rus eng fr pl lv dk de

Search for:
 

АЛИК ГРАНОВСКИЙ И АНДРЕЙ КРУСТЕР. ДИАЛОГИ О КОНЦЕРТАХ. Часть 2


Когда-то давным-давно была такая замечательная группа “Смещение”. И пела в этой группе замечательная певица Алеся Троянская. Таких, как говорят, сейчас уже не бывает…

 
КОНЦЕРТЫ С ЧЕТВЕРТОГО ПО ШЕСТОЙ:
ЭЛЕКТРИЧЕСТВО – КУПОЛ С МИЛИЦИЕЙ – ЖЕЛЕЗНЫЕ БАРАБАНЫ


АЛИК:
“После третьего концерта наша вокалистка Алеся-Лужайка возомнила себя суперзвездой, так как разные люди типа Артема Троицкого стали звать ее на какие-то флэта, и  мало того, что она пила портвейн и курила травку, она стала делать это еще в два раза больше. И мы с Андреем смотрим: человек не репетирует, динамит… А мы хоть отыграли концерт и побыли немного в фаворе, но должны же повышать свой профессиональный уровень! Мы звоним ей и говорим, что пора приниматься за работу, а она отвечает: “Да я не могу, да мне некогда, да меня пригласили сюда, да меня пригласили туда!” –  “Тогда,  – говорим мы, – до свиданья!”

И вот тогда-то мы вспомнили о Сашке Бордзиловском,  вокалисте, который был ростом два метра четыре сантиметра. Мы его выписываем, и так появляется сейшн в кинотеатре “Патриот”. Первое отделение – фильм о птеродактилях и динозаврах, а второе – группа “Смещение” и Леша Романов”.

 

“Смещение” на сейшне в кинотеатре “Патриот”

КРУСТЕР: “Вообще все это было посвящено какому-то комсомольскому празднику, и перед фильмом выступала какая-то соратница Ленина, секретарь Крупской”.

АЛИК: “Эта соратница Крупской подходит после выступления ко мне, обнимает меня и говорит: “Какие же вы хорошие ребята, в свое время мы были такими же, как вы!” Так это было по кайфу, когда она нас одобрила: мы были такими же!.. И мы работаем этот концерт, опять же выключается электричество…”

КРУСТЕР: “Ширкин привез туда столько аппарата, что произошла перегрузка сети и все отрубилось…”

АЛИК: “Причем отрубились только порталы, а на сцене электричество осталось, и я поиграл соло на басу в стиле джаз-рокового музыканта Стенли Кларка”.

КРУСТЕР: “И если раньше мы играли в залах мест на 400-600, то здесь – две тысячи, и зал – “битком”. Причем народ великолепно принял. Запись этого концерта есть у одного человека в Коньково, надо бы подъехать и переписать, потому что он ее из дому не выносит: боится, как бы она не пропала”.

АЛИК: “После этого концерта позвонила Алеся: “Ребята, да вы меня не так поняли! Да я немножко отдыхала, но могу же я немного расслабиться, но я готова выступать, ведь я же – это я…”

КРУСТЕР: “Она и перед концертом звонила. Но мы решали этот вопрос кардинально: Подруга, ты готова? Нет? Ну, извини… “

АЛИК: “Но тут уж она твердо сказала: я готова к следующему концерту. И сразу же нарисовался концерт в “Куполе”…»

КРУСТЕР: “Купол” – это следующая наша база. На Казанском вокзале стоит такая большая башня. Туда пришли наши люди и сказали: “Мы хотим у вас репетировать”. Им ответили: “Пожалуйста!” И вот там был наш следующий сейшн”.

АЛИК: “Там же находится отделение милиции Казанского вокзала, и когда туда пришли люди и сказали, что хотят репетировать, то им ответили: “Пожалуйста, только у нас должно быть праздничное мероприятие, посвященное Дню милиции”.

КРУСТЕР: “И свой следующий концерт мы посвятили Дню милиции. Без проблем! Милиционеры ведь тоже люди”.

АЛИК: “Это был настоящий купол, как в МГУ. Внизу – аудитория, высоко наверху  – сцена. Звук там летал так, что поймать его было очень сложно. А Андрей – он такой стратег по бизнесу – решил, что мы не будем брать Ширкина, а возьмем Мурку,  так как ему практически ничего платить не надо было”.

