Когда-то давным-давно была такая замечательная группа «Смещение». И пела в этой группе замечательная певица Алеся Троянская. Таких, как говорят, сейчас уже не бывает…
АЛИК: «После третьего концерта наша вокалистка Алеся-Лужайка возомнила себя суперзвездой, так как разные люди типа Артема Троицкого стали звать ее на какие-то флэта, и мало того, что она пила портвейн и курила травку, она стала делать это еще в два раза больше. И мы с Андреем смотрим: человек не репетирует, динамит… А мы хоть отыграли концерт и побыли немного в фаворе, но должны же повышать свой профессиональный уровень! Мы звоним ей и говорим, что пора приниматься за работу, а она отвечает: «Да я не могу, да мне некогда, да меня пригласили сюда, да меня пригласили туда!» — «Тогда, — говорим мы, — до свиданья!»
И вот тогда-то мы вспомнили о Сашке Бардзиловском, вокалисте, который был ростом два метра четыре сантиметра. Мы его выписываем, и так появляется сейшн в кинотеатре «Патриот». Первое отделение — фильм о птеродактилях и динозаврах, а второе — группа «Смещение» и Леша Романов».
КРУСТЕР: «Вообще все это было посвящено какому-то комсомольскому празднику, и перед фильмом выступала какая-то соратница Ленина, секретарь Крупской».
КРУСТЕР: «Ширкин привез туда столько аппарата, что произошла перегрузка сети и все отрубилось…»
АЛИК: «Причем отрубились только порталы, а на сцене электричество осталось, и я поиграл соло на басу в стиле джаз-рокового музыканта Стенли Кларка».
КРУСТЕР: «И если раньше мы играли в залах мест на 400-600, то здесь — две тысячи, и зал — «битком». Причем народ великолепно принял. Запись этого концерта есть у одного человека в Коньково, надо бы подъехать и переписать, потому что он ее из дому не выносит: боится, как бы она не пропала».
АЛИК: «После этого концерта позвонила Алеся: «Ребята, да вы меня не так поняли! Да я немножко отдыхала, но могу же я немного расслабиться, но я готова выступать, ведь я же — это я…»
КРУСТЕР: «Она и перед концертом звонила. Но мы решали этот вопрос кардинально: Подруга, ты готова? Нет? Ну, извини… »
АЛИК: «Но тут уж она твердо сказала: я готова к следующему концерту. И сразу же нарисовался концерт в «Куполе»…»
КРУСТЕР: «Купол» — это следующая наша база. На Казанском вокзале стоит такая большая башня. Туда пришли наши люди и сказали: «Мы хотим у вас репетировать». Им ответили: «Пожалуйста!» И вот там был наш следующий сейшн».
АЛИК: «Там же находится отделение милиции Казанского вокзала, и когда туда пришли люди и сказали, что хотят репетировать, то им ответили: «Пожалуйста, только у нас должно быть праздничное мероприятие, посвященное Дню милиции».
КРУСТЕР: «И свой следующий концерт мы посвятили Дню милиции. Без проблем! Милиционеры ведь тоже люди».
АЛИК: «Это был настоящий купол, как в МГУ. Внизу — аудитория, высоко наверху — сцена. Звук там летал так, что поймать его было очень сложно. А Андрей — он такой стратег по бизнесу — решил, что мы не будем брать Ширкина, а возьмем Мурку, так как ему практически ничего платить не надо было».
КРУСТЕР: «Так ведь Мурка и нашел «Купол». За нас шла борьба! Он видит, что мы работаем с другим аппаратом, репетируем дома, и решил найти хорошую базу. Мы приехали на Казанский вокзал, смотрим: ё-моё! Да ведь здесь можно и сейшн сделать! С этого все и пошло».
