В ТРАВЕ У ДОМА, ИЛИ КАК Я БЫЛ КОСМОНАВТОМ. ЧАСТЬ 1

 

Я получил ставку в «Ленконцерте» и немедленно был отправлен на гастроли. В какой-то степени они заменили мне армию, от которой удалось отвертеться. Певец Михаил Кошелев вводил меня в программу на маршруте, и зевать было некогда. Все партии разучивались с голоса или с записи. Я играл на клавишах, пел бэки. Затем появились сольные номера, «Красный конь», «Эверест», «Земные костры» и в том же духе. «AC/DC» или Род Стюарт с русским текстом.

Само собой, главной проблемой было не освоить репертуар, а, так сказать, интегрироваться в субклимат коллектива. Меня поглаживали по головке и пощёлкивали по носу, пришлось доказывать, что я уже не маленький – занятие не слишком приятное. Тем не менее всё довольно быстро встало на свои места – профессионализм не оставляет слишком много места и времени для сантиментов. Мы все были музыканты, и почва для общения у нас была одна на всех. Начинались будни славы. В городе Петрозаводске местные жители угостили нас маковой соломкой. На вопрос к коллегам – сколько нужно принимать – мне ответили: «Сколько сможешь». Я съел четыре столовых ложки. Спустя полчаса я вышел пройтись и с удивлением обнаружил, что у половины мужского населения глаза обведены тонкой чёрной линией, весьма напоминающей макияж Оззи Осборна. Прошло некоторое время, прежде чем я понял – это угольная пыль въелась в поры шахтёров. Обилие новых впечатлений было мне гарантировано.

Мне подобрали парочку старых сценических костюмов из голубого атласа – нечто вроде космического скафандра, помноженного на чешую Ихтиандра. Какой-то из них не так давно носил Ильченко. Вскорости нам всем пошили новые костюмы: атласные пиджаки всех цветов радуги и настоящие (из лайки) чёрные кожаные штаны. Игорю Романову достался красный, Сергею Скачкову – голубой, мне – оранжевый. В быту (походном, гостинично-транспортном) «дети космонавтов» носили спортивную одежду: костюмы «Адидас» (красные – у меня и Игоря) или «Пума» (голубой – у Скачкова), кожаные кроссовки, в основном белого цвета. Те времена не могли пожаловаться на отсутствие «дефицита» – книги, французский парфюм, электромузыкальные инструменты, фирменные шмотки – всё это было на складах Аладинов советской торговли. Слава давала ключи к сокровищницам запасников (не в этом ли её притягательность в глазах профанов?), более того – купцы сами несли свои дары «звёздам», робко прося сфотографироваться вместе или посетить свадьбу (именины, юбилей) дочери (отца, племянника).

Кстати об инструментах. У барабанщика Валерия Брусиловского, сменившего Андрея Круглова (яркого и талантливого музыканта) были первые в СССР электронные барабаны – чёрно-белые шестиугольники, на которых он выдавал 10-тиминутные соло во время длинного «космического» инструментала (солисты могли в это время покурить за кулисами). У Игоря – двухгрифная гитара (не считая трёх других) по кличке «мотыга», у Скачкова – ручные клавиши с грифом, как у Дидье Маруани из «Space». Позже, когда на бас пришёл Ваня Ковалёв, его украсил новомодный инструмент без грифа с колками (струны крепились наоборот, сверху вниз), любовно прозванный «обрубком». У меня – первый же в России радиомикрофон «Синхайзер». Световое шоу соответствовало – за «Землянами» по всем краям бескрайней (по Гоголю) нашей страны неизменно следовала тройка фургонов с аппаратом: светом и звуком. Таким образом, экипаж нашего корабля был довольно обширным, и вместе с шестерыми музыкантами (кроме вышеупомянутых Романова, Скачкова, Брусиловского и меня на всех инструментах играл Борис Аксёнов, а на гитаре Сергей Васильев; до того как я вошёл в репертуар с нами некоторое время ездил Михаил Кошелев, а также Андрей Круглов – до Брусиловского) путешествовала весёлая команда звуковиков, световиков и грузчиков (правильнее – рабочих сцены). Ребята все были сильные, молодые и весёлые, и им доставалось лучей народной славы, девушки плели им венки, парни жали руки. Надо было видеть, как Лёша Ушомирский давит клавиши светоустановки на концерте, чтобы понять – это столь же неотъемлемая часть представления, как и соло гитариста, клубы дыма в сетях лазерного луча или слова знакомого припева: «И снится нам не рокот космодрома…». Короче говоря, цирк разъезжал по дорогам, и, как это всегда бывает в пути, встречи были короткими, а расставания – лёгкими.

