В 70-х Виктор Векштейн создал популярный вокально-инструментальный ансамбль «Поющие Сердца», многие песни которого до сих пор любимы слушателями. В этом году ему исполнилось бы 70 лет. Виталий Дубинин знал двух «разных» Векштейнов: впервые он познакомился с Виктором Яковлевичем в 1983 году, то есть за два года до появления на свет «Арии», их вторая встреча произошла уже в разгар «арийской» славы. Тому, кто не в курсе, напомним: в начале 80-х Векштейн поддержал идею создания хэви-металлической «Арии», которая стала символом нового поколения ВИА.
– Я пришел работать в «Поющие Сердца» в 1983 году, – начал рассказ Виталий Дубинин, – когда мы уютно устроились в одном из московских кафе. Меня привела к ним Маргарита Пушкина. Она сказала, что Векштейн разогнал всех «стариков» и набирает новый состав, чтобы сделать модную молодежную группу. Дело было так.
После окончания института я получил распределение на работу в НИИ автоматики и приборостроения. Но, проработав там два года, с 1981 по 1983 год, понял, что надо уходить, потому что когда я работал инженером, меня уже показывали в «Утренней почте». Смешно было! Я приходил на работу, а мне говорили: «А мы тебя по телевизору видели!»
Мы с Холстининым тогда приняли участие в записи первого альбома группы Сергея Сарычева «Альфа». Но с «Альфой» не получилось. Группа попыталась сдать программу в Росконцерт, но ее не приняли. Тогда Сарычев нам сказал: «Ребята, делайте, что хотите!» Холстинин работал на дискотеке, и ему было все равно, что делать, а я находился в несколько другой ситуации: у меня уже была семья, у меня как раз родился ребенок, и мне волей-неволей надо было выбирать: если ты хотел официально работать на эстраде, то надо было идти в филармонию, а Москонцерт – не самое плохое место.
У нас в «Альфе» репетиционная база была там же, где и у Векштейна – в ДК имени Фрунзе. Мы репетировали в маленькой комнатке на первом этаже, и видели, как музыканты «Поющих Сердец» таскали гитары и массу разных колонок и усилителей. «Вот у кого хорошая аппаратура!» – восхищенно думали мы. И вдруг Рита Пушкина предложила: не хочу ли я попробовать у Векштейна? И я подумал: а почему бы и нет? Тем более, моя жена Марта Могилевская работала в «Утренней почте» и она меня всячески подталкивала: «Давай! Давай! Может, там и не получится, но то ты все равно пробуй!». И я подумал: «Ну… давай!».
И вот мы с моим приятелем, клавишником из нашего старого ансамбля «Волшебные Сумерки» Алексеем Максимовым отправились на прослушивание в «Поющие Сердца». Я спел несколько песен из тех, что были записаны для «Волшебных Сумерек». Максимов играл на клавишах, а я пел. На прослушивании присутствовали музыканты из старого состава – Александр Барышников и Виктор Харакидзян. (Прикольно: год назад мы встретились с Харакидзяном в Брянске на Дне города – там выступали и «Поющие Сердца», которые вновь собрал Харакидзян, и наша «Ария»).
Векштейн послушал нас и сказал: «Хорошо. Давайте!» Но ни слова не сказал о том, что нас берут. Прослушивание было в начале мая, а репетировать я туда пришел только в середине лета, когда уже никого из старого состава в ансамбле не осталось.
Мне тогда снова позвонила Рита Пушкина и сообщила: «Вас берут». Но к тому времени Максимов уже сдулся, поэтому я долго раздумывал: идти мне одному или нет? Но поскольку из НИИ я уже уволился, а мое место в «Альфе» уже занял Грановский, то надо было вставать на какие-то другие профессиональные рельсы. И я принял решение пойти в «Поющие Сердца»…
Виктор Яковлевич тогда метался – к концу 80-х жанр ВИА захирел, никакого нового яркого стиля найти ну у кого не получалось. Ни Гранов, ни Слободкин, ни кто бы то ни было, еще не понимал, что надо делать. И я думаю, Векштейну просто повезло, что у Холстинина с Грановским уже были какие-то музыкальные наработки. Он поставил на новую музыку и победил. Сколько ему тогда было-то? 47 лет ему было! Чтобы решиться перечеркнуть все свое прошлое и совершить шаг вбок, надо иметь характер.