АЛИК: «Он завез туда свои порталы, здоровые, из ДСП, с динамиками, которые он в свое время свинтил в разных кинотеатрах. И вот мы играем этот концерт, а туда пришел Володя Кузьмин со своей дочкой, и я видел, как он затыкал ей уши, чтобы она не оглохла. Мы отыграли концерт — все нормально. Но в этот день было два концерта! Это был двойник! Первый начинался в три часа дня, а второй был уже вечером».
КРУСТЕР: «Там было много людей, и всем захотелось покурить, поэтому в перерыв открыли дверь на балкон. И вся толпа высыпала туда и стала там пить и курить. А пассажиры снизу смотрят и недоумевают: что же там такое творится?»
АЛИК: «И, разумеется, на этот сейшн приехали самые отвязные люди…»
КРУСТЕР: «И, как всегда, отрубилось электричество и погас свет. Все забегали, засуетились. И мы все электричество присоединили в комнату к милиционерам. Более того: они сами подошли и предложили».
АЛИК: «Итак, мы с большим успехом отыграли сейшн, причем двойной, и Мурка предложил нам здесь же через неделю повторить концерт, причем снова сделать двойник. «Хорошо! — говорим мы, — давай!» И мы уехали, оставив там все. Мурка — свои «бушлаты», барабанщик — свои барабаны…»
КРУСТЕР: «А ты — свою знаменитую майку с огнем!»
АЛИК: «Да. Мы решили ничего не забирать, так как играть предстояло через неделю там же. Концерт должен был состояться в субботу, а мы приехали на репетицию во вторник, заранее, чтобы подготовиться получше. Поднимаемся по ступенькам и… ничего нет! Ни аппаратуры, ни проводов!..»
КРУСТЕР: «Чисто!»
АЛИК: «Мы стоим, а к нам подходит наряд милиции из этого же отделения: кто такие? Зачем сюда пришли? Какой концерт? До них дошло через две недели, что у них под боком был сейшн, и они начинают всех винтить! Тут вперед выступает Шелл: «У меня дядя — полковник КГБ! Где мои железные барабаны? Ну-ка, отдайте!» И пока он их стращал, мы, недолго думая, спустились по ступенькам и растворились в толпе. А он так всех застращал своим дядей, который работал в КГБ, что ему вернули барабаны в тот же день. А вот Мурке вернули его аппарат только через месяц. А мы поехали в Вильнюс…»
АЛИК: «Вильнюс появился так: у Сергея Шутова, который нашел Алесю, была девушка, у которой был знакомый, устраивавший фестиваль «Литваника». Она и говорит: «У меня есть возможность привезти вас в Вильнюс, чтобы вы отыграли на фестивале.»
«С удовольствием! – отвечаем. — Поедем!» И мы начали собираться на фестиваль. Заехали к Жене Березе, он нам сделал инструменты. Едем на такси — такси тогда стоило не очень дорого, не как сейчас — и попали в автомобильную катастрофу, как раз накануне того дня, что нам уезжать! Но мы, слава Богу, это дело пережили, и наши новые инструменты не сломались».
КРУСТЕР: «Давай вспомним, кто поехал: я, Алик, Алеся, Шелл, Артур, Илья, Юрка. Сколько нас было человек?»
АЛИК: «Семь».
КРУСТЕР: «Поскольку мы ехали туда хэдлайнерами, то могли пригласить с собой еще три московские команды — «Редкую птицу», «Мозаику», а третью, из МГУ… Не помнишь, как она называлась?»
Алик отрицательно качает головой
КРУСТЕР: «Но эти две были точно. То есть мы пригласили группы из московского андерграунда. И вот мы сели в поезд и начали выпивать напитки!»
АЛИК: «В ресторане».
КРУСТЕР: «Помнишь, там ликер еще был такой классный — земляничный!»