КРУСТЕР: “Так ведь Мурка и нашел “Купол”. За нас шла борьба! Он видит, что мы работаем с другим аппаратом, репетируем дома, и решил найти хорошую базу. Мы приехали на Казанский вокзал, смотрим: ё-моё! Да ведь здесь можно и сейшн сделать! С этого все и пошло”.

АЛИК: “Он завез туда свои порталы, здоровые, из ДСП, с динамиками, которые он в свое время свинтил в разных кинотеатрах. И вот мы играем этот концерт, а туда пришел Володя Кузьмин со своей дочкой, и я видел, как он затыкал ей уши, чтобы она не оглохла. Мы отыграли концерт – все нормально. Но в этот день было два концерта! Это был двойник! Первый начинался в три часа дня, а второй был уже вечером”.

КРУСТЕР: “Там было много людей, и всем захотелось покурить, поэтому в перерыв открыли дверь на балкон. И вся толпа высыпала туда и стала там пить и курить. А пассажиры снизу смотрят и недоумевают: что же там такое творится?”

АЛИК: “И, разумеется, на этот сейшн приехали самые отвязные люди…”

КРУСТЕР: “И, как всегда, отрубилось электричество и погас свет. Все забегали, засуетились. И мы все электричество присоединили в комнату к милиционерам. Более того: они сами подошли и предложили”.

АЛИК: “Итак, мы с большим успехом отыграли сейшн, причем двойной, и Мурка предложил нам здесь же через неделю повторить концерт, причем снова сделать двойник. “Хорошо! – говорим мы, – давай!” И мы уехали, оставив там все. Мурка – свои “бушлаты”, барабанщик – свои барабаны…”

КРУСТЕР: “А ты – свою знаменитую майку с огнем!”

АЛИК: “Да. Мы решили ничего не забирать, так как играть предстояло через неделю там же. Концерт должен был состояться в субботу, а мы приехали на репетицию во вторник, заранее, чтобы подготовиться получше. Поднимаемся по ступенькам и… ничего нет! Ни аппаратуры, ни проводов!..”

КРУСТЕР: “Чисто!”

АЛИК: “Мы стоим, а к нам подходит наряд милиции из этого же отделения: кто такие? Зачем сюда пришли? Какой концерт? До них дошло через две недели, что у них под боком был сейшн, и они начинают всех винтить! Тут вперед выступает Шелл: “У меня дядя – полковник КГБ! Где мои железные барабаны? Ну-ка, отдайте!” И пока он их стращал, мы, недолго думая, спустились по ступенькам и растворились в толпе. А он так всех застращал своим дядей, который работал в КГБ, что ему вернули барабаны в тот же день. А вот Мурке вернули его аппарат только через месяц. А мы поехали в Вильнюс…”

СЕДЬМОЙ КОНЦЕРТ: ВИЛЬНЮС

АЛИК: “Вильнюс появился так: у Сергея Шутова, который нашел Алесю, была девушка, у которой был знакомый, устраивавший фестиваль “Литваника”. Она и говорит: “У меня есть возможность привезти вас в Вильнюс, чтобы вы отыграли на фестивале.”
“С удовольствием! – отвечаем. – Поедем!” И мы начали собираться на фестиваль. Заехали к Жене Березе, он нам сделал инструменты. Едем на такси – такси тогда стоило не очень дорого, не как сейчас – и попали в автомобильную катастрофу, как раз накануне того дня, что нам уезжать! Но мы, слава Богу, это дело пережили, и наши новые инструменты не сломались”.

КРУСТЕР: “Давай вспомним, кто поехал: я, Алик, Алеся, Шелл, Артур, Илья, Юрка. Сколько нас было человек?”
АЛИК: “Семь”.

КРУСТЕР: “Поскольку мы ехали туда хэдлайнерами, то могли пригласить с собой еще три московские команды – “Редкую птицу”, “Мозаику”, а третью, из МГУ… Не помнишь, как она называлась?”
Алик отрицательно качает головой

КРУСТЕР: “Но эти две были точно. То есть мы пригласили группы из московского андерграунда. И вот мы сели в поезд и начали выпивать напитки!”

АЛИК: “В ресторане”.

КРУСТЕР: “Помнишь, там ликер еще был такой классный – земляничный!”

