Была и еще одна постоянная «радость» – необходимость бесконечно летать из Москвы в Магадан и обратно по ее «выездным» делам. Расстояние, как я уже упоминал – около 12 тыс. км. Продолжительность полета – 8 часов. Долго не мог понять – как это самолет Ту-154 при крейсерской скорости 950 км в час пролетает 12 тыс. км за 8 часов? Я постепенно перезнакомился со всеми экипажами и уже частенько летал (иногда – 2-3 раза в неделю) с ними в кабине. Там и увидел на радаре: из Москвы – идем вверх к верхушке «шарика» через Шпицберген и Новую Землю, потом – по параболе опускаемся на Дальний восток. Именно за счет такой «загогулины» расстояние и было меньше, чем по параллели.
Думаю, Чкалов за всю свою яркую героическую жизнь со знаменитыми трансконтинентальными перелетами, не налетал столько, сколько пришлось мне за два года работы «от Магадана». Втянуться в такой режим и привыкнуть к разнице во времени – было невозможно. Организм, потеряв биологическую ориентировку, бунтовал и медленно сходил с ума. Вылетаем, допустим, из Магадана в 8 утра, идем, опережая солнце и, если по ветру – в Домодедове мы в 7, 7-30. То есть, почти на час раньше оказываешься в Москве – и это через 8 часов лета? Время – назад…
Можно было умом тронуться. Все – поперек времени и здравого смысла. Учитывая то, что с каждой бумажкой на выезд за «бугор» Сенчиной надо было лететь в Магаданский обком партии, облуправление культуры и т.д., таких «ходок» на Колыму было сделано – немерено. Благо, билет, как сейчас помню – стоил 168 р., и самолет, как правило, летал почти пустым. Но физически – это было крайне тяжело.
Помню, как наш звукорежиссер Володя Чернышов после очередного такого перелета «отрубился» в Домодедове, и мы тащили его под руки до аэровокзала. «Мадам» же, в отсутствие нынешних навороченных «райдеров» и VIP-зон, требовала для себя депутатский зал, устраивала скандалы, орала, что не может находиться в накопителе вместе с «каким-то вонючим быдлом», что ее все будут узнавать, приставать и чуть ли не насиловать. Так она величала своих зрителей, которым потом «мурлыкала» со сцены о безмерной любви к ним.
А народ летал там, в основном, простецкий – геологи, рыбаки, «золотушники» (золотодобытчики), потомки своих сосланных на Колыму родителей и т. д. Но самое смешное – никому до нее не было никакого дела, и я не помню, чтоб ее, замаскированную «для понту» черными очками, вообще кто бы то узнал. Начальники же аэропортов, которым я «бил челом» – чаще всего посылали. Спрашивали: «Она – кто? Депутат, или Герой Советского Союза? Нет? Сенчина? А я – Петров! Читайте табличку и – до свиданья!»
«Мадам» же считала, что в силу ее, вбитого в собственную голову, «небожительского» статуса, ей все вокруг обязаны. И эти «обязательства» состоят в следующем: а) создание княжеских условий переездов и проживания на гастролях; б) государство должно было оплачивать и ее нянек и домработниц. В каждом новом городе гастролей, на первый вопрос по прибытии – почему это никто из городского начальства к ней не пришел и ничего ей, осчастливившей «этот Мухосранск» своим приездом, не подарил – я говорил «от балды», к примеру, что здесь выпускают лишь колеса для тракторов и химические удобрения. Или что-нибудь в этом роде, главное – убедить, что невозможно отсюда ничего увезти с собой.)))
Впрочем, практика вымогательства в городах гастролей «звездами» – была и остается нашей национальной традицией. Не было ни одного гастролера, не отметившегося, например, в Тольятти. При диких очередях и ветеранских открытках на «Жигули», везли оттуда по одной-две машины и дефицитные запчасти, заталкивая их в аппаратуру. С подобных «автогастролей» и мы начали свою магаданскую концертную деятельность, отработав по отделению с «Группой Стаса Намина» в местном Дворце спорта. Естественно, пополнив микояновский автопарк!
