она его подначивает: «Да вы мне такие вещи интересные рассказываете!» А он заливает, дескать, мы – «Второе Дыхание» – были чуть ли не антисоветчики, и КГБ вроде бы как заслало его в квартиру этой Светки Марковой, чтобы он за нами смотрел… и прочее, и тому подобное.
Конечно, я ему признателен, что он назвал меня «русским Джимми Хендриксом», Хендрикс – это замечательно, но вообще-то я – Игорь Дегтярюк, а сейчас – Дегтярюк-Меркулов.
После разговора с Козловым жена начала меня пилить: почему я не играю? Я работал на телевидении, и она меня пилила: почему я чиновник, а не творческий человек? У нее была «подвижка» на творческих людей. И короче говоря, благодаря ее постоянным увещеваниям, «Второе Дыхание» в 1995 году собралось вновь.
А вышло это так. Открылся клуб «Вояж» на Алтуфьевском шоссе, где мы получили возможность играть. Причем мы с Колей посовещались и решили, что на барабанах должен играть Максим – это будет более честно. Потом Максим нашел спонсора, который вложил деньги в запись нашего альбома. Это был Георгий Мезеров, очень известный человек в определенных кругах.
Мы записали четыре собственные вещи: одну Колину, одну Димы Смирнова, клавишника из консерватории, который работал в цирке у Куклачева, и две мои вещи, в том числе – «Кулинарный блюз», стихи к которому сочинил Максим Капитановский: «Я все время хотел разобраться, почему развалился Советский Союз? И теперь только понял я, братцы: надо раньше писать было блюз. Это элементарно: блюз должен быть кулинарным…»
Это была определенная ирония в адрес Макаревича. А после того, как Максим в пику Макаревичу написал книгу «Все очень непросто», его отчислили из группы «Машина Времени». Андрей Вадимович очень непрост. Но что делать?
Записали мы эти песни, но продюсеру они не понравились. И наше с ним сотрудничество прекратилось. А, может, у него и планов таких не было – группу вести. Потому что это – очень большие расходы… Инициатором того, чтобы мы снова расстались, стал Максим. – «А как же альбом?» – спрашиваю я. – «Да делай с ним, что хочешь!» – отвечает Максим.
Но мы с Колей решили продолжить работу. Он нашел неплохого барабанщика. Это был Витя Калашников. Витя – неплохой музыкант, но по своим воззрениям он больше попсовик, чем рокер. Мы с Витей дали несколько концертов, но на музыкальной ярмарке в Сокольниках выступали уже с другим барабанщиком, которого тоже привел Коля. Он выучил за два дня программу. На концерте, правда, ошибся пару раз. Но это не важно. Было хорошее ностальгическое настроение.
А вечером мы должны были играть в клубе «Ю-Ту». Но у Коли резко упало настроение, и он сказал: «Я играть не буду!» А я еще договорился, что на следующий день мы должны были выступать на выставке «Музыка. Москва» на двух стендах. И у меня был только один выход: я позвал Гену Хащенко и другого басиста.
Может быть, это было не так хорошо, как если бы мы выступали с Колей, но реноме мы соблюли. После этого я еще несколько раз выступил с другими басистами: с Димой Зайцевым, с Володей Бабенко, – но не с таким блеском, как с Колей. Последний свой концерт «Второе Дыхание» дало в 2004 году в клубе «Мир приключений» на Арбате. На барабанах играл Валера Грошев, на басу – Дима Зайцев, который сейчас работает в группе «Чай вдвоем».
Максим сейчас в «Вечерней Москве» работает, пишет какие-то статьи, а я занимаюсь страховым бизнесом. Однако музыку я не забыл. Но работаю исключительно на компьютере. Лупами пользуюсь, в том числе оркестровыми. Поскольку я начал делать новый альбом этой весной в Звенигороде, то называться он будет «Русская Швейцария».
Для Специального Радио
Май 2008
ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ ИГОРЯ ДЕГТЯРЮКА. ЧАСТЬ1: ОТ «ПУТНИКОВ» К «АРСЕНАЛУ»
