Звук первичен. В начале было слово и Бог сказал: “да будет свет”. Учёные сначала обнаружили звуковую волну, а затем пытались найти частицу, переносящую свет, и долго не могли её найти, пока один из физиков, проводя исследование в наушниках не услышал странный шум. Он стал изучать происхождение этого шума и обнаружил вибрацию невидимых частиц, переносящих свет – так был открыт фотон. Частица света была открыта с помощью звука. Звук первичен, и он формирует всё. Я – инженер звуковой палитры, звукоизвлекатель, но не музыкант.
Родился прекрасной белой ночью 1965 года в Ленинграде. Весьма сложное детство описывать не стану. В двенадцать лет купил у своего товарища самодельную электрогитару розового цвета и стал учиться на ней играть. У меня была акустика и я уже играл песни Высоцкого, так что покупка электрогитары выводила меня на следующий уровень. Я слушал Frank Zappa, Led Zeppelin и играл под записи вместе со своими кумирами. Конечно играть как они я не научился, но однажды в школе, классе в восьмом меня услышал старший товарищ, закончивший давеча школу, и пригласил меня в собранный им ансамбль. Они играли на свадьбах и школьных вечерах, в репертуар входило всё: от «поспели вишни в саду у Дяди Вани» до Макаревича, Цеппелинов и Воскресения. Всё было бы хорошо, если бы не беспробудное пьянство, которым не на шутку увлекались мои новые товарищи, увлекая меня за собой. На свадьбах сплошные проставы, и я в тринадцать лет уже познал все тяготы неземного бытия. К концу вечера мы все были в мясо: выкатывается стол, все мужики садятся, и с ними я серьёзно подорвал себе здоровье. Какое-то время я с ними выступал, а потом время изменилось, закрутила судьба, и с тех пор – лет с пятнадцати я больше не брал в руки этот инструмент.
Пришло время борьбы за выживание и я вплотную озадачился извлечением средств. В то время все занимались фарцовкой, это было подсудно, об этом не принято было говорить. Просто знакомились с иностранцами, «работали» с ними и просто отдыхали вместе, отмечая обоюдовыгодную сделку. Мы знали всех товароведов и продавцов. Покупали джинсы и перепродавали прямо там, когда они заканчивались в отделе. Если денег на закупку не было, мы продавали место в очереди за джинсами, сапогами и магнитофонами. Любого вида доходы тогда приветствовались.
Отслужив в армии, я возвратился в привычную среду. Мы называли себя «модники», потому что благодаря нашей деятельности мы знали, как одеваться и какую музыку слушать в первую очередь. Тёмное время суток мы проводили в сквоте на Фонтанке у братьев Хаас, где каждый день проводились вечеринки, играла новейшая музыка на виниле. Там же жил этажом выше Георгий Гурьянов, заходили постоянно Африка Бугаев и Юрий Каспарян из КИНО. Они открыли мне мир электронной музыки, мощный пласт танцевальных стилей – всё это было для меня очень ново. Сергей Курёхин со своей Поп-Механикой взорвал мне мозг. Я был на всех концертах непременно.
Я тогда дружил с Сашей Семёновым – в то время он был конферансье и вёл все концерты, он проводил меня всюду. Сергей Курёхин и стал причиной, по которой я вновь занялся музыкой. Без него я бы не смог, именно он дал мне этот посыл. Это произошло 8 марта 88 года в СКК, где был самый грандиозный концерт Поп-Механики, на котором Тимур Новиков вышел со здоровой киянкой и стал дубасить ей по железному листу. Я был в полном шоке. Со мной были американские друзья, с которыми я познакомился только что на Невском проспекте и привёл их с собой. Они стояли с выпученными глазами и для них это было непривычно, они не приняли. Какие-то студенты-адвокаты из Бостона, у них Bruce Springsteen на топе, Кenny G. Им было никак не понять, зачем десятки тысяч людей собрались на химически чистый performance.
Затем череда разных событий выдворила меня в Америку, где я познакомился с журналистом Наташей Шарымовой и стал её ассистентом. Мы вместе приехали в СССР делать материал о российском культурном андерграунде: ленинградском, московском и одесском. Я помогал ещё в качестве оператора. Мы сняли интервью со всеми ключевыми деятелями: с Тимуром Новиковым, Андреем Хассом, Сергеем Бугаевым – это длинные часовые исходники наверняка где-нибудь сохранились и скоро всплывут в публичной среде. Сняв фильм мы вернулись в Шарымовой обратно в Нью-Йорк, где меня ожидала несметная череда всевозможных событий, что в последствии стало основой спектакля театра «Практика» Человек.doc.