Отдельная история – растиражированный «якобы роман» Сенчиной с кандидатом в члены Политбюро Г.Романовым. Конечно же – блеф и полная чушь. Все это «слила» после ссоры с «хозяйкой», ее многолетняя прислуга и костюмерша Л. Каспина, буквально, «просидевшая у нее под кроватью» более 15 лет. Она знала все ее романы и всех ее «воздыхателей». Но вот «романа с Романовым» среди них уж точно не было. Но «мадам» негласно поддерживала эту выгодную для себя «легенду», стращая, таким образом, окружающих.
Помню, сидим в холле гостиницы, смотрим (не имея выбора, шел по всем каналам) ноябрьский парад и припорошенный снегом «паноптикум» на мавзолее. Мимоходом – реплика золушки: «Ой, смотри, у Гриши (читай – Г. Романова) – шапка новая! (демонстративно, обращаясь к Л. Каспиной) – Правда, идет?» А что? Примадонна ленинградской оперетты и «хозяин города» (большой «ходок», по свидетельству, знавших его) – вроде бы сам бог велел… И даже покойный В.А. Рубан, которого Сенчина бесконечно ходила в Магаданский обком «снимать с работы» за то, что не мог пробить ей «народную» «за освоение районов крайнего севера», все спрашивал у меня: «Ну, ведь, пиздит же? Скажи, Володь, а? Да-а… А вдруг – правда? Костей не соберешь… Хотя, уже дальше Магадана – не сошлют…»
На редкость большим жизнелюбом был Вульф Земельевич по паспорту, а в жизни – Владимир Александрович. Пусть простит меня, царство ему небесное, за то что, устроившись дома в подсобке (чтоб не будить родных), в 2 ночи по Москве (в Магадане – 10 утра), я орал через спутник – «Где наша зарплата, Владимир Александрович, ё-мое! Меня тут в Москве коллектив во главе с гастролершей – живьем дожирает!» Приходилось, чего греха таить, даже брать беспроцентные (видимо, из уважения к сценическому искусству), кредиты на зарплату коллективу у знакомого «корейки» – незаконного по тем временам, торговца антиквариатом Виталика Резниченко (ныне – покойного, по дошедшим до меня слухам, питерского олигарха). За что и пришлось ему посидеть на привинченном стульчике в областном Управлении МВД, и даже у следователя КГБ – на Лубянке, когда его взяли в 1985 г. и «закрыли» в Джесказгане на 10 лет. Правда, приехал он ко мне в «увольнение» уже меньше, чем через год. Вместе с казахом-майором – зам.начальника колонии по воспитательной части.
Неделю «гудели» мы в Москве на «заначенные» до ареста деньги. Ко мне приехал, потому что я оказался – единственным, из всех его знакомых и друзей-партнеров, кто писал ему в колонию и не «слил» на допросах у тогдашнего лейтенанта по фамилии Босых (сейчас, наверное, как минимум – полковника, судя по его тогдашнему служебному рвению). Который, – приняв меня за солидного клиента – «теневика», и даже, «выбив» на меня «наружку» и незаконное прослушивание телефона, – оправдывал напрасные расходы «органов», вышибая из меня – полного «чайника» во всем, что касалось икон и антиквариата, хоть какую-то «компру» на Резниченко и даже «беспредельно» упек на 3 суток в Балашихинском изоляторе для «выяснения личности».
Хотя распрекрасно знал и мою личность, и тогдашнюю жену, и ребенка, побывав у меня до этого дома с обыском. Грозился даже на дачу поехать, там землю перекопать. Жалко, что не поехал, познакомился бы и с моим, ныне покойным, бывшим тестем Иваном Федоровичем, прошедшим и Сталинград, и Курскую дугу. С почти полностью обожженной спиной, похоронившим за войну 3 экипажа своей «тридцатьчетверки» и с тремя «Красным звездами» (ордена – за кровь). Очень резкого по характеру и уже не боявшегося никого и ничего на свете.
Своё, надо сказать, бравый л-т Босых, все-таки – получил. Когда вмешался мой давний друг с ростовских времен, военный журналист подполковник Володя Шеповальников. Как только тот «поставил» сыщика на «перо» (конечно же – авторучки) и «засветил» его «мюллеровские» приемы, тот срочно дал задний ход и запросил прощения. И даже – всячески пытался затащить меня на «мировую поляну». На что в ответ я ему процитировал фразу полковника Костенко из фильма «Огарева, 9», в исполнении В.Ланового: «Знаешь, за что нас люди презирают и называют – «легавыми»? Вот из-за таких, как ты!». Ну, а потом – вся обслуга джесказганской колонии в полном составе, во главе с другом-политработником, работала в зерновом концерне В.Резниченко, основанном на базе этой самой колонии, и была безмерно счастлива из-за высоких заработков.
