Потряс одну, передвинул вторую, и вдруг… заветное буль-буль. Этот плеск я распознал бы из тысячи одновременно звучащих звуков! Среди пустых бутылок я обнаружил полную, запечатанную бутылку водки Флагман! Нежданная находка очертила ближайшую перспективу, и я полетел в аппаратную, размышлять и планировать свою дальнейшую жизнь.
Одно дело грамотно снять звук с комбика – поймать сигнал, звук с барабанов, это была целая наука, которой я сам могу научить кого угодно. Но вот эта мышка, какой-то экран, непонятные значки, коих сотни – я смотрел на них, как баран на вертел и ничего не мог с собой поделать. Да и сейчас на нынешнем этапе, если оценивать глубину моих познаний по пятибальной шкале, выйдет 0.7 или даже 0.5!
Я смотрел на Андрея, как заворожённый. Счастливая судьба преподнесла ещё один шанс, и я бросился листать его книги, искать себе стихотворение. Буквы нервно плясали по строчкам, но самое главное случилось: студия в моём распоряжении и сегодня я останусь. Пусть не опохмелённый, зато в тепле, и с надеждой.
В один из не самых лучших дней, мне вдруг стало невесело и одиноко. В гости идти не хотелось, тем более я знал: уйдёшь на вечер, вернёшься через неделю. И вот решил я никуда не ходить, а пойти купить бутылочку-другую винца. Проведу время с пользой, подумал. В магазине увидел портвейн за двадцать семь, купил четыре штуки и банку консервов каких-то, самых дешёвых. Покупал с мыслью, что хватит мне на неделю этого портвейна, дескать уйдут все, и тут я буду их потихоньку…
Я смотрю на сессию, а она пуста. Нет ничего, никаких треков. Протыкались с ним полтора часа, тут и ему уже ехать надо, мосты. В общем, решил, что я сам позвоню Вадиму, скажу ему об этом. А что тут можно сказать? Что песня, над которой столько бились, столько писали, приглашали людей, и вот теперь это всё безвозвратно пропало? Горькие думы одолели меня, и рука так не потянулась к телефону, а потянулась к бутылке.
Вишня налил крепкий ароматный напиток в стограммовый стаканчик, который я моментально осушил. Ранее мне не приходилось пробовать этот замечательный напиток, я неоднократно встречал в мировой литературе упоминания об Абсенте, как о наркотическом зелье. Может быть этот аспект и внёс некие коррективы в сознание, потому что всё, что происходило на его фоне, приняло судьбоносный характер.
Однажды я приехал туда самый первый: сидит главбух Вика, перебирает документы, и кассир Лора – подбивает ведомости. Что-то у Лоры не сходится, она нервничает. Открывается дверь и на пороге появляется Сергей Курёхин со своей фирменной, неизменно-лучезарной улыбкой. Мы с ним были знакомы уже давно, с 1984 года. Поздоровался со мной, с Викой, формально с Лорой. Но та была настолько увлечена своим делом, что даже не подняла глаз. У Сергея были какие-то дела с Тропилло, не имеющие к финансам никакого отношения. Он сел рядом со мной ждать Андрея.
Водосточная труба с оглушительным грохотом рухнула оземь. Звук милицейских сирен стал резко приближаться – им удалось локализовать огневую точку, но подобраться сюда было трудно. Опять выстрел – уже по другой водосточной трубе. Следующим он снес вторую водосточную трубу, а мы лежим, потому что запросто его могло и переклинить, а получить такой заряд картечи себе в периметр никому из нас не улыбалось…
И… О, ужас! Першиной понравился «Облачный Край»… понравилась «Новая Земля». Вообще, слово “нравится” или “понравилось” доселе не было в её арсенале. По возвращении, мне Андрей сказал так: «Пока суть да дело, давай-ка, принимай проект Першиной и попробуй с ней поработать». – «А мне то за что, – было рыпнулся я, – чем я могу ей помочь?» – «Своим присутствием, своим мужским обаянием, талантом и умением ты можешь ей помочь, а также знанием примочки, которую я для тебя купил», – Тропилло сделал многозначительную паузу, и я понял: мне не отвертеться. Это – жернова истории, которым суждено нас всех перемолоть.