В Нью-Йорке у меня очень много знакомых из художественной московской среды – из тех, кто эмигрировал раньше. Там бы я завис и остался с ними, если бы в какой-то момент не понял, что мне нужно изменить себя и просто оттуда уехать. Уехать в то место, где меня никто не знает, где я могу просто с нуля вырастить нового человека. Нет, разумеется, у меня не было отрицательной репутации. У меня репутации не было вообще никакой – серый человек-мажор, начальник склада в Ленинградском Морском Порту. Среднестатистический человек, каких миллиарды. Но культурное образование я получил в Ленинграде: от группы «АУ» Андрея Панова до филармонии. У меня постоянно был абонемент, и если что-то происходило в другие дни и билет было не достать, я проникал в фойе концертного зала филармонии через крышу – на Горовица, например. Убегал с уроков и ходил в Эрмитаж, грелся там и воспитывал в себе любовь к прекрасному, к красоте. И вот те вещи, что были заложены в Питере – они и сработали, когда я решился на радикальную смену деятельности.
Художник в первую очередь – это проявление эго: «я самый главный, я рисую такие работы, я всё знаю, слушайте только меня». Все через это проходят, и я должен был изменить себя, стать другим. Я устроился в такси, работал в лимузинной компании года два. Собрав какие-то средства, я сделал первую серию живописных работ и устроил первую выставку в очень хорошем доме на Beverly Hills среди очень обеспеченных людей, где у меня пару работ купили, в Лос Анджелесе и познакомился с художником Юрием Балашовым, который оформлял пластинку Frank Zappa «Civilization Phaze III». Единственный русский художник, получивший «Grammy» за оформление пластинки. Он работал с Виктором Гинзбургом, который снял потом «Generation Р», а в то время работал над первым своим фильмом «Нескучный Сад» об эротической революции 90х годов в России.
В результате нашего знакомства Юра поселился у меня в мастерской. Гуляя по «блошиному» рынку, в Лос Анжелесе он очень хороший, я набрёл на струнный инструмент Дульсимер, название которого узнал лишь потом. Продавался он, как неизвестно что за пятьдесят долларов, я взял за двадцатку. Как на нём играть, как настраивать его я не знал. Но звук его показался мне вполне юзабельным. Я стал извлекать из него звуки, обрадовался и позвал друзей послушать. Артур Беркут с Наташей Андрейченко и Глеб Челищев расселись вокруг меня в мастерской и я сыграл для них несколько произведений. Друзья похлопали, они были впечатлены, потому что дульсимер не гитара, не гусли и не ситар, он звучит необычно и очень по-разному: в нём слышится и ситар, и персидский сантур – в нём возникает много гармонических обертонов.
Глеб Челищев тогда в Америке работал над своим альбомом «Communications» и он предложил мне исполнить несколько партий в студии для его альбома. Это было моё первое осознанное погружение в музыкальную среду. Там я впервые увидел, как работают настоящие звукоинженеры на профессиональной музыкальной студии. Воочию, а не по фильмам и телепередачам. Студия принадлежала эмигранту из Риги, легенде рока Валерию Сайфутдинову, Артемий Троицкий писал про него, как про первого русского рокера, называя его абсолютной легендой. В 1971 году была в Риге рок-революция, Сайфутдинов фигурировал на баррикадах с гитарой, а потом уехал в США. У него до сих пор пишутся все, кто что-то может. На его студии я впервые увидел процесс создания музыки с нуля и доведения материала до законченной формы.
Судьба занесла меня на Пирамидальное озеро, где мы с Юрой и Глебом, обнаружили на берегу удивительные коряги – реликтовые корни вековых деревьев, пролежавшие много лет в воде. Они как коньяк со временем изменяют свойства к лучшему: чем дольше лежат – тем лучше потом звучат. Мы использовали природные артефакты в своих художественных работах и Юра делал из них скульптуры, с использованием разных предметов, в том числе гитарных струн и когда эти коряги высохли, я обнаружил, что при ударе металлическим предметом они издавали продолжительный низкий звук. Мы использовали изогнутое дерево в качестве резонатора и натянули струну. Звучит! Поставил ещё одну струну, пьезодатчик – звучит глуховато. Вывел звук на примочку – звучит ничего. Но, стоило это ещё немного расширить, и я подключил ещё одну гитарную примочку.
И так, слово за слово, пропустил свежеизготовленный инструмент через двадцать пять примочек. И разыграл впечатляющий перформанс на этом инструменте так, что играл потом долгие годы: на открытии выставки Энди Уорхолла, и много где ещё. Мой друг, напарник и учитель, Юра Балашов фонтанировал идеями. Мы организовались в музыкальный коллектив, который Юра предложил назвать «Goosee». Пригласили одного художника по имени Адам играть на мандолине, взяли американского басиста, и с таким психоделическим сетом нас совершенно случайно услышал Тод Маккормик, который занимался вопросом легализации медицинской травы. Он возглавлял целое Движение и вокруг него было много сторонников. Они устраивали фестивали, на которых собирали подписи за легализацию использование марихуаны в медицинских целях для представления в Конгресс.