В память об этом осталась, посвященная Виталику песня, текст которой тогда я отправил ему в колонию. Эта песня стала очень популярной в многочисленных зонах Союза. «Можешь теперь садиться спокойно куда хочешь, Володя, шутил Резниченко. Как только скажешь, что ты – Попков и именно ты написал эту песню – будешь жить на зоне, как король»!
Я был – галантен, непосредственен и весел,
Я никого нигде не грабил, не мочил,
Я просто – время обогнал годков на десять
И ровно столько же – за это получил…
Но Владимир Александрович, дорогой Рубан, об этом, конечно же, не знал, не ведал… Все ходил, напевая себе под нос, за что его за глаза с любовью звали «Вини-пух». Я ни разу не видел его удрученным или расстроенным. А умер он, уже, будучи в Москве директором «Мосэстрады», от инсульта – болезни нервных людей…
Его любили и знали артисты всего огромного Союза. И не только потому, что все время мотались в Магадан работать «на фонды», т.е. на временный договор, получая за концерты деньги из фонда заработной платы Магаданской филармонии. Рубан был очень веселым, компанейским и оптимистичным человеком, любившим артистов и всегда понимавшим их. В стране было больше двухсот филармоний и других концертных организаций, с их директорами, но не было в Советском Союзе артиста, который не знал бы Владимира Александровича – и это действительно было так.
Работа на «фонды», одним из «пионеров» которой в СССР был Рубан, – это, своего рода, спасительная «лазейка» при большевиках, когда артистам, при их нищенских ставках еще и ограничивали ежемесячное количество концертов. Мы и по сей день, так не смогли понять – где же находились те самые знаменитые «закрома родины», куда шли огромные сборы из Дворцов спорта и стадионов, по всей огромной стране набивавшиеся при помощи артистов, которые сами получали едва ли тысячную часть от выручки.
Особняком стоит в магаданской эпопее – история Игоря Талькова, с которым не один год мы прожили в общем номере. Я, как директор коллектива, он – как музрук. На двоих – тянули на «люкс». Много говорили, спорили, возились, с ныне изданными, известными текстами песен. А Приказчиков был всегда очень скромным в запросах и любил «однушки». – «А то в «люксе» всегда телефон далеко от кровати», шутил он…
Игорь был абсолютно беспомощен во всем, что касалось быта на гастролях, я его опекал, взяв под свое «хозяйственное спонсорство» У меня всегда был кипятильник, посуда, «долгоиграющие» харчи, чай, кофе и т.д. Ну, и умение в экстремальных гостиничных условиях, приобретенное за долгую «чёсовую» жизнь, сварить кашу из топора. Конфликты творческого и административного свойства всегда быстро исчерпывались обыкновенной необходимостью жить и «пропитываться» в голодной стране.
Однажды Игорь, после мелкой ссоры (уже не помню по какому поводу) решил удариться в сепаратизм. Гордо купил вермишель, кипятильник и, залив все это водой в банке, принялся «варить еду». Закончилось это «мини-терактом»: буквально, через несколько минут кипятильник с прилипшими макаронами рванул так, что мы потом вместе соскребали его «спагетти» по всему номеру.
Тальков пахал на сольных концертах Сенчиной вовсю. Ему было в кайф петь на сцене даже за музыкантскую ставку. Игоря здорово принимала публика еще до «Чистых прудов» и «России». Он садился за фоно и работал так, что потом, когда появлялась на сцене «примадонна», публика орала: «Хорош мяукать! Давай назад того мужика, что пел!» Но под собственный аккомпанемент Тальков тоже перешел не по своему желанию.
Однажды, к нам на маршрут в Сочи, в «Фестивальный» нагрянул «великий продюсер всех времен и народов». Увидев, что творится на концертах, запретил музыкантам аккомпанировать Талькову. – «Следующая фаза – «акапелла», горько шутил Игорь»… Но и под одно фоно он проходил лучше насквозь фальшивой и лицемерной людоедки-золушки. Народ-то не обманешь. Недавно видел ее тут (с трудом узнал) – в интервью по ТВ, где она рассказывала «как помогала Игорю стать звездой». Постыдилась бы, Людмила Петровна – свидетели твоих чудес ведь еще живы…
А я помню и переполненные пепельницы в гостиничном номере, и даже слезы Игоря, над которым просто измывалась эта «сладкая парочка», используя свое положение «хозяев». Так они «благодарили» его за талант и аранжировки, которые он делал им бесплатно – не только для Сенчиной, но и для группы Намина, даже не подозревая, наверное, что за это положено (!) платить.