Андрей Крустер и Алеся Троянская в Вильнюсе
АЛИК: «А перед самым началом концерта меня, Алесю и Артура Гильдебрандта какие-то люди отделили и завели в какой-то подвал. Там был какой-то слесарный зал с тисками и прочими железяками, вот туда нас завели и начали проверять на предмет порезов на руках. Они, видимо, думали, что такие люди, как мы, обязательно должны быть или ненормальными, или наркоманами. Они начали проверять наши паспорта: «А что это вы сюда приехали? А почему?» То есть отношение к русским было очень нехорошим! Но выяснилось, что серьезных порезов у нас нет, следов от уколов в вену тоже. А они даже по ногам прошлись: «А покажите ваши ноги! Может, там у вас что-нибудь есть!» Так подержали нас, поморочили головы, и я говорю: «Ребята, нам собственно играть надо идти!» То есть к чему я веду: мы подверглись психологической обработке.
И вот мы вырвались, прибежали — я, Алеся, Артур — переоделись в наши костюмы, и, когда объявили «Смещение», оказалось, что нашу группу настолько ждали, что зал просто взорвался. А мы без подготовки, без саундчека, воткнулись — и сразу пошла нарезка страшная!»
КРУСТЕР: «Мы только вышли, ведущий объявил — у меня есть эта запись — бу-бу-бу-у «Смещение»! Начался жуткий крик, вой, а я выхожу и начинаю играть!»
АЛИК: «Я понимаю, что по современным меркам там звука не было никакого, но нам и терять-то уже было нечего, тем более до нас все местные группы играли на одном уровне: статисты, дискотека. Поэтому мы все равно звучали лучше всех».
КРУСТЕР: «А устроители начали нам гадить. Когда мы отыграли три песни, Алику перебили провод, чтобы он не мог играть».
АЛИК: «Положили горячий паяльник на провод, якобы он случайно перегрелся».
КРУСТЕР: «Потом они взорвали световой пульт, и весь дым пошел в зал».
АЛИК: «Для них это все было настолько необычно, что они хотели это убрать, но просто запретить было как бы неудобно…»
КРУСТЕР: «Но так как фестиваль нельзя было остановить просто так, потому что это выглядело бы недемократично, они решили отрубить электричество».
АЛИК: «Когда нам перекрыли весь кислород, мы, конечно, ушли, но тут же прибежала моя девушка… Помнишь, ее звали Аэлита? С таким бак-стейджем хорошим. И когда на следующей «Литванике» мы были уже с «Арией», я с ней еще больше познакомился…»
КРУСТЕР: «Короче, они выгнали нас со сцены. Мы, конечно, расстроились, а твоя Аэлита прибежала в гримерку: «Ура! Фурор!» А мы — ей: «Да подставили нас!» А потом в зале – слышим: крики, шум. Как потом мне перевели, люди орали по-литовски: «Литовцы! Вон из Литвы!»
А там вообще очень неприятное отношение к русским? Все улыбаются, руки жмут, но, когда пришли мы в пивбар, нам тут же начали кричать: «Русские, убирайтесь!» Нас было много, человек семь. Их — куча. «Да, — говорим, — мы русские, а вы литовцы, но верхушка-то у нас одна, и не мы ее назначили!» — «Да-да, вы правы, давайте выпивать, давайте все дружить!» А в итоге у нас украли полиэтиленовую сумку и какой-то цветной журнал.
А на следующий день мы уезжали…»
АЛИК: «И очень грустно было уезжать.»
КРУСТЕР: «Вернулись мы в Москву — и опять будто в тиски попали…»
АЛИК: «Это какой концерт-то у нас был по счету? Седьмой? Самое интересное, что все было вроде бы на подъеме, но, с другой стороны…»
КРУСТЕР: «Мы приехали, а нас тут уже ждали, нас уже начали вычислять…»
АЛИК: «Но когда у нас бывала работа, впрочем, мы сами это никогда не называли работой, то деньги были, и неплохие. Потому что ты сам эти концерты устраивал, и деньги сам распределял».