Однажды на одном из таких фестивалей, нас услышала Наталья Андрейченко и предложила принять участи в наше коллективе в качестве вокалистки. Это был сомнительный пиар ход, но мы согласились. Наташа собиралась возвращаться в Россию, но приезжать просто так было не комильфо – ей нужен был музыкальный проект – свита молодых и красивых друзей. Артур Беркут из группы «Ария» и «Автограф», его американский барабанщик, басист, я со своей зелёной бородой. Это всё создавало большой красивый антураж для известной советской актрисы Натальи Андрейченко. В студии Jerry Fielding мы записали полнометражный альбом. Великолепная студия на Hollywood Hills, где были записаны два саундтрека, которые получили Оскара. Но Наташа, при всей моей любви к ней пела неважно. Ей бы взять для начала хотя бы несколько уроков вокала, но тогда мы об этом не думали и записали как записали. Музыка была очень психоделическая, и нам от Наташи нужны были артистизм и экспрессия, что у неё было в достатке. Проект состоялся, мы вместе в 1995 году вернулись в Москву с альбомом наперевес, однако выступить, к счастью, на Родине нам не удалось. С высоты сегодняшнего дня я понимаю всю несостоятельность данного проекта. Без голоса это ещё можно было как-то представить, но с голосом Наташи это гармоническое построение теряло свою форму.
Немного ранее я познакомился в Сан Диего с Владимиром Кузьминым и его группой «Динамик». Я нашёл их в довольно плачевном состоянии, играющих в баре на берегу Тихого океана для десяти американских инвалидов и трёх прекрасных девушек. Но играли они так качественно, что захватывало дух. На тот момент у меня были взаимосвязи с двумя самыми известными клубами Лос-Анджелеса – танцевальном “Roxy” и роковом “Whisky a Go Go”, и я предложил Кузьмину выступить там. Организовал всё, повесил афиши, дал рекламу в русских газетах и попал на деньги, потому что в зале не более сотни человек, а нужно триста-пятьсот. Володя Кузьмин расстался своей американской женой и я предложил ему пожить у себя. Сблизился с его барабанщиком Александром Бахом, и стал думать, что им делать. На мой взгляд единственное, что светило «Динамику» – играть в русском ресторане, потому что в Америке гитаристов такого возраста и класса, как Кузьмин огромное количество. Конкуренция колоссальная и мода на экстравагантных русских уже прошла. «Лимпопо» уже отыграли своё и превратились в «Red Elvises». «Горький Парк» уже отпели свои песни и торгуют в Пан-шопе подержанной аппаратурой. И Володя Кузьмин сел в русский ресторан, куда приезжают русские, охреневают от него, и предлагают ему снова вернуться в Москву. Я дал ему импульс и он сработал на благо.
Ещё в Америке я пережил очень интересный период общения с прекрасным, в лице советской певицы Жанны Агузаровой. Я прекрасно её знал, и был, можно сказать, большим поклонником её таланта в составе группы «Браво». С Жанной мы познакомились в Лос-Анджелесе на концерте Владимира Кузьмина, который я устраивал в клубе “Whisky a Go Go”. Где-то год мы дружили с Жанной, просто общались. Юра Балашов с большой творческой удачей в виде оформления пластинки Заппы вернулся в Москву, освободив место в мастерской. Я расправил крылья и готовился целиком погрузиться в творчество, используя редкий момент одиночества, но не тут-то было. Звонит Жанна, тревожным голосом говорит:
– Гермес, всё пропало.
– Что пропало, успокойся, говори медленнее…
– Всё пропало. Украли с концами мащину, вместе с ней мастера нового альбома на DAT-кассетах и деньги за квартиру, сценические костюмы. Меня выселяют прямо сейчас, что делать?
– Делать нечего – давай ко мне, дай адрес, приеду заберу.
Тогда цифр никаких не было на студиях, и все носили свои материалы с собой. С машиной у неё пропала вся жизнь. У Жанны не было выхода и она приехала ко мне. Полгода мы провели вместе. Полгода необычайного человеческого опыта, ежеминутного удивления на протяжении ста восьмидесяти дней. Энергетика Жанны потрясает. Её перемены настроения, характера нужно было сдерживать, чтобы не взорвалось всё, чтобы никому из гостей не прилетел жёлтый ботинок в глаз. Но я наслаждался моментами её раскрытий, озарений. Она то Любовь Орлова, и вот, спустя секунды и она уже Нефертити. Неимоверная живость и внутренняя пластика. Каждое утро Жанна распевает свой волшебный голос не менее тридцати минут. Я очень благодарен Агузаровой, она научила меня большой терпимости, толерантности к людям.