Андрей Крустер и Алеся Троянская в Вильнюсе
 
АЛИК: “Мы приехали, и что нас удивило: за каждой группой был закреплен гид. Поселили нас в четырехкомнатный флэт, с ванной и кухней, как суперзвезд. У меня с вокалисткой нашей была даже отдельная комната. Фестиваль шел три дня. В первые дни выступали прибалтийские команды, которые пели на своем языке, а мы, как хэдлайнеры, должны были выступать в третий день, в самом его конце, то есть как бы закрывать фестиваль.
Итак, дождались мы третьего дня, приготовились, переоделись в костюмы…” КРУСТЕР: “До этого мы играли просто в джинсах, но в тот раз так захотелось сделать  какие-нибудь костюмы, что я купил в комиссионном материю, а Юра, наш сегодняшний хозяин, он – великолепный портной, он потом шил костюмы и для “Арии”, и для “Мастера”, и он сшил нам костюмы со всякими штучками, и у меня он до сих пор цел, хотя, конечно, я из него уже, наверное, вырос…  Он легкий такой, чуть ли не из парашютной ткани,  блестящий и очень необычный. Только я его испугался надеть, поскольку мы привыкли к обычной одежде, а тут – толпа народу, и все орут, ревут.
Но тут случилась подстава: устроители не захотели нас на сцену выпускать. Фестиваль, мол, уже заканчивается, бе-бе-бе, ме-ме-ме, – шуруют что-то там по-своему. Шелуденок схватил тут же ихнего главного мужика в охапку и говорит: “Иди на сцену, объявляй, что мы сейчас будем выступать, а иначе назад лучше не приходи!” АЛИК: “А перед самым началом концерта меня,  Алесю и Артура Гильдебрандта какие-то люди отделили и завели в какой-то подвал. Там был какой-то слесарный зал с тисками и прочими железяками, вот туда нас завели и начали проверять на предмет порезов на руках. Они, видимо, думали, что такие люди, как мы, обязательно должны быть или ненормальными, или наркоманами. Они начали проверять  наши паспорта: “А что это вы сюда приехали? А почему?” То есть отношение к русским  было очень нехорошим! Но выяснилось, что серьезных порезов у нас нет, следов от уколов в вену тоже. А они даже по ногам прошлись: “А покажите ваши ноги! Может, там у вас что-нибудь есть!” Так подержали нас, поморочили головы, и я говорю: “Ребята, нам собственно играть надо идти!” То есть к чему я веду: мы подверглись   психологической обработке.
И вот мы вырвались, прибежали – я, Алеся, Артур – переоделись в наши костюмы, и, когда объявили “Смещение”, оказалось, что нашу группу настолько ждали, что зал просто взорвался. А мы без подготовки, без саундчека, воткнулись – и сразу пошла нарезка страшная!” КРУСТЕР: “Мы только вышли, ведущий объявил – у меня есть эта запись – бу-бу-бу-у “Смещение”!  Начался жуткий крик, вой, а я выхожу и начинаю играть!” АЛИК: “Я понимаю, что по современным меркам там звука не было никакого, но нам и терять-то уже  было нечего, тем более до нас все местные группы играли на одном уровне: статисты, дискотека. Поэтому мы все равно звучали лучше  всех”. КРУСТЕР: “А устроители  начали нам гадить. Когда мы отыграли три песни, Алику перебили провод, чтобы он не мог играть”. АЛИК: “Положили горячий паяльник на провод, якобы он случайно перегрелся”. КРУСТЕР: “Потом они взорвали световой пульт, и весь дым пошел в зал”.

АЛИК: “Для них это все было настолько необычно, что они хотели  это убрать, но просто запретить было как бы неудобно…”

КРУСТЕР: “Но так как фестиваль  нельзя было остановить просто так, потому что это выглядело бы недемократично, они решили отрубить электричество”.

АЛИК: “Когда нам перекрыли весь кислород, мы, конечно, ушли, но тут же прибежала моя девушка… Помнишь, ее звали Аэлита? С таким бак-стейджем хорошим. И когда на следующей “Литванике” мы были уже с “Арией”, я с ней еще больше познакомился…”

КРУСТЕР: “Короче, они выгнали нас со сцены. Мы, конечно, расстроились, а  твоя Аэлита прибежала в гримерку: “Ура! Фурор!” А мы – ей: “Да подставили нас!” А потом в зале – слышим: крики, шум. Как потом мне перевели, люди орали по-литовски: “Литовцы! Вон из Литвы!”