КРУСТЕР: «Да, знаешь, что я сейчас вспоминаю, что даже Мурке на концерте с участием Ширкина мы платили по 100-150 рублей. Ё-моё, а это неплохие для того времени деньги! Ведь средняя зарплата в те времена была 70-80 рублей!»
АЛИК: «Все всегда начинается как бы добровольно, но потом все равно все уходит в профессиональные отношения. Но мы никогда не распределяли деньги там, где отыграли, потому что это было очень опасно. Я помню, как мы с Андреем встречались на какой-нибудь таинственной станции метро типа «Колхозной», в центре зала, и распределяли зарплату».
КРУСТЕР: «Были конкретные примеры, когда люди шли на отсидку, если у них находили деньги на руках, на кармане».
АЛИК: «Да, так вот пошло какое-то уныние. Алеся стала больше пить. У нее дома снова появлялись какие-то хиппи с портвейном, и нам пришлось изгонять их по второму разу. А тут постепенно подошло лето, мы взяли отпуск, и Алеся совсем ушла в наркотики и спиртное».
КРУСТЕР: «А по Москве шла чистка. И мы решили остановиться, потому что у нас на глазах свинтили группу. На концерте, куда нас приглашали, но куда мы не поехали. И мы остановились».
АЛИК: «В начале лета мне позвонил Джон, наш старый друг, и сказал: «Поехали в Анапу играть на танцплощадке. Бери Андрея, и поехали». Но Андрей собирался в другое место ехать, в Гурзуф, по-моему. Тогда мы с Джоном взяли Ромика Амиридиса и уехали на три месяца в Анапу играть на танцах в пионерском лагере Мурманского морского пароходства. А группа, естественно, в связи со всем этим приостановилась. Осенью пришло время последнего концерта, который был дан на Преображенской».
КРУСТЕР: «Аппарат нам ставил уже не Ширкин, а ребята, которые работали с о Львом Лещенко. Это был тоже «Динаккорд», но похуже. А еще у нас вокалист появился с базы в ДК имени Горбунова».
АЛИК: «Вспомни, как он разминался!»
КРУСТЕР: «Итак, концерт. Перед нами должна была играть группа «99 %», а у нас появился еще один вокалист Володя, так как мы уже хотели менять Лужайку. Он говорит: «Я должен обязательно сегодня выйти, для меня это очень важно!» — «Да ты не готов еще!» — отвечаем. Мы искали вокалиста, а он писал какие-то песни, но мы ему честно сказали, что у нас с ним ничего не получится, мы сидим у него на базе, мы ему ставим аппарат для репетиций, но можем только какие-то слова у него взять, а выступать вместе не будем. «Мне, ребята, обязательно нужно сегодня выступить! Спеть песни свои!» Он съел какие-то таблетки и начал, как мячик, прыгать по всей гримерке, там посреди комнаты шла какая-то труба, он стал на ней подтягиваться, она оторвалась, дала ему по башке…»
АЛИК: «Он упал, потерял сознание, получил сотрясение мозга, очнулся, а ему говорят, что пора на сцену выходить. А мы там уже играем».
КРУСТЕР: «И он вышел петь медленную песню. Глаза закатились, изо рта пена, он не попал в ноту и сломался. Вышел Рома, взвалил его на себя и уволок».
АЛИК: «Потом вышла Алеся и отпела свои песни. Но унылый какой-то получился сейшн по сравнению с остальными».
КРУСТЕР: И звучание у этого аппарата было никакое. Да и репетиций у нас уже фактически не было. А после этого концерта на нас вышли представители власти, и мы решили вообще остановиться и задуматься. Я помню, мы сидели у тебя, Алик, дома, нам позвонил человек из Петрозаводской филармонии и сказал, что сейчас приедет…»
И вскоре Алик Грановский, Андрей Крустер и Александр Бардзиловский оказались в Петрозаводской филармонии в составе ансамбля «Рула»…