В то время Жанна сильно увлекалась авангардными звуковыми пространствами, я играл на дульсимере, усиленном большим набором гитарных примочек и мы даже что-то записали и сняли видео. Уже потом, вернувшись в Москву, включаю НТВ, а там Жанна Агузарова рассказывает о своей жизни в Америке. Поставила наше видео и говорит:
А это мы в Лос Анжелесе записали с Аполлоном…
Усмехнулся в один ус – в конце концов какая разница – Аполлон, Гермес… комплиментарная оговорка по Фрейду. А когда я вернулся из Америки в 1995 году, мы встретились вновь. У меня всё хорошо: я живу на Ленинском проспекте, хожу в юбке, посещаю ток-шоу ОРТ, к Дмитрию Диброву в «Антологию», что называется «по улице слона водили». На все вопросы я отвечал стихами — давал полного сумасщедшего. И вдруг в три часа дня звони телефон:
– Гермес, привет, это Жанна. Ты знаешь, мы сегодня выступаем.
– Привет, Жанна, только что узнал, а где?
– В Метелице в 11 часов вечера. Саундчек в 17 часов, но меня там не будет. Ты расставь всё, проверь микрофон, а я приеду к началу.
– Хорошо, – говорю, – я буду.
Приезжаю к пяти в Метелицу: красные волосы, зелёные борода и брови зелёные, чёрная юбка, со мной «Корень звука», дульсимер и чемодан примочек. Молодая администраторша хватается за сердце, когда слышит первые звуки саундчека. По окончании она подошла ко мне и спросила, будут ли “Жёлтые ботинки”, на что я попросил адресовать все вопросы по репертуару непосредственно к Жанне. Мы решили принять образ инопланетных космонавтов. У меня был подаренный Жанной комбинезон, который она сама расписала, и у неё белый рабочий комбинезон типа как для химзащиты, только из мягкого супер современного материала. Она на громадной платформе в тюрбане Нефертити в перьях и в очках. Переоделись, я её спрашиваю:
– Жанна, но ты понимаешь, какой экспромт у нас получится?
– Всё путем, не боись, играй что хочешь, а я буду петь на японском языке. Всё получится.
И, действительно, всё получилось, если не считать того, что половина зрителей ушла с концерта, но ведь другая половина осталась! Звучало всё так странно и необычно, что я уверен – многие из действующих на тот момент авангардисты обзавидовались бы такой экспрессии и такой динамике, но не стоит забывать, что дело было в гламурном клубе Метелица, где рублёвские дамы одетые в шелка с бриллиантами ожидают “Жёлтые ботинки”, коими там так и не запахло. Последнюю песню Жанна спела акапелла. По залу летал волшебный голос великой артистки и на глазах людей наворачивались слёзы. Это был замечательный концерт, и для меня колоссальный опыт, как сделать всё из ничего. Заплатили нам очень хорошо.
Потом я переехал в мастерскую Юры Балашова в Зелёный театр, и прожил там четыре месяца. За стеной контора Стаса Намина, Группа Ньюанс. Ночные Волки охраняли Зелёный театр, за это Намин предоставил им помещение, они были рядом с нами за стеной. Тогда же появился Рома Костыль из «Корозии Металла» и вместе с Юрой Балашовым, Анжелой Манукян и Алексеем Борисовым зародился проект «Volga».
В театре постоянно проходили рок-концерты: ZZ-Top, Агата Кристи… было весело. Но я вернулся в Америку, где занимался живописью и музыкальными экспериментами. «Корень звука» обладал уникальным звучанием. На этот звук велись многие музыканты, они готовы были слушать его и играть с ним без конца – настолько мощный исходил из него поток звука. Он погружал слушателей в состояние транса. И внешний вид, и звучание завораживала музыкантов. Я встретил Элайзу Шнайдер, она вела на телевидении программу для старшеклассников и была знаменита, как у нас Фёдор Павлов-Андреевич, её лицо знакомо всей Америке.
Работать в индустрии тяжело: выматывающая рутина и никакого творчества. Заработав какие-то средства и отъехав слегка крышей, Элоиза вышла на сцену в нашем музыкальном проекте «Blue Girl». Мы красили её полностью в голубой цвет, а губы и соски в ярко-красный. Надевали на ноги высокие красные сапоги на очень высокой платформе и играла на скрипке. Её бойфренд – сумасшедший барабанщик из Юты, такой мормон, и я на «Корне звука». Периодически к нам подключался басист из американской группы 311 (Three eleven). Играли на фестивалях, частных вечеринках, которые заканчивались рейвом. Это под конец, но изначально есть действие, которое включает в себя элементы музыкального авангарда с текстами Гераклита, квесты. Пространство состоит из двух залов – один большой танцпол, а второй зал устлан матрацами. Люди приходят, им завязывают глаза. Мужчин берут за руку женщины (сопровождающие) и ведут через пространство. Женщин ведут, соответственно, мужчины (сопровождающие). Пространство большого зала устроено так, что ты проходишь через резко дующий вентилятор, идёшь по то по гравию, то по песку, то по битому стеклу, сквозь висящие перья ничего не видишь, и слышна музыка. Умиротворяющая, манящая, завораживающая ambient музыка. Проходишь квест и ложишься на матрац.