А тогда, в 1983-м, была все та же Тоня Жмакова, которая пела второе отделение, а мы – первое. Векштейн набрал разношерстный состав: в ансамбле было целых три вокалиста, включая меня. Сначала он сказал, что я буду играть на бас-гитаре, потом решил предложить мне какие-то свои песни, но я ответил, что у меня есть песни, которые уже показали по телевизору. Он согласился.
И я пел в программе «Поющих Сердец» те четыре или пять песен, которые Алексей Максимов сочинил еще в «Волшебных сумерках», включая «Лень» и «Бал одуванчиков». Именно их в 1982 году показали по Ленинградскому телевидению в программе «Кружатся диски», а также – песни «Иокогама» и «Наполеон». Пятой песней, которую я тогда исполнял, была песня «Жираф», написанная на стихи Гумилева.
Тем же летом я поступил в Гнесинское музыкальное училище. Сначала совмещать учебу с работой в «Поющих Сердцах» было вполне реально: я учился на вечернем, а посещение там было не каждый день. Но через год мне сказали: либо ты учишься, либо мы тебя отчисляем. И это стало одной из причин, по которой я ушел от Векштейна. Честно говоря, мне не очень нравилось в «Поющих Сердцах», но если бы не напрягали в Гнесинке, я бы еще там поработал и посмотрел бы, что будет дальше и кто туда придет.
На майские праздники мы тогда отработали концерты в Москве, во Дворце спорта Лужники, на Москонцертовской солянке, после чего директор группы Гришин объявил нам, что концертов не будет до июля. Музыканты ушли в отпуск, а у меня в Гнесинке как раз началась сессия.
А потом я узнал, что в «Поющие Сердца» взяли Носкова, Грановского и Потемкина. Я позвонил Векштейну: «Я слышал, Виктор Яковлевич, что у вас в группе большие перемены?» – «А ты чего не приходишь на работу?» – игриво спросил он.
Я пришел, мы поговорили: «Виктор Яковлевич, я не хочу больше петь «Бал одуванчиков»? Зачем мне это надо? А тут еще в училище мне сказали, что я должен выбрать либо учебу, либо концерты…» Так что со мной все было очень просто. Я даже не помню, как я забирал трудовую книжку. Ничего особенного. Ну, пел у него какое-то время молодой мальчик, потом он нашел других таких же.
Итогом той жизни стал миньончик, который мы записали на «Мелодии». Это были песни какого-то члена Союза композиторов… Кажется, Иосифа Тамарина: «Дирижирует ГАИ!», «Этот парень смелый», «Лето, предназначенное нам», «Цирковые чудеса». Все эти четыре песни исполнил я. Однажды, когда «Ария» была на гастролях во Владивостоке, я там купил этот миньон «Поющих Сердец».
Тем не менее, мы продолжали с ним общаться. Уже в декабре 1984 года, когда в группе уже работали Грановский, Носков и Потемкин, мне позвонил Володя Холстинин и попросил: «Ты не мог бы за меня замолвить словечко Векштейну? Там Алик Грановский работает, и мы хотим создать группу. Мне нужна протекция. Но самому Алику поговорить с Векштейном не в кайф. Он боится…» – Я позвонил Векштейну и сказал, что есть такой замечательный человек Володя Холстинин. – «Да? Точно? Ну, пускай приходит прослушиваться» – повелел Векштейн.
Надо сказать, что тогда у него не было той уверенности, что он приобрел через 3-4 года. 1983 году у него преобладали растерянность и метания, ведь все старые музыканты ушли, и было совершенно не понятно, получится ли что-то с новичками. Когда «Ария» выступала в Москве, я обязательно приходил к Холстинину на концерты и там виделся и с Векштейном, и с Гришиным, директором группы.