В один из дней, когда почти уже всё было готово, в студию неожиданно приехал Алексей Вишня. Ему срочно нужно было в новую песню записать голос. Песня принадлежала его личным питомцам, группе «Кофе». Этих ребят записывал только он, причем не один альбом, а несколько: два или три. Ту песню он лихо тогда задвинул эстрадно-театральной артистке Наташе Сорокиной, известной в то время своими выступлениями в «Театре-Буфф»:
Стояла подстанция, из неё выходили провода на ближайший столб, а уже от него расходились во все стороны, по всему посёлку. Под покровом темноты Ирина собственноручно спилила этот столб ножовкой. Он упал, и Комарово временно избавилось от электричества, этой лютой напасти двадцатого века. Возмущённые жители обратились к работникам отечественной психиатрии. Они провели с Ириной только им ведомую работу, после чего выписали домой, а тут и мы с Андреем – тут как тут.
Нужно было хотя бы вытащить оригинал оттуда. Мало ли что там могло произойти, под шумок-то. Это опасение я высказал Андрею, и вскорости пришлось за ним лететь, пока еще хотя бы здание принадлежит Мелодии. В тот же день я купил билет и отправился. Стучу в дверь… редактор, оформлявшая наш договор, уже уволилась, никто ничего не знает. Мне показали одним глазом архив – тысячи и тысячи километровых лент с оформлениями, внешне похожими на наше, как две капли воды. Я еще сказал им “вот, такая же как вот эта – белая коробка BASF, окантованная красным коленкором”. Мне показали полку, на которой мириады таких же лент… сказали, что буквально на днях это здание переходит к другой организации-владельцу, не имеющей отношения к музыке… забор.
Самое главное было – не напиться и не уснуть до 21:00. Мы обзвонили всех своих родных и предупредили, чтоб смотрели “Время”. То ли в середине, толи в конце… лишь только когда рассказали о спорте и побежали титры о погоде мы поняли, что сегодня нас по телевизору не покажут. Разочарование своё мы надёжно топили в ирландском, полусладком вине. Они приехали потом в студию еще раз. Извинились перед Пругло, попросили позвать их на съёмку более адекватного героя, коим стал Филипп Киркоров, записывавший свой альбом в те же дни.
Сидели на точке эти дни, репетировали, готовились к записи. Точка находилась в бомбоубежище под архангельским автовокзалом и носила название “Палитра”. Почему-то местные наши остряки переиначили это в “Пол-литра”… Место там было много, и мы свезли туда всё, что можно было собрать – практически все самодельное, либо из стран социалистического, на ладан дышащего, лагеря: всякие там вермоны, форманты и прочие теслы. Мы там дневали и ночевали. Со спонсором нашим, Вадимом, мы сблизились – не разлей вода: он часто заходил к нам на точку не с пустыми руками…
И вот, допела Джоанна свою песню на английском языке, и Вишня позвал её в микрофон заслушать результат. Девушка скинула уши и рванула дверь в микрофонную на себя, а открывалась она вообще наружу… в общем, заклинило дверь. Я то сидел на кухне, и вот слышу крики, типа “шортова двер, я немагу открыт двер”. Явился на подмогу, тык-мык… никак. И тогда Лёшка разбежался и в сердцах двинул злополучную дверь своим мощным плечом. Она слетела с петель, погребла под себя американскую диву, а поверх всего этого – Вишня на двери лежит, Джоанна из-под двери благим матом орёт “yourbanny potap”…. Весело, в общем записи у него проходили…
Что говорить, разозлил меня он не на шутку. Морозов уже в громкую связь кричит мне: “Серёга, ну чо, будешь писать?”, дает фонограмму, а этот не уходит – всё смотрит на меня, на комбик, что-то говорит, жестикулирует, а на мне ж наушники… И тогда я ему говорю с выражением, мол, иди дядя своею дорогой, пока я гитару не отложил и не помог тебе отсюда уйти. – “Что, да как вы смеете, я записал самые лучшие образцы советской эстрады…” – “Тем более тогда, что вы лезете со своей эстрадой в ряд калачный!” -” Это калачный ряд? Ну и свинство здесь Тропилло развёл я щас пойду ему скажу, ишь…
Продрав глаза, долго соображал, где я, и кто рядом. Выяснить это попытался наощупь. Что-то сильно мешало… в попытке проверить, кто рядом со мною, наткнулся на что-то совсем твёрдое… Олег ошалело открыл глаза и принялся ими вращать, разбуженный моими изысканиями, и, не понимая, где он, кто с ним, и сколько времени – день или ночь. Он привстал, узнал меня,. и его вращающиеся глаза встали в ступор, увидав в моих руках нечто совсем невообразимо невозможное… одну бутылочку какая-то заботливая, нежная и ласковая рука предусмотрительно положила мне под подушку, и я держал её в руках.