Да, и ещё. Припомни, при случае, и про «гражданскую казнь». Как при коллективе снимала с шеи Игоря, подаренную раньше на день рождения, золотую цепочку…. Впрочем, об этом уже давно написано сто раз…
Даже на Валеру Приказчикова «хозяйка», со временем, начала «рот открывать» при музыкантах, пытаться унизить его. И это – в «благодарность» за его «звук», который нещадно долбили по поездам и самолетам, толком не платя (!) за его использование. Из коллектива Сенчиной, посоветовавшись с Приказчиковым, я ушел раньше него. И еще раз – спасибо Валере. Все эти дела с «мертвяками» добром бы для меня не кончились. Я, перекрестившись, сдал, дела «самоотверженной» семейной паре из Тольятти по фамилии Райз, готовой подписывать любые табели и беспрекословно выполнять команду «К ноге!». А на прощание – получил «напутствие» Стасика – быть «молчаливым», иначе у него, мол – «очень длинные руки» и у меня начнутся «чудеса» – в случае чего (его любимое выражение).
Сам был свидетелем, как он обзванивал филармонии и стращал директоров, обещая «убрать их», если решатся взять на гастроли группу «Круг», образованную ушедшими от него музыкантами во главе с И. Сарухановым (Стас Намин состоял в каких-то родственных отношениях с тогдашним заместителем культуры Клухарским). Даже не знаю до сих пор, чем закончилась та полукриминальная эпопея у Сенчиной.
На эстраде всегда существовала и продолжает существовать двойная жизнь. Внешняя – с благопристойным, положительным образом (имиджем по-нынешнему) «звезды» и внутренняя – с вовсю смердящей «кухней» шоу-бизнеса, начинающейся сразу за дверью гримерки… Что же касается «мадам» Сенчиной, которая по выражению того же Намина, на своей родине – в деревне Кудрявцы Николаевской области – «до 18 лет коров за сиськи дергала», все эти микояновские «посевы» дали нежданно мощную поросль на ее деревенских мозгах и вылились в новые способы «перекусывания позвоночников» подневольных людей. Там, где были «бабки» – вообще никаких законов – ни юридических, ни физических для нее не существовало. Кроме одного. Я – Сенчина! А ты кто? Ты знаешь, кто за мной стоит? И «небесно-голубые» глаза выразительно поднимались к потолку. Остальное – за фантазией «прессуемого»…
Тогда не было «папарацци» и «желтушников», мусолящих ныне, на потеху маргинальной публике, «звездные» войны и сплетни. Хватало москонцертовско-росконцертовских коридоров и курилок. К тому же, чекисты, пересажав «торгашей» и расстреляв директора Елисеевского гастронома Соколова (не иначе, как по чьему-то «верховному указанию»), вдруг сверхрьяно взялись за «артистов» (видно кого-то из «верхних» оставили недовольным, плохо повеселенным-развлеченным на Рублевке). Тогда обычной практикой было – людям в штатском садиться на хвост гастролирующему коллективу, т.е. – ехать вслед за ним по гастрольному маршруту. Сверив платежную ведомость с авиационными именными билетами и анкетами проживающих в гостиницах, лейтенанты ОБХСС легко «вычисляли» «мертвяков» и предъявляли все это, сидящему в их кабинете на Петровке на привинченном стульчике, администратору коллектива.
А еще могли разыскать «мервяка» и спросить – в каком номере он жил в городе таком-то, и какой был вид – из его окна? Я сам в Нижнем Новгороде «засек» такую бригаду «отрабатывавшую» маршрут «Веселых ребят», директором которых на тот момент работал Коля Агутин. Позвонил ему из Нижнего в Москву, предупредил. В общем, печальная судьба многих директоров тогдашних гастрольных коллективов, освоивших впоследствии профессию лесозаготовителей…
Для Специального радио
Май 2006