Выходят четыре чтеца, звучит Посвящение Богу Солнца Гераклита, я играю на дульсимере, и на словах о том, что «Солнце заходит и тьма покидает нас» начинается страшный грохот, открывается стена обнажая сцену, залитую мощными прожекторами, на которой барабанщик из Юты играет мощный, умопомрачительный драмовый кач, с аэропорта LAX взлетает самолёт, полная луна и fire show, плавно переходящее в диджейский рейв. Так я прокатался с голубой девушкой по всем заметным фестивалям, последним стал «Burning Man 96», происходящий ежегодно в пустыне Black Rock. Мы выступили тогда в в последний раз, после чего жизнь меня закрутила, и я занялся чем-то другим.
Мой новый американский друг Тод Маккормик, борящийся за легализацию запрещённого вещества, снявший фильм «Высшее растение» The Culture High арендовал замок –четырехэтажный особняк в центре Бель-Эйр в Калифорнии, в очень дорогом районе – более дорогом, чем Беверли-Хиллз. Громадный замок, расположенный между домов Рональда Рейгана и Элизабет Тэйлор, с террасой, водопадом, бассейном, несколькими большими спальнями, камином, джакузи, лифтом… Я декорировал арт-пространство своими художественными работами, замок быстро стал культовым местом – к нам стекался весь местный бомонд: Джек Николсон и Деннис Хоппер, Ларри Флинт, разные продюсеры и актеры, два брата-близнеца, которые играли в «Няньках», много еще кто. Вуди Харрельсон провёл там вечер и не смог уехать – остался на ночь и потом стал резидентом замка. Маккормик держал там оранжерею, где производил медицинский продукт. Он тестировал систему: его задача была в том, чтобы выйти на рынок и снизить стоимость продукта, для людей обладающих медицинскими разрешения на употребление и сделать его заметно ниже рыночной, что у него получилось.
В законе (поправке 215) не было указано, какое количество пациент может выращивают для личного пользования. Люди на рынке медицинской марихуаны, испугавшись убытков, и в конце концов именно они и сдали нас. Я провёл пару недель в американской тюрьме, пока басист из группы 311 не внёс за меня залог, за Тодда залог заплатил Вуди Харелсон. Предо мною стал выбор: либо возвращение в Москву, либо суд и посадка. Я выбрал первое, а Тодд отсидел пять лет и вышел легендой и героем Америки, так как дело его дало результат и легалайз в Америке, на сегодняшний день фактически произошёл.
Так в конце 1998 года я вернулся в Москву и попал под крыло Богдана Титомира. Мы ездили с ним по всей России. Он выступал под фонограмму, но ему нужен был антураж: две красивые тёлочки, танцоры, и я такой фрик в зелёной бороде с маленьким барабанчиком. Скрепляло нашу дружбу всё, кроме музыки, потому как музыкальные вкусы у нас с Богданом сильно разнились. С ним было очень весело! Мы протусовались год, потом я вернулся в Петербург и приехал к Африке – Сергею Бугаеву. Показал ему свой «Корень звука» и установил его у Сергея в мастерской. Играл на нём, записал с DJ Dmitry Delight три совместных трека, устраивал концерты для приглашённых друзей Африки. Играл в Эрмитаже, в Этнографическом музее, в различных арт-пространствах.
Параллельно с этим в 2000г. познакомился с Валерием Алаховым и Игорем Веричевым, группой Новые Композиторы, в 2003 вместе с Валерием Алаховым записан альбом Sound Roots, с которым мы неоднократно выступали и гастролировали в Европе (Хельсинки, Стокгольме, Берлине, Дрездене, Лейпциге, Кёльне). А в 2004, в Санкт Петербурге, на фестивале Stereo Leto, когда мы играли перед группой Orb, Алекс Паттерсон услышав звучание Корня Звука, предложил мне выступить с ним вместе в начале его сета.
С Сергеем Ануфриевым и Бугаевым мы организовали «Оркестр Неизвестных Инструментов», который включал в себя инструмент «Утюгон» созданный Тимуром Новиковыв, мои коряги, «Сука Звук» Юры Балашова, и другие неизвестные инструменты. С этим проектом я приехал в «Газгольдер». Как это случилось?
В 2003 году я получаю предложение от Евгения Антимония участвовать в организации нового клуба, от чего сразу отказываюсь, потому что мне было это не интересно – клуб в чистом виде, как это принято везде. Евгений Григорьевич поинтересовался, что мне интересно, и я описал ему структуру творческого объединения, которое потом воплотилось в «Газгольдер». Три творческие единицы, такие, как Богдан Титомир, Африка и Ваш покорный смогли привлечь богемно-артистическую культурную среду, которая потом и формировала концепцию и стратегию «Газгольдера». Благодаря художнику, дизайнеру и архитектору Денису Крючкову в здании была проведена реконструкция, вследствие чего мы получили прекрасную площадку.