А там вообще очень неприятное отношение к русским? Все улыбаются, руки жмут, но, когда пришли мы в пивбар, нам тут же начали кричать: “Русские, убирайтесь!” Нас было много, человек семь. Их – куча. “Да, – говорим, – мы русские, а вы литовцы, но верхушка-то у нас одна, и не мы ее назначили!” –  “Да-да, вы правы, давайте выпивать, давайте все дружить!” А в итоге у нас украли полиэтиленовую сумку и какой-то цветной журнал.
А на следующий день мы уезжали…”

АЛИК: “И очень грустно было уезжать.”

КРУСТЕР: “Вернулись мы в Москву – и опять будто в тиски попали…”
 
АЛИК: “Это какой концерт-то у нас был по счету? Седьмой? Самое интересное, что все было вроде бы на подъеме, но, с другой стороны…”

КРУСТЕР: “Мы приехали,  а нас тут уже ждали, нас уже начали вычислять…”

 
ВОСЬМОЙ И ДЕВЯТЫЙ КОНЦЕРТЫ: УВОЛИТЬ – ЗАЧИСЛИТЬ

КРУСТЕР: “После Вильнюса мы сделали концерт где: в Доме архитектора или в кабаке?”
АЛИК: “Ну, в кабаке  был относительный концерт,  чисто для наших друзей. У меня историй про него нет. А про Дом архитектора есть история.
Концерт в Доме архитектора устроил Шутов. Там проводилась выставка каких-то художников, и он под это дело устроил внизу, в холле, наш концерт. Для меня это выступление в Доме архитектора – самое лучшее, потому что там ничего не отключалось. Мы помирились  с Муркой, он опять привез свои “гробы”. Совсем уже было тепло. Там, в Доме архитектора, два входа, спереди и сзади. Мы отлично отыграли, и директриса сказала, что если бы она знала, что будет столько народу, то открыла бы передний вход, главный, чтобы еще больше народу было.
Тем не менее история начинала постепенно заворачиваться, дышать становилось очень сложно. К тому же Алеся… Она, как и все,  получала денежки с сейшнов, но они были небольшие, и тогда они с барабанщиком устроили нам с Андреем проверочку. Как-то приезжаем мы с очередной репетиции к ней домой. И тут барабанщик наш Шелл и Алеся, которые до того никак связаны не были, приходят и говорят: “Мы требуем повышения зарплаты!” Мы оторопели: “Вы о чем!? Как?! Что такое? Мы же все вместе?”
КРУСТЕР: “Ладно, мы  берем тайм-аут, уединяемся, а потом зовем их…”
АЛИК: “Они заходят, а мы им говорим: “Мы вас увольняем!” Я смотрю, у них лица начинают краснеть, губы виснуть, шеи качаться: “В чем дело? Почему?”
Тут мы начинаем говорить: “Вы пишете тексты?”
“Нет”
“А музыку?”
“Нет, не пишем.”
(Крустер и Алик  смеются в голос.) КРУСТЕР: “А база у вас есть?!”


АЛИК: “Да, а база у вас есть?”
“Нет!”
“А аппарат у вас есть?”
“Нет!”
“А концерты вы устраиваете?”
“Нет!”.
“Тогда идите, мы вас увольняем, никто вас не держит,” – говорим мы, хотя сидим у Алеси дома. Мы были очень наглые ребята. Да,  у нас действительно была разница в зарплате, потому что по тем временам, если бы все это оказалось раскрыто,  мы могли бы срок получить.
И когда мы все это им высказали, они опять уходят в другую комнату,  и через какое-то время, минут через десять, возвращаются: “Мы остаемся”. И мы ни о чем таком больше никогда не разговаривали”.