Осенью 1985 года Холстинин принес мне кассетку: «Вот мы записали. Послушай!» Мне понравилось: молодцы, думаю, очень здорово! Это было гораздо лучше, чем «Альфа». Во-вторых, там все было более цельным, более в жанре. Потому что как бы мы ни играли в «Альфе», но мелодии и исполнение Сарычева – это хоть и не попса, но и не рок. А здесь еще Кипелыч таким необычным голосом спел, и жесткие аранжировки, каких у нас еще не было. Ведь тогда все пытались играть либо как «Браво», либо как The Police. И когда я вдруг узнал, что они расходятся… но я, честно говоря, не надеялся, что меня туда возьмут.
Но теперь уже Холстинин за меня попросил, сказал, что Дубинин сможет заменить уходящего Алика Грановского, пообещал, что человек не подведет, в смысле, что не будет таких взбрыкиваний, как с Большаковым. Тогда Векштейн всем говорил, что это Большаков «Арию» развалил.
Виктор Яковлевич долго ко мне присматривался, потому что после Грановского сложно что-то делать. Но никаких явных сомнений он не высказывал. Так что все произошло только благодаря Холстинину и Векштейну. Достаточно быстро, за январь, мы сделали программу, и уже в феврале поехали на гастроли. Из старых песен мы играли «Тореро», «Волонтер», «Это рок» – то есть первый альбом. Большаковские песни мы не исполняли. Кроме того у Холстинина уже были написаны «1100» и начало «Баллады о древнерусском воине».
Едва я пришел в группу, Холстинин поинтересовался, нет ли у меня каких-нибудь песен? У меня была песня, которая превратилась в куплет и припев «Баллады о древнерусском воине». Маврин принес «Дай руку мне», но это была только инструментальная композиция, и к ней надо было придумать вокальную партию. Я что-то намурлыкал. И все почему-то сказали: давай так и оставим. У Маврина была еще одна инструментальная пьеса, и как-то ночью меня осенило, как из нее сделать песню. Когда я показал это ребятам, Холстинин сказал: «По-моему, это хорошо!» Векштейн послушал: «Да, оставим так!» Вот так получилась песня «Герой асфальта».
Поехав на гастроли, мы отрепетировали новые песни, которые потом вошли в альбом «Герой асфальта». В каждом городе мы жили по неделе, и можно было спокойно репетировать на площадке. Все песни были готовы к июню. И летом, когда было мало гастролей, мы довольно быстро записали альбом «Герой асфальта».
Через неделю после того, как работа над «Героем асфальта» была закончена, мы поехали на гастроли. Это была очень долгая поездка, нас не было в Москве три недели. А когда вернулись в Москву, из окошка студии звукозаписи в Домодедово уже звучал «Герой асфальта». Подъехали к метро «Парк культуры» – там тоже «Герой асфальта» звучит. Альбом тогда отдали «подпольному писателю» Лукинову – и он моментально разошелся по всей стране.
Но виниловая пластинка появилась только в конце 1988 года. Уже вышли пластинки у «Черного Кофе» и «Мастера», и только потом вышла «Ария». Мы постоянно капали Векштейну на мозги: вот у всех уже есть пластинки, а у нас – нет. Но, конечно, это не мы сами пошли на «Мелодию», диск вышел благодаря Векштейну.
А на гастролях все было, как раньше: первое отделение – Тоня, второе – «Ария». Правда, нужно отметить, что из того конфликта, который в 1986 году привел к распаду группы, Векштейн кое-что вынес. Ведь основное противоречие возникло из-за того, что «Ария» должна была аккомпанировать Жмаковой. Теперь у Векштейна хватило ума набрать для Тони музыкантов, и когда я пришел в «Арию», то прежних напрягов уже не знал.