Часто я навещал маму в Петербурге, и однажды приехал ко мне Богдан и поставил запись молодого репера из Ростова-на-Дону. Я был очень впечатлён, спросил кто такой. Богдан говорит:
– Это молодой парень у нас живёт, вот пишет такое.
А я ему говорю: – “Так давай же его скорее в Москву, будем его продюсировать!”
Богдан едет в Ростов, находит Басту в маленькой однокомнатной квартире, в очень плохом моральном и физическом состоянии, требующем медицинского вмешательства. Его будущий директор Юра Булавинов, он же известный, как Жора Ёбаный Насос, передвигался по квартире со сломанной ногой на костылях и варил Басте овсяную кашку. Каким-то образом Богдан договаривается с местной братвой и находит денег чтобы положить его в клинику, где ему вставили зубы и привели в чувство. К тому времени мы открыли «Газгольдер», Баста приехал в Москву и стал нашим резидентом.
Каждую неделю на протяжении всего года с осени по июнь я выступал в составе «Оркестра Неизвестных Инструментов» мы давали по два концерта. Четверг был наш авангардный день, и в нашем оркестре переиграли очень многие музыканты – это была открытая площадка. Приходили люди, выпивали, ели, пили кофе, и кто хотел мог сыграть с нами. С нами играл Юрий Каспарян, и Олег Скрипка, Децл и Новые Композиторы, какие-то китайские музыканты, и африканские, и классические – самые разные люди. Разумеется, всё сохранилось в записи, но пока руки не дошли выложить в общий доступ. Это была, не побоюсь этого слова, такая своеобразная «Поп-Механика». Мы выступали на SKIFe, на Золотой Маске.
Пел у нас busboy из «Газгольдера» – негр из французской колонии, выпускник института дружбы народов им. П.Лумумбы. Он был очень образованный, знал пять языков и как все негры был очень музыкальным, наизусть помнил все французские хиты. Петь на английском я ему запрещал из-за чудовищного акцента, поэтому он пел на всех остальных языках, которые он знал, а я нет. Творческий кластер «Газгольдера» задал стратегию и поведение клубной жизни Москвы, он оказал огромное влияние на все последующие процессы в этой стезе. В 2006г. Олег Кулик пригласил на проучавствать в выставке “ВЕРЮ” на Винзаводе, куда была включена и моя инсталляция в рамках лабиринта, сооружённого Группой Газа.
В проекте “ВЕРЮ”, шестьдесят один художник цельно высказались на определённую тему заданную Куликом. До сих пор эта выставка считается самым фундаментальным художественным высказыванием начала XXI века в России. Когда клуб стал лауреатом The Moscow Times Awards, мы послали двоих наших негров-басбоев её получать.
Затем я отправился в путешествие по Тибету, где познакомился с композитором Владимиром Ивановичем Мартыновым, удивительный человек, минималист, написавший музыку к огромному количеству фильмов и мультфильмов, философ, автор множества книг: «Конец времени композиторов», «Молитва, песнь, игра» и многих других. Человек-исследователь уровня Джона Кейджа, он играл вместе с Эдуардом Артемьевым на первом в мире многоголосом синтезаторе «АНС». Он изучал русское крючковое пение, был регентом Сергиево-Посадской Лавры, написал все саундтреки к спектаклям Любимова. Я познакомился с ним и его женой – великолепной скрипачкой, лауреатом Государственных премий Татьяной Тихоновной Гринденко, просто попал с ними в одну туристическую группу и мы подружились. В череде наших разговоров я получил от них мощный импульс бессознательного, который потом нашел воплощение в классической постановке.
До встречи с Мартыновым я и помыслить не мог о своём применении в академической музыке, но вскорости это случилось. Олега Кулика пригласили поставить в «Театре Шатле» на столетии «Дягилевских сезонов» «Вечернюю Мессу Девы Марии» Клаудио Монтеверди, где я принял участие в качестве звукового сценариста и был написан дополнительный звуковой сценарий, который существовал параллельно, причудливо сплетаясь со звуками барочных инструментов, он создавал новые, необычные смысловые акценты и звуковые формы. Мы дополнили барочную палитру Монтеверди современными звуковыми элементами. Чтобы создать правильную звуковую панораму произведения мы заставили «Театр Шатле» дополнительно поставить шестьдесят четыре колонки сзади и вокруг зрителей.
Нашей задачей было объединить четыре культурных направления в одном: театр-оперу, церковь, цирк и клуб. Мы трансформировали весь театр. Бюджет – полтора миллиона евро – докризисный последний самый большой бюджет Шатле за всю историю. Был приглашен лучший барочный ансамбль Европы по управлением Жана Кристоф Спинози, лучшие оперные певци из Германии, Автстрии, Испании – девять солистов. Два хора. Туда же мы привезли адепта чёрной религии бон Лёшу Тегина (проект PHURPA, Alexey Tegin), овладевшего тибетским звукоизвлечением. Арию Девы Марии исполняла солистка на девятом месяце беременности. Монтеверди – это божественная, ангельская музыка, и мы разбавили её сущим музыкой нижних миров, звуками ада!