КРУСТЕР: “Шелл стал больше семье внимания уделять”. АЛИК:  “Но когда у нас бывала работа, впрочем, мы сами это никогда не называли работой,  то деньги были, и неплохие. Потому что ты сам эти концерты устраивал, и деньги сам распределял”. КРУСТЕР: “Да, знаешь, что я сейчас вспоминаю, что даже Мурке на концерте с участием Ширкина мы платили по 100-150 рублей. Ё-моё, а это неплохие для того времени деньги! Ведь средняя зарплата  в те времена была 70-80 рублей!” АЛИК: “Все всегда начинается как бы добровольно, но потом все равно все уходит в профессиональные отношения. Но мы никогда не распределяли деньги там, где отыграли, потому что это было очень опасно. Я помню, как мы с Андреем встречались на какой-нибудь таинственной станции метро типа “Колхозной”, в центре зала, и распределяли зарплату”. КРУСТЕР: “Были конкретные примеры, когда люди шли на отсидку, если у них находили деньги на руках, на кармане”. АЛИК: “Да, так вот пошло какое-то уныние. Алеся стала больше пить. У нее дома снова  появлялись какие-то хиппи с портвейном, и нам пришлось изгонять их по второму разу. А тут постепенно  подошло лето, мы взяли отпуск, и Алеся совсем ушла в наркотики и спиртное”. КРУСТЕР: “А по Москве шла чистка. И мы решили остановиться, потому что у нас на глазах свинтили группу. На концерте, куда нас приглашали, но куда мы не поехали. И мы остановились”.

АЛИК: “В начале лета мне позвонил Джон, наш старый друг, и сказал: “Поехали в Анапу играть на танцплощадке. Бери Андрея, и поехали”. Но Андрей собирался в другое место ехать, в Гурзуф, по-моему. Тогда мы с Джоном взяли Ромика Амиридиса и уехали на три месяца в Анапу играть на танцах в пионерском лагере Мурманского морского пароходства. А группа, естественно,  в связи со всем этим приостановилась. Осенью пришло время последнего концерта, который был дан на Преображенской”.

 

ДЕСЯТЫЙ КОНЦЕРТ: ПЕНА ИЗО РТА

КРУСТЕР: “Аппарат нам ставил уже не Ширкин, а ребята, которые работали с о Львом  Лещенко. Это был тоже “Динаккорд”, но похуже. А еще у нас вокалист появился с базы в ДК имени Горбунова”.

АЛИК: “Вспомни, как он разминался!”

КРУСТЕР: “Итак, концерт. Перед нами должна была играть группа “99 %”, а у нас появился  еще один вокалист Володя, так как мы  уже хотели менять Лужайку. Он говорит: “Я должен обязательно сегодня выйти, для меня это очень важно!” – “Да ты не готов еще!” – отвечаем. Мы искали вокалиста, а он писал какие-то песни, но мы ему честно сказали, что у нас с ним ничего не получится, мы сидим у него на базе, мы ему ставим аппарат для репетиций, но можем только какие-то слова у него взять, а выступать вместе не будем. “Мне, ребята,  обязательно нужно сегодня выступить! Спеть песни свои!” Он съел какие-то таблетки и начал, как мячик, прыгать по всей гримерке, там посреди комнаты шла какая-то труба, он стал на ней подтягиваться, она оторвалась, дала ему по башке…”

АЛИК: “Он упал, потерял сознание, получил сотрясение мозга, очнулся, а ему говорят, что пора на сцену выходить. А мы там уже играем”.

КРУСТЕР: “И он вышел петь медленную песню. Глаза закатились, изо рта пена, он не попал в ноту и сломался. Вышел Рома, взвалил его на себя и уволок”.

АЛИК: “Потом вышла Алеся и отпела свои песни. Но унылый какой-то получился сейшн по сравнению с остальными”.

КРУСТЕР: И звучание у этого аппарата было никакое. Да и репетиций у нас уже фактически не было. А после этого концерта на нас вышли представители власти, и мы решили вообще остановиться и задуматься. Я помню, мы сидели у тебя, Алик, дома,  нам позвонил человек из Петрозаводской филармонии и сказал, что сейчас приедет…”

И вскоре Алик Грановский, Андрей Крустер и Александр Бордзиловский оказались в Петрозаводской филармонии в составе ансамбля “Рула”…

Для Специального радио
Декабрь 2008

АЛИК ГРАНОВСКИЙ И АНДРЕЙ КРУСТЕР. ДИАЛОГИ О КОНЦЕРТАХ. Часть 1

Вы должны войти на сайт чтобы комментировать.