Но все равно с Тоней у него была постоянная головная боль, он снова метался. Это же очень сложно, когда жена – певица… Ведь когда появилась «Ария», Векштейну пришлось делать хорошую мину при плохой игре, убеждая всех вокруг, что Тоня – «человек профессиональней некуда». По большому счету она не была певицей, она пришла на эстраду из театра. Вернее, Векштейн сам притащил ее в ансамбль, а потом сам же на эти грабли и наступил. И я думаю, если бы не Тоня, наверное, выстроить отношения с руководителем было бы гораздо легче.
Время шло, и Векштейн начал терять к «Арии» интерес. Он нам тогда постоянно говорил, что через год эта музыка никому не будет нужна, ведь тогда начался бум «Ласкового мая» и он, наверное, решил, что время «Арии» прошло. Хотя Тоню он продолжал продвигать. Причем «Раунд», аккомпанировавший ей, играл достаточно жестко. Мы не сильно ревновали, но, слава Богу, что хотя бы нас не привлекали ей аккомпанировать.
Осенью 1988 годы мы твердо решили уйти от Векштейна – и ушли. Он мог бы строить нам какие-то козни, но ничего такого не было. На этот раз все происходило достаточно мягко.
Мы ушли всей группой. Правда, предварительно переговорив с Ситковецким – можем ли мы поработать с ними? Нам же надо было на чем-то выступать, а у «Автографа» была аппаратура. Ситковецкий сказал: «Да! Пожалуйста!» Мы даже не увольнялись из Москонцерта, нас просто перевели из «Поющих Сердец» в творческое объединение «Автограф».
Можно сказать, что мы, в какой-то степени, просто вернулись домой, поскольку у Ситковецкого работал Юрий Фишкин, с которым мы с Холстининым начинали в 70-е в составе «Волшебных Сумерек». Действительно, было такое ощущение, что мы дома, особенно после напрягов с Векштейном, которые возникли перед нашим уходом. Когда приходишь в другое место, и там все срастается – тебя сразу же охватывает настоящая эйфория!
Какое-то время мы работали параллельно с «Автографом», и было даже несколько таких гастролей, где в первом отделение выступал «Автограф», а потом – мы. Но «Автографу» было не в кайф выступать с «Арией» в одной программе. Тогда мы придумали так: два дня играет «Автограф», два дня – мы. Или через день. В начале 90-х настало смутное время, когда концертов было – раз-два и обчелся. Но Фишкин продолжал оставаться нашим звукорежиссером до 1994 года.
Я помню первые мои гастроли в составе «Арии»: так как у нас не было звукорежиссера, то с нами поехал Фишкин. Мы тогда в Рязань ездили, где отыграли 18 концертов! Так что Юра всегда был рядом. Что же касается Артура Беркута, бывшего солиста «Автографа» и нынешнего певеца «Арии», который тоже когда-то начинал в «Волшебных Сумерках», то я с ним не играл. Это уже был период наших полураспадов. Холстинин пригласил Беркута, когда мы с Максимовым ушли из группы. Но «Волшебные Сумерки» успели с Беркутом поиграть только один раз: в МИФИ, в их знаменитой комнате отдыха. Потом на репетицию «Сумерек» заглянул Фишкин и, услышав Беркута, забрал его в «Автограф». Вот уж про кого можно точно сказать, что он, придя в «Арию», фактически вернулся к себе домой.
***
Это был 1989 год, мы как раз должны были играть на «Звуковой дорожке» в Лужниках. И перед концертом кто-то позвонил… Кажется, кто-то из «Круиза» – они тогда репетировали на базе у Векштейна. Мы пришли на концерт, но играть не стали, а пешком ломанулись – это ж рядом было – сначала в церковь, а потом – на базу, в ДК имени Свердлова, куда также пришли директор «Поющих Сердец» Гришин, ребята из «Круиза» и «Раунда», чтобы помянуть Виктора Яковлевича…
Для Специального Радио
Май 2008
фото: Сергей Маврин, Георгий Молитвин и Евгений Стукалин