Я считаю, мне очень повезло в жизни. Мог ли я, сидя в своей американской мастерской мечтать о том, что вскорости буду ставить звук в Париже? В 1985 году я впервые увидел Жанну Агузарову в составе «Браво» в Питерском ЛДМ, и был ошарашен ей настолько, что даже повздорил со своей девушкой, просто увидев Жанну на сцене – моя будущая жена приревновала меня к ней, хотя – где я, а где Жанна. Мог ли я предполагать, что пройдёт десять лет, жены больше не будет, а Жанна Агузарова поселится у меня в мастерской? Разумеется, это чудо.
После Парижа я вернулся в Москву, и решил сделать перформанс с Татьяной Гринденко и её струнным октетом. Тогда умер глава компании «Apple», и я придумал «Реквием Стиву Джобсу для струнного октета и iPADа». Я играл на iPade, а струнный октет активно поддерживал красиво заданную тему. Затем я встречаю новый музыкальный инструмент, который называется «Хрустальная чаша». Я долго работал с металлическими тибетскими чашами. С ним многие работают – и музыканты, и эзотерики. Они имеют мощное звучание, но меня всегда не устраивала резкая высокочастотная составляющая в этом звуке. Более широкий звуковой диапазон (спектр) я нашёл лишь в хрустале. Там принцип один: водишь специальной палочкой по ободку чаши и извлекаешь звук. Только там вибрирует и резонирует металл, а здесь горный хрусталь – разница есть, и очень большая. Звук настолько магический, что ты на физическом уровне чувствуешь, как звуковая волна проходит через твоё тело. Я был настолько заворожен, что несмотря на полночь позвонил Владимиру Мартынову:
– Володимир Иванович, ты себе не представляешь! Я нашёл такое…, – он говорит, – Приезжай!
И вот я беру артефакт и приезжаю к нему в час ночи. Ставлю чашу, извлекаю звук, Мартынов говорит:
– Да, это в точности именно то, что мы искали.
На основе этого звука Владимир создал произведение «Opus Prenatum», что в переводе с латинского означает «Опыт нерождённого». Раньше он говорил о том, что «время композиторов закончилось и музыка умерла». Но настало время родиться чему-то новому. Оно ещё не родилось, но это произведение есть тот опыт нерождённого – звуковой опыт зародыша, находящегося в утробе матери, который воспринимает мир на звуковом уровне иначе, чем мы, уже родившиеся. Это попытка передать то, что он слышит там… это произведение для струнного октета, четырёх сопрано и Хрустальных чаш. На сегодняшний день это произведение на мой взгляд является самым ярким высказыванием в современной авангардно-академической неоклассической музыке. Мы играли его последний раз в зале Чайковского Ленинградской Филармонии. Концерт снимали на восемь камер, записывали на сорок восемь каналов, и если Филармония сдержит слово и выложит запись концерта на свой сайт, будет очень хорошо.
“Я люблю работать в коллективах, мне нравится сотворчество, потому что только тогда может родиться что-то новое. Эгоистичный человек может породить гениально холодное, гениально прекрасное творение, но реально живое произведение, где чувствуется жизнь, действие созданное обменом творческий энергий, можно сотворить лишь в коллективном творчестве”.
Так совместно с Гансом Хольманом написали музыку к спектаклю «Капитал» театра «Практика», к спектаклю Веры Полозковой. В телесериале «Добороволец» я выступал в качестве музыкального продюсера.
И вот начинаю новый проект с Юрием Моно – он один из диджеев, работавших со мной в «Оркестре неизвестных инструментов». Мы даже сделали совместный альбом с Бастой, который ещё не вышел, но я уверен, что это один из самых лучших для Басты моментов, когда он был абсолютно свободен в творческом плане, пока не был загнан ни в какие рамки. У него были написаны абсолютно гениальные треки в тот момент, тогда его окружали очень специальные люди. Был такой эпизод, когда мы впервые повезли его в Китай, где мы ему снимали видеоклип и делали фильм «Чайный пьяница». Это была его первая поездка за границу, и он был очень впечатлён. По возвращении из Китая мы в тот же день встретились в «Газгольдере». Не прошло и восьми часов, как Баста принёс классный трек «Птица», в котором детально описал все свои и наши переживания, связанные с этой поездкой. И потом Баста сочинил ещё много прекрасных хитов.
Судите сами:
Лили лили лили лили
Лили лили лили лили
Лили лили лили лили
Проливные дожди.
Мы ли мы ли мы ли мы ли
Мы ли мы ли мы ли мы ли
Мы ли мы ли мы ли мы ли
Это были, скажи?