Не 20, и даже не 30 концертов в месяц давали «Земляне», много, много больше. Конечно, это требовало многого от многих. Артисты безропотно и без жалости «отстёгивали» каждый 10-й концерт во внутреннюю казну – хозяйство было многолошадным, и требовало овса и сена. Также барабаны Валера, клавиши – Борис, гитары – гитаристы, как и я свой «Синхайзер», выкупали в собственность. Это тоже правильно – инструмент должен быть свой, как трубка, лошадь и жена. Были ещё «левые» концертики, и много, с которых «отстёгивался» каждый пятый – устроители всё-таки немного рисковали. Никто не был в обиде, коси коса, пока роса, роса долой…

В Ленконцерте царила своя тайна, к которой мы, солисты с концертной ставкой семь рублей за отделение (или 7 руб. 40 коп.?), не сильно тянулись, благо хранители этой тайны научили нас говорить «сим-сим», и мы в чём могли себе не отказывали. Какие-то коллективы и отдельные творческие единицы влачили жалкое за норму, для «Землян» нормы не было!

Нигде в мире не пахали наши собратья по струнам, микрофонам и барабанам по 114 концертов за 42 дня в 26-и городах! Переезды на автобусе, перелёты на самолётах, два, три, четыре концерта в день. Был даже пятачок! Отметили. Финдиректор увидел (!) как-то, что я записываю города и количество концертов, отобрал список и запретил вести документацию. Мы много зарабатывали, но много и тратили, не только денег, всего – сил, здоровья, задора… Море по колено. Тёща ворчала: «Умные люди автомобили из поездок привозят, а не ящики с книгами».

За три года в «Землянах» мне, не смотря на бешеный гастрольный темп, удалось рассмотреть не только цинизм шоу-бизнеса, но и некий непреложный механизм отработки порученной тебе миссии. Как-то раз, выдав мне очередную пачку денег, наш финансовый директор Валера вдруг забрал из неё несколько купюр и со словами: «Эти – для Владимира Владимировича», заменил их на более замусоленные. Оказалось, у нашего руководителя есть маленькая слабость – он любил «чистые» деньги. И действительно – мне сразу же припомнилась характерная привычка Владимира Киселёва: выковыряв серединку из какого-нибудь самого дорогого блюда в ресторане, удалиться с зубочисткой в углу улыбки, оставляя на столике новенькую, как будто только что напечатанную бумажку. Как радужную чешуйку Золотой рыбки – той, что была у него на посылках. Я очень скоро убедился, что современные мне «заказчики музыки» отнюдь не стремились решать какие-то там творческие задачи, а попросту торговали тем, что покупается. Сиротские песни «Ласкового мая», призывы к переменам «Кино», хард-рок или блатняк, бардо-панк или попса – всё равно. Никаких экспериментов, только спрос – предложение. И когда спрос меняется, а этот капризный момент настаёт всегда внезапно для торговцев вчерашними газетами, меняют шапки и они. В основе проекта «Земляне» лежал правильный расчёт, проверенная схема. Лицо группы, фронт-Мэн с гитарой, красивый, сексуальный солист в окружении модной атрибутики. В меру синтетический, как дублированное кино, в меру живой, увлекательный и развлекательный продукт.

Я вплотную мог разглядывать артистов, которых раньше видел только «в ящике». Меня забавлял (и льстил самолюбию, что уж греха таить!) тот факт, что все они работали в первом, «разогревочном» отделении. Киселёв умел поставить себя и свой коллектив. Многие старики (да и коллеги-ровесники) завистливо воротили носы, чем веселили нас ещё больше. А «перезнакомились» мы практически со всем первым (и вторым) эшелоном советской эстрады. Ансамбль «Диапазон», аккомпанировавший всем «безлошадным» «звёздам» (когда пишешь о нашем шоу-бизнесе, не всегда понятно – где ставить кавычки) от Боярского и Леонтьева до Ларисы Долиной, Кузьмин тогда ещё с «Динамиком», греческий ансамбль «Бузуки» и многие другие, кого уже и не вспомнить сейчас. Не обходилось и без гастрольных приключений и анекдотов, походных романов. С Анной Широченко мы проводили в гостиничном номере вечера за томиком стихов и рюмочкой коньяка (она возила с собой маленький серебряный сервизик и кружевную салфеточку «для уюта»). С Долиной – джазовые марафоны под записи Чаки Хан и Сары Воан. Мы же сами оставались безымянными «землянами», крепостными графа Киселёва. Барин не слишком опекал нас, то ли из презрения к подёнщине, то ли по причине занятости более важными делами. Когда в концертном зале «Фестивальный» на берегу моря в Сочи в нашу костюмерную вошла очаровательная супруга руководителя с двумя прелестными дочурками, она опытным хозяйским глазом заприметила у меня на пиджаке болтающуюся на нитке пуговицу. «Сними пиджак, я пришью!» Не взирая на мои протесты, быстренько нашла иголку и починила концертное обмундирование. Не успел иссякнуть поток моих благодарностей, как более опытные коллеги охладили мой пыл: за эту пуговицу ею получалась ставка костюмера. Пока я переваривал информацию, в гримёрку уже ввалился Матецкий с группой ярко одетых щебечущих мужчин, источавших наперебой ароматы «Саважа», «Кашареля» и прочих модных ароматов.