В Архангельске было много различных рок-групп и ни одна из них не состояла в дружбе с Андреем Тропилло. Стояла задача развить это движение, усилить его и углубить. И студию мы построили не просто для себя, что б не прерывать процесс звукозаписи и делать заметки на будущее… конечно, в процессе работы в студии совершенствуешься, набираешь опыт. С большим энтузиазмом я записывал в нашей студии местные коллективы. Мне хотелось, чтобы помимо нашей музыки появлялась еще и другая сторона медали, запечатлеть для истории как можно больше хороших групп, и я записывал отнюдь не только тяжелый рок.
Президентом Архангельского рок-клуба тогда был Ростислав Дубинин. Он не был музыкантом, среди творцов был очень известен своим спокойствием и коммуникативностью – отличался редкостными дипломатичскими качествами, способными привести к консенсусу самый тяжелый спор с самыми непрошибаемыми функционерами, сохраняя при этом равновесие и непременно приводя переговоры к оптимальному результату. Заручившись поддержкой районных комсомольских властей, нам удалось поставить самую лучшую по тем временам аппаратуру, какую только было возможно.
Грустная история, песня о любви комсомольского активиста к девушке лёгкого поведения вообще не представлялась мне так, как она получилась – Олег великолепно вошел в роль и все, кто были в студии – Губерман и Тропилло – были впечатлены исполнением. Какие-то песни мы с ним спели вдвоем, такие как Конгломерат или Супер-Чукча – наши тембра удачно поддерживали друг друга. Апогея наш дуэт достиг в песне “Мать порядка”. Там мы выстроили красивый контрапункт, который очень обрадовал Тропилло, он, наверное, вспоминал недавнее наше приключение и думал, что не зря всё же связался с нами, такими обормотами.
Мы вернулись в студию, перекусили, и Тропилло вновь побежал в учительскую звонить, оставив меня привыкать к инструменту. Очень быстро у Андрея всё необходимое нашлось: примочки, клавиши и бас согласились дать Странные Игры, которые как раз всё это недавно приобрели. Я остался осваивать Борин инструмент, а Тропилло полетел в Рок-клуб, где договорился встретиться с братьями Сологубами на предмет примочек. Спустя совсем немного времени, он вернулся и высыпал из сумки настоящее богатство – сон гитариста: Boss Overdrive, Boss Flanger и Boss Compressor. Если бы в то время мне был знаком тупой американский возглас “wow”, я бы его непременно в тот момент бы употребил. На закуску, со словами “а это тебе должно понравиться”, он достал последний прибор красного цвета Boss Octaver и не ошибся, надо сказать.
Должен сказать, что мы с Алексеем очень сблизились духовно, в Архангельске у меня такого человека не было, и нет. Он понимал все с полуслова, мы с ним тоже пробовали что-то записать и удивительное дело… Вишня до сих пор остается единственным человеком в моей жизни, которому я не просто готов простить музыкальное инакомыслие – под воздействием его чар даже я, строгий приверженец тяжелого рока, мог сыграть абсолютно попсовые рифы, и меня от этого не тошнило, а даже было прикольно, местами. Вероятно, нас объединяло чувство юмора, и за это качество, развитое у Вишни до совершенства, я готов был ему простить даже полную коллекцию пластинок Boney M на полке. Такого взаимопонимания, как с ним, я ни с кем не испытывал. Хотя мы, абсолютно разные люди… хотя сегодня я уже понимаю, что нас единит – мы оба, по сути, всю жизнь занимались одним делом – превращением говна в конфетку. Всегда работали черт знает на чем и неизменно выпускали продукт. Как в те времена, так и в сегодняшние дни…
Послушав материал он оживился – “Псс, да что тут играть-то, проще пареной репы, я-то думал, что действительно что-нибудь сложное…”, но здесь он, надо сказать, слегка погорячился, потому что после нескольких пробных дублей оказалось, что музыку такую играть ему еще не доводилось и что это посложнее, чем то, что он выигрывал в группе “Тамбурин”: он сыграл несколько песен, из которых в альбом вошла лишь одна – “Соси – посасывай” – там он сыграл действительно здорово, мы её оставили. Но вечером, уже прослушивая записанный материал, решили все-таки, что Петелин не очень подходит для нашего проекта и надо искать другого – более жесткого, техничного, агрессивного и энергичного.