Записав альбом с Бастой, я продолжил сотрудничество с Юрием Моно. Тогда к нам в гости пришла Лена Кауфман, победительница Фабрики Звёзд, любимица Аллы Пугачевой. Ёй понравилось, что мы делаем, и она предложила нам создать проект. Моно до этого выступал с Мириам Сехон с составе «Green Point Orchestra», и наш с Леной проект носил название Lena Kaufman & “Green Point Sound System”. Это была более электронная музыка: Лена пела, очень эффектно используя примочки, луперы. Был записан EP четыре трека, и мы успешно гастролировали по России, но у Кауфман было ещё два параллельных проекта: один в Лондоне, другой в Париже. И вдруг в один прекрасный момент её английский проект выстреливает, их приглашают на модный фестиваль в Бристоль, жизнь заворачивает её по-крупному, она покидает наш коллектив и едет в Англию. Три года труда псу под хвост.
Именно тогда мне пришла идея создать «Hermes Brothers». Все музыканты те же, что и в «Green Point», только ещё появился замечательный гитарист из Перми Сергей Шкарупа, который раньше работал с репером Сявой, а сейчас сотрудничает с Марой и в этом году он признан фирмой Gibson и получил от неё эндорсмент. На барабанах с нами играет истинный гений, легенда русской барабанной культуры Александр Бах, которого я украл у Кузьмина из группы «Динамик». Он играл с Юрием Антоновым, Валерием Леонтьевым, Аллой Пугачевой, Александром Барыкиным и Дмитрием Варшавским из «Чёрного кофе». На клавишных у нас актёр театра МХАТ Миша Ефимов, еще с нами играет великолепный трубач Петр Тихонов из «Неприкасаемых» и «Бригады С».
Недавно мы записали альбом «В женщинах что-то есть». Я взял за основу вечную тему – стихи великих поэтов о красивой, возвышенной любви. Пускай она неразделённая, но её красота столь безупречна в словесном выражении, она полностью передаёт состояние поэта. У нас и Роберт Бёрнс, и Байрон, Гумилёв и Пушкин, Гарсия Лорка, Борхес, из живущих Вера Полозкова, Дмитрий Быков. У меня мечта снять на те десять песен десять клипов от разных режиссёров. Идея обретает форму – два клипа уже в производстве. Нашим пиаром занимается «Кушнир Продакшн». Благодаря ему я вышел на архив неизданных стихов Ильи Кормильцева – Кушнир предложил мне сделать конкретный номер «Выйди на связь».
Ты плывёшь в никуда между небом и дном Ты плывёшь в никуда между явью и сном В лунном свете вода тяжела словно ртуть Между жизнью и смертью проложен твой путь День твой тает, как пена на гребне веков В каждом плеске волны тайный слышится зов В каждой капле воды видно чьё-то лицо Горизонт замыкает пространство в кольцо Выйди, выйди на связь Выйди, выйди на связь
Любому музыканту или продюсеру необходим такой инструмент, чтобы донести своё творчество до ушей общества. Александр Кушнир, как музыкальный журналист, критик, открывший народу Земфиру и «Мумий Тролль», написавший книги о русском роке, Сергее Курёхине, Илье Кормильцеве; он настоящий исследователь в области русской современной музыкальной культуры, и я очень рад, что Александр оценил наш материал и принял его в работу.
Недавно со мной приключился смешной случай: едем с концерта в Воронеже, возвращаемся в гостиницу. У меня чёрное БМВ с тонированными стёклами, нас останавливает сотрудник местного ГИБДД. Я приоткрываю окно так, что видна одна борода, сотрудник видит меня и говорит:
– Доброе утро, Батюшка, благословите!
– Бог благословит, – отвечаю я ему, закрываю окно и уезжаю прочь.
Вся моя жизнь похожа на чудо. И в работе, бывает, когда уже ничто не способно исправить ситуацию, случается чудо и всё происходит, что было должно произойти.
Коллекционеры человеческих душ,
легионеры других измерений
измеряют пути поколений
по колено в грязи,
а сверху как князи
расписаны какой-то инопланетной вязью.
Вьёт вьюга слова для друга или просто читателя,
случайного мечтателя остановит в пути и гогочет изнутри,
клокочет снаружи, как кочет в степи встречать рассвет заставляет,
это конечно влияет
на тех, кто изменяет судьбы поколения,
согласно велению своей души.
Хотел бы закончить цитатой из книги композитора Михаила Каца, которую я развил: «Музыка, как нечто основополагающее, матрица нашего существования, возникла СРАЗУ, вместе со Вселенной. В ту же долю секунды, как толчок всего сущего раздался звук большого взрыва и звуковая волна стала распространяться по Вселенной и она продолжает существовать, разлитая повсеместно, витиевато переплетаясь во времени с другими звуковыми волнами более позднего происхождения. Эта волна создаёт звуковую музыкальную гармонию нашего мира.
ДЛЯ SPECIALRADIO.RU
Санкт-Петербург, апрель 2017
Материал подготовил Алексей Вишня