Да, руководить этим шалманом мог только человек со стальной волей. Владимир Киселёв вызывает у меня по сей день чувство искреннего уважения. В конце концов, он оказался за одним столом с рок-кумирами его молодости, и, надеюсь, его самолюбие и амбиции остались достойным образом удовлетворены. Но это потом, в 90-е годы, а пока я чувствовал, что он наблюдает за мной. Бог весть, какие планы были связаны у него с моей скромной персоной. Вполне может быть, что и никаких. Однажды я был взят на съёмки телевизионного «клипа». Это было жестом расположения. По заведённому Киселёвым правилу в экране помещалось только четверо музыкантов. Три позиции были закреплены намертво: Романов, Скачков и сам за барабанами. Об этой первой и последней слабости руководителя – желании сидеть перед камерой с палочками в руках – потихоньку судачили, но понять её можно. В собственном доме естественно желание сидеть во главе стола. Учитывая то общеизвестное ныне обстоятельство, что в фокусе прожекторов находился некий синтетический образ, кентавр, сфинкс – обаятельное лицо и виртуозные пальцы Игоря Романова в нём были скрещены с прямым, мужественным голосом Сергея Скачкова – не поворачивается язык упрекнуть Киселёва в каких-то там подтасовках или фальсификациях. Кинематограф давно освоил озвучивание одних актёров голосами других, это воспринимается, как приём и не вызывает у меня особых нареканий. Так поступали многие. Да и вообще, «искусство» (в том числе и поп-арт) включает в себя как «искусное», то есть мастерское, так и «искусственное», то есть фальшивое. Таким образом четвёртое место на телевизионных съёмках было величиной переменной, почётной вакансией, премией за хорошее поведение. Впоследствии Валера Брусиловский (не без дружеской поддержки Романова, я полагаю) отстоял своё право двигать руками перед камерой под записанные им же в студии звуки. Все «хиты» или то, что ими должно было стать, пелись Скачковым, мои редкие сольные номера (как «Эверест», например) были в концертной программе гарниром к основному блюду.

Авторы песен получали большие отчисления с концертов, с другой – у каждого из них были уже наработанные рычаги по передвижению из «Голубого Огонька» на «Мелодию», из «Утренней почты» на «Мосфильм» и так далее. С такими авторами приходилось считаться. Быть дерзким и покорным, бунтарём и лакеем одновременно – трудно, если вообще возможно. Практически все члены группы, начиная с Романова в первую очередь, что-то пописывали своё. Небольшая свобода в «раскрашивании» репертуарных песен в виде коротких соло или какой-нибудь музыкальной фразы была, но сам репертуар утверждался на собраниях, где бывал только Игорь, да и то не всегда, я полагаю. И этот-то выбор и был ставкой в игре, персональным риском. Старики не собирались уступать нагретые кресла, молодёжь не хотела даже и слышать все эти сказки про голубую даль, где утомлённые счастливым путешествием добрые и послушные рабы получат по заслугам от обожравшихся до щедрости хозяев.

В «Землянах» работа была с одной стороны очень напряжённой, но с другой стороны – очень кайфовой. «Гуляют дети космонавтов» – так звучал боевой клич. Бесконечный поток встреч и городов, неизменными в котором остаются только группа товарищей по работе. На людях продолжалась игра, и расслаблялись только в гостиницах, ну или где застигнет шторм. Штормило всех. Даже Игоря.

Однажды в каком-то городке он вышел на сцену в таком драбадане, что двое охранников бегали перед сценой – ловили его, если свалится. Всю сцену задымили так, что просто «война в Крыму». На следующий день Игорь честно проставлялся коньяком всей команде – от музыкантов до ребят-рабочих. Система штрафов работала надёжно, как бич надсмотрщика. От скуки, замешанной на бесконечном повторении одного и того же, вытворяли разное. В городе Каховка на сцену вытащили блок кресел из зала и исполняли программу сидя в ряд, как какой-нибудь ансамбль балалаечников. Уезжая, с изумлением обнаружили на площади памятник Ильичу в будёновке вместо кепки. Поржали.

В узбекском городе Навои две местные девочки предложили станцевать под песню Игоря Романова «Маленький кораблик» – у них был разучен хореографический номер на эту музыку. Великодушно выпустили их на сцену – надо думать, эти выступления обеспечили им пожизненный рейтинг в родном городе. Во всяком случае, признательность юных самодеятельных дебютанток была безграничной, и одна из них ещё долго писала мне трогательные письма. В Оперном театре Самарканда (Узбекистан любил наш коллектив страстно, что впоследствии нашло своё отражение в перемещении «Землян» из «Ленконцерта» в «Ташкентский цирк на сцене») ввиду неисправности туалета «космонавты» мочились прямо в гигантский казан за кулисами – вероятно, часть декорационного реквизита к какой-то местной опере – и стыдливо прикрывали его огромными букетами сирени, щедро даримой артистам по сезону.

Экипаж – дело тонкое. Петруха вся была в том, что для выпуска паров время от времени негласно назначался крайний, и его выхолаживали в изоляции, пока крайний не менялся. Как и в ситуации с телевизионными съёмками, это не распространялось на Игоря. Он был звездой, кумиром, недоступным и загадочным. Остальные выпускали пары, как кому было сподручнее. Драк почти не было. У меня – всего две. Забавные анекдоты были.