Меня наполнило чувство злости и обиды. Я не знал, что ему ответить, я думал, что за хуйня происходит? Чувство несправедливости обуяло – как же это так? Пришли два идиота, непонятно каким образом получивших погоны, и лепят такой идиотизм! Это что вокруг происходит? Как не странно, но я верил тогда в какое-то подобие справедливости существующего строя и общества, я слышал, конечно, много рассказов о сталинских репрессиях и от родителей тоже, но я был уверен, что все это в далёком прошлом, что сейчас у нас совсем другие времена и вот на тебе! Я высказал всё, что думал о них, не особо заботясь о последствиях. Будучи немного постарше, я б, наверное, не стал бы так себя вести, но в тот момент я просто не понимал, с чем имею дело. Высказал все, что думал об организации пришедшей ко мне, молодому рабочему-ударнику и тон мой был нелицеприятен. Они просто не ожидали такого отпора.
Женя Губерман был удивлен еще и тем, как у нас в записи звучат барабаны. Было известно, что если звук сводит гитарист, то у него под гитару кладется вся остальная аранжировка, и все остальные инструменты запихиваются далеко вглубь, в том числе и барабаны, а у меня, как и у Суворова – барабан любимый инструмент, и никогда своими гитарами я не подавлял ритм-секцию. Женьку удивило такое уважительное отношение с барабанам, и Андрея Тропилло это тоже очень удивило, он не понимал, каким таки образом мы достигли такой звук на МД200, а ведь он был самым опытным на тот момент рок-инженером, который сделал и до того и впоследствии столько много для развития рок-н-рольного дела в нашем Отечестве.
За кулисами гитарист местного ансамбля, который на танцах там играли подскочил и давай хлопать нас по плечу: – “Ну, вы молодцы, ну вы ваще, ну, вы и вдарили, вот уважаю!”. Это нас немножечко приободрило, мы молча прошли к автобусу, молчаливый Яша Попоренко нам ничего не сказал, но по лицу его всё было видно. Приехали на родной завод, выгрузились, потом через пару дней Яше пришлёт такой поджопник от партийного начальства, за то что на его участке действуют такие охломоны от музыки, и что их послали представлять великий Ордена трудового красного знамени завод “Красная Кузница”. Надо отдать должное, Яша нас тогда отстаивал, дескать, ребята молодые, горячие, еще потренируются, еще научатся, но ему твердо сказали: нет, этих ребят никуда и никогда больше выставлять не надо.
Ну, у Димы, надо сказать, реакция молниеносная, не успели милиционеры привстать, протянуть к нему руки, он уже словно ледокол разрубал стоящую у дверей толпу и полетел прочь. А на встречу ему плывет “большое спокойное солнце” – Борис Гребенщиков, он тоже был на концерте и его привлек шум в фойе и он пошел на этот шум, буквально приняв на грудь нашего Диму. Тот врезался в него на полной скорости и очумело глядел, моргая широко раскрытыми глазами, увеличенными линзами с большими диоптриями. Затем Дима также молниеносно исчез, а БГ направился в нашу сторону. И тут же, откуда ни возьмись, появился Виктор Цой, он тоже был на концерте и когда старший в штатском спросил:
-“А тебе-то тут какого еще надо?”,
Мы недоумённо переглянулись… нас охватило возмущение, представьте – это самый тихий и кроткий из нас гитарист “Аутодафе” и наш художник, который рисовал оформление к нашим альбомам. Самый трезвый из нас, самый скромный попал в беду. Алексей никогда ни в какие скандалы не ввязывался, сколько бы не выпил, всегда ведет себя достойно, в крайнем случае просто тихо спит, а почему-то загребли именно его. Новость эту первым услышал не я, а наш вокалист Олег Рауткин, а уж он напротив, человек буйный, прямо скажу, горячий. Прямо сходу, чуть ли не с криками “наших бьют!” бросился на выручку к Булыгину. Конечно, Рауткин не дипломат, он стал повышать голос и его также заломали. Тут и я пришел, так как уже узнал. Представился художественным руководителем группы и спрашиваю:
