Наступил 1991 год. Сижу себе спокойно дома, в кругу семьи, никого не трогаю, смотрю в телевизор, играю на гитаре. Несмотря на то, что был уже конец весны, погода стояла неустойчивая, в воздухе парила весенняя, но еще очень холодная хмарь. Настроение – совершенно домашнее. Вдруг, звонит наш басист, Андрей Лукин:
– Серёга, похоже на то, что я нашёл спонсоров…
Дело понятно – я даже сразу и не поверил. Забились встретиться в вестибюле самой шикарной в нашем городе гостиницы “Юбилейная”. Минут через пятнадцать я был уже там. Пока мы поднимались на тринадцатый этаж, Андрей поведал мне, что часа за три до этого он сидел в гостинице, в одноимённом ресторане и попивал себе винцо. Там он познакомился с коммерсантом по имени Вадим. В процессе общения выяснилось, что он – из средней полосы России, работает в фирме “ЭДВИН”, что расшифровывалось как Экология Двины.
Поговорили о бизнесе, о всевозможных способах и схемах, которые в те годы были популярны, и постепенно выяснилось, что Вадим – страстный поклонник музыки тяжёлых направлений, и из Архангельских групп он знает и любит лишь только одну группу – Облачный Край. Вадим спросил Андрея, не знает ли он такую архангельскую группу, и есть ли возможность с ними познакомиться?.. На что, отбросив ложную скромность, Лукин сказал, что да, знает он эту группу, более того – очень хорошо он её знает и даже еще более того – сам же в этой группе и играет на бас гитаре.
Реакция Вадима была сродни моей, когда я услышал про спонсоров, он несказанно удивился такому совпадению и даже мог слегка усомниться – не разводят ли его… Спросил, а не знает ли Андрей Сергея Богаева. Тот – ну как не знать, друзья мы с ним закадычные, что и говорить, в группе одной играем. Договорились о встрече.
Вадим занимал ответственный и высокий пост в фирме – был главным бухгалтером, замдиректора по финансовым вопросам. Для нас эта ситуация была более, чем счастливой – имеющий доступ к финансам человек являлся страстным поклонником нашей музыки. Он знал, что неформальные музыканты всегда нуждаются в поддержке и спросил, не смог бы он каким-то образом материально помочь нашей группе. Тут меня и позвали.
Номер его – 333 располагался на 13 этаже. Заходим… а там… прямо посреди большой гостиной стоял огромный стол, буквально ломившийся от яств – заставлен всевозможными солениями, маринадами, фруктами и деликатесами, дорогими иностранными напитками, виданными досель лишь в кино, из жизни загнивающего капитализма. Вокруг стола сидели представители фирмы “Эдвин” в полном составе – все трое: президент фирмы Василий, его зам по финансам Вадим, и зам по безопасности Юра, воин-интернационалист, имевший боевое прошлое.
Нас усадили за стол и повели неторопливый, обстоятельный разговор. По ходу нам было сделано предложение, от которого трудно было отказаться: так как дела у них шли на редкость успешно – все коммерческие операции приносили многократную прибыль, в связи с этим они уже довольно давно муссировали меж собой такие планы. Являясь симпатизантами русскоязычного рокенрола, они вынашивали идею – как-то поучаствовать в процессе его развития и какую-то часть своего бюджета направить на это благое дело. Счастливым образом, на их пути оказался Андрей Лукин.
Вадим поставил в известность своих коллег, дескать “искать нам больше никого не надо, он нашел группу, и эта группа – вот. Мы берем их под свое финансовое крыло”. Спросили про ближайшие планы – я сказал, что на сносях новейший материал, который пора уже бы зафиксировать. Я перечислил ряд необходимых мероприятий: во-первых, мне уже надоело играть на советском “Урале”, очень нравилось, как мастерит инструменты Лёша Бредис – гитарист группы “Равелин” – он сделал себе гитару, и мне очень нравилось, как она звучит, на ней было удобно играть, и вид у неё был соответствующий. Незадолго я уже поднимал с ним этот вопрос: при наличии средств, он был готов смастерить мне гитару. Коллеги согласились с этой статьёй расхода. Вдобавок определили каждому из нас ставку полторы-две тысячи рублей ежемесячно – всем пятерым, плюс оператор. Надо сказать, что по тем ценам это были весьма приличные деньги.
Решали, где записывать новый альбом. Я сказал, что последние три мы записали в Ленинграде, на профессиональном оборудовании, которого в Архангельске никак нет. Делать новый альбом в качестве, уступающем предыдущим, нам не хотелось, и коллеги предложили совсем неожиданный вариант: “Раз в Архангельске ловить нечего, а в Ленинграде выбор всего лишь один, почему бы вам ни записаться в Москве, где много самых разных по оснащению студий. Выберите самую лучшую студию, и мы её оплатим, сколько бы она ни стоила”.
Посчитали, что если мы приедем туда во всеоружии, нам вполне хватит десяти смен по десять часов. На том и порешили. Нам оплатят 100 часов, дорогу, командировочные и проживание. Попросили составить список всего, что нам на тот момент было необходимо, и проставить сумму по каждой позиции. Сделать это попросили буквально завтра…
Такого поворота событий, прямо скажем, я даже не ожидал. Мы поднимались на лифте одними людьми, а спускались уже реально иными. Андрей молодчина: он обладал таким великолепным качеством схождения с людьми, коего на дух не было у меня, да и у остальных участников группы тоже. Ударили по рукам, договорились о встрече на завтра. Подготовили перечень горячих затрат, список участников группы с паспортными данными, чтобы внести их в ведомости, и сразу получить зарплату. Дело было в конце мая. Решили, что будем репетировать на точке два месяца, а в августе – выдвигаемся.
Нам дали сумку с несколькими бутылками французского вина, разными закусками и попрощались до завтра. Мы вышли с Андреем сильно обалдевшие, опьянённые перспективами и направились прямо ко мне, составлять нужную бумагу. Оператором мы назначили нашего друга Игоря Патокина из группа “Шишь”, администратором взяли барабанщика “Аутодафе” Диму Леонтьева.
Насчитали какое-то количество тысяч, просидев до самого утра. Наутро отправились к гитарному мастеру. В то время он работал в конторе, которая занималась ксерокопированием больших форматов. Она располагалась в доме, где жил Андрей Лукин – прямо напротив моего дома. Лёша Бредис там работал оператором большого аппарата, по совместительству выполняя функцию наладчика. Оборудование сложное и точное, требовало идеальной чистоты внутренних органов, на что ежемесячно Алексей получал спирт. В связи с этим мы нередко навещали нашего друга у него на работе, благо жили напротив. Мастерскую по изготовлению гитар он оборудовал там же на месте, чему его начальство совсем не препятствовало. Задача была понятна: нужно было сделать дерево и гриф, поставить настоящие звукосниматели и фирменный блок тремоло Floyd Rose, который в нашем Отечестве никогда не выпускался вообще. Алексей предложил нам зайти через пару дней, чтобы он успел все подготовить, а я б глянул – подходит ли оно мне.
Как и договорились, спустя двое суток пришли посмотреть. Он нашел отличный корпус ярко-красного цвета, по форме такой же как у него; гриф от электрогитары Musima – только Алексей обязался его сделать потоньше. Машинку он заказал на заводе подводных лодок в Северодвинске. В итоге получилось 800 рублей: корпус обошелся в 300, гриф – 150, машинка 300, мне подарили “хороший американский” звукосниматель без опознавательных лейблов, второй звукосниматель Алексей, в качестве бонуса, согласился сделать сам. Через неделю гитара должна была быть уже готова.
В тот же день мы отнесли в 333 номер список предполагаемых нами затрат, на что Вадим даже удивился: «Что-то вы, ребята, поскромничали, составляя смету». На что я ответил, что скромность украшает человека… в общем, испрашиваемая сумма вложений удовлетворила обе стороны. Решили, что пока Бредис делает мне гитару, Андрюха едет в Москву выбирать студию и заключать с ней договор.
На следующий день я явился в Центральный Банк получать первую зарплату на весь коллектив. Было жарко – у меня ни куртки, ни карманов, ни полиэтиленового пакета не было. Вадим спросил меня – как же так – за деньгами ж ведь пришел… Я не знал, что ему ответить… На самом деле, до конца не верил в то, что это произойдёт. Внушительных размеров кипу я завернул в газету и спрятал под футболку, за ремень Джинс.
Через два дня вернулся Андрей и поведал, что студию нашел – по тем временам самую оснащённую и дорогую, во всём Советском Союзе. Называлась она “Петростудио”, как творческое приложение к первому в СССР магазину фирменных музыкальных инструментов “Петрошоп”. Владельца магазина звали Владимир Пругло. Среди своих его звали почему-то Пётр. И все обращались к нему не иначе, как Пётр. А вышли на него так: Андрей вместе с нашим барабанщиком Кораблевым и с Костей Леонтьевым занимались мелким бизнесом, то есть покупали у нас в Архангельске по сходной цене бытовую технику и возили её в Москву… в одну из структур, коей также владел Владимир Пругло.
Студия Петра была уже крайне популярна среди платежеспособной части московской Мельпомены, стоимость часа составляла 25 рублей (сумма адекватная билету на самолет из Архангельска в Шереметьево). Соответственно, тусовались там особо известные персонажи: Филипп Киркоров, шансонье Звездинский, Александр Кутиков. Они параллельно с нами писали свои альбомы. Нас внесли в график с 9 по 18 августа – 10 дней по 10 часов без выходных и каких-либо пауз.
Андрей договорился с Пругло о том, что нам на запись дадут любые инструменты – клавиши, гитары… Зная нашу ситуацию, Пётр сказал, что мастеровая гитара хорошо, конечно, однако не хотел бы Сергей прикоснуться к настоящему инструменту, американской гитаре, самой дорогой во всём магазине, в общем – не было преград вообще никаких – прям как в сказке. Андрюха привёз мне струны Boomers – купил их прямо там, в Петрошопе, и мы пошли к Бредису отмечать это дело. Гитара была уже практически готова и в последствии прослужила мне верой и правдой пятнадцать лет, за что Алексею большое от меня спасибо.
Связались с Рауткиным – дозвонились на Украину. Складывалось как нельзя лучше: в июле они с женой собрались на родину в Архангельск и уже вот-вот идут за билетом. А я к тому времени как раз готовился стать молодым отцом от первой своей жены Лены. Родить она могла уже в любой момент.
Сидели на точке эти дни, репетировали, готовились к записи. Точка находилась в бомбоубежище под архангельским автовокзалом и носила название “Палитра”. Почему-то местные наши остряки переиначили это в “Пол-литра”… Место там было много, и мы свезли туда всё, что можно было собрать – практически все самодельное, либо из стран социалистического, на ладан дышащего, лагеря: всякие там вермоны, форманты и прочие теслы. Мы там дневали и ночевали. Со спонсором нашим, Вадимом, мы сблизились – не разлей вода: он часто заходил к нам на точку не с пустыми руками…
Я позвонил Андрею Тропилло в Ленинград и спросил, как он относится к тому, что следующий OK запишем не с ним, а в Москве. Он обрадовался – почему б не попробовать? К тому же он еще занимал высокий пост в фирме “Мелодия”, и по готовности фонограммы изъявил желание её получить и издать на виниле.
Предстартовая подготовка к записи альбома подходила к концу, мы много репетировали, чтобы не ударить перед москвичами в грязь лицом. “Палитра” была настолько хорошо звукоизолирована, что во время нашей игры никто в здании автовокзала и не подозревал, что за бесовство царит у них под ногами. Нас тоже никто побеспокоить не мог – бомбоубежище было построено с расчетом на прямое попадание авиабомб.
Тут и Рауткин подлетел с семьёй. Мы встретили их в аэропорту, привезли Олега в студию, тут и Вадим подоспел не с пустыми руками. Они познакомились, мы ввели Олега в курс дела, запланировали сгонять в Северодвинск за Лысковским, чтобы упросить его взять пару дней за свой счет. А пока – сидели и поднимали тосты за здоровье учредителей фирмы “Экология Двины”.
Предполагалось, что Рауткин проведет с нами всю неделю, ан – куда там… Собирались с утра, включали усилители, расправляли провода, и естественно – слегка отметить начало трудового дня, а затем следовал слоган “между первой и второй…”. В итоге творческий процесс увядал, под гнётом медного таза; репетиция плавно переходила в состояние “вечера воспоминаний в тёплой, дружеской атмосфере”. Никто по этому поводу особенно не переживал – Рауткин славен был тем, что в студии, слыша готовую фонограмму, он врубался во всё с пол тычка и сразу впевал ликвидный вариант.
Тут и Лена подоспела… В один из дней, а именно 15 июня произнесла своё заветное “кажись, пора”, и я отвёз её в больницу. На завтра, в День медицинского работника у меня появилась дочка Полина Сергеевна. Всей компанией мы поехали к роддому, принялись орать, балагурить, в общем, я стал молодым отцом, а как уехал Рауткин обратно к себе домой – уже и не помню…
Оставшись без Рауткина, мы быстро доделали всё, что запланировали, и в начале августа у нас всё было уже практически готово в голове, что можно уже было вполне себе фиксировать на плёнку. Билеты взяли на 8 августа, чтобы приехать накануне, выбрать инструменты. Время было жёстко определено: за пять дней мы должны были сыграть всю музыку так, чтобы Олег, прилетев из Харькова на два дня, всё спел, и я бы тогда спокойно занялся сведением… Однако сама жизнь вносила в наши планы свои коррективы…
Юра Кораблёв – наш барабанщик, не явился на последний прогон, накануне вылета. Телефонов мобильных еще тогда не было, да и городского телефона у Юры тоже не было – нам оставалось только ждать. На следующий день он явился в аэропорт – бледный, еле стоя на ногах, левая рука перевязана бинтом висит на шее, на повязке проступает кровавое пятно…
В тот день он отпросился пораньше с работы, вышел на автобусную остановку, что вела к нам, и пока ждал автобуса, повстречал своего приятеля, класснейшего барабанщика из групп “Нокаут” и “Равелин” – Александра Харева. Тот шел на день рождения к класснейшему бас-гитаристу Андрею Зубрикову. Он сумел убедить нашего Юру в том, что смысла в последней репетиции перед вылетом он абсолютно не видит, зато не поздравить Зубра с днюхой – куда криминальнее, чем забить на наш последний прогон. Уговаривать его долго не пришлось.
Дальше события развивались совсем косо: битком набитая квартира – все бухие, косые, обдолбанные, принялись наливать вновь прибывшим штрафные, потом еще и еще, через полчаса Юра, и даже через час выйти к нам не смог. Начались всякие споры о том, что говно, а что не говно, вот это настоящий металл, а это попса, а это рок – не рок, совок – не совок, разгорелся спор на грани фола. На Юре была футболка Iron Madden, а кто-то из местных правобережных оппонентов выдвинул контраргумент, типа “а хули тут этот твой айронмэйден, это говно, это не музыка, а дешёвка…”, на что Юра Кораблёв без объявления войны, с размаха врезал оппоненту в нос. Тот упал, затих, празднество продолжалось, но поверженный пришел в себя. Понимая, что в честном бою ему Кораблёва не одолеть, ринулся на кухню, схватил самый большой нож для разделки мяса, подлетел к Юре и нанёс ему удар, целясь в горло. Юра поставил блок, и нож, по самую рукоять вошел ему в левую кисть.
Записал Алексей Вишня
Для Специального радио
Январь 2007
ИЗ ИСТОРИИ ГРУППЫ «ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ». ГЛАВА 9, ЧАСТЬ 2: «YOURBANNY POTAP